Личное дело женщины-кошки

– Обижаешь.

– Глянь, откуда я звоню.

– Э… э… от этого Ломейко.

– Хорошо, спасибо, – ответила я и вышла на лестницу.

Надо порасспрашивать соседей. Кто-то ведь платит за телефон, иначе бы его отключили! Значит, здесь живут.

Из квартиры, расположенной напротив жилища Богдана, высунулась смуглая раскосая женщина, похоже, вьетнамка.

– Чирик-чирик-чирик? – настороженно сказала она.

– Здравствуйте, – сказала я.

– Пливета, – ответила иностранка.

– Где ваш сосед?

– Не знаю.

– Давно его видели?

– Не знаю.

– Вы с Богданом знакомы?

– Не знаю, – тупо твердила вьетнамка, не забывая постоянно улыбаться, – мой не говоли, моя не понимай!

То ли женщина и в самом деле не владела русским языком, то ли она прикидывалась, я так и не поняла. Мои попытки объясниться с ней по-французски тоже потерпели крах, пришлось несолоно хлебавши спускаться ниже.

Через полчаса мне стало ясно: здание населяют выходцы из Азии, одни женщины, все не способные к общению. Испытывая глубочайшее разочарование, я позвонила в квартиру, расположенную у выхода из подъезда.

– Ща вломлю, – заревели из-за створки, и на пороге возник мужик, одетый в чудовищно грязный спортивный костюм.

Я взвизгнула и отшатнулась, в руках мордоворот держал здоровенный тесак.

– Ты кто? – хрипло спросил он и воткнул нож в косяк.

– Даша, – представилась я, – Васильева.

– Не боись, – хмуро заявил хозяин, – не трону! Думал, баба моя, сука, назад приперла! Стерва! Дрянь! Пусть только заявится! Не жить ей! Тебе чего?

– Извините, – залепетала я, – в какую квартиру ни позвоню, никто по-русски не понимает.

– Врут, суки, – скривился мужик, – на базаре расчудесно торгуют, лопочут по-нашенски. Просто прикидываются. Тебе чего? Ищешь кого?

– Да. Богдана Ломейко.

Мужик начал скрести затылок грязной рукой.

– Богдана? – произнес он.

– Да.

– Соседа с верхнего этажа!

– Его самого.

– Тю! Так он когда еще помер!

– Богдан умер?

– Ну!

– Давно?

Дядька снова начал орудовать лапой в волосах.

– И не вспомню… Давно… хотя! Стой! Мы с Нинкой тогда свадьбу играть собирались, она всегда сукой была, подавай ей пир на весь мир! Родственников армия, голытьба из деревни, охота на дармовщинку ханку жрать, итит их мать в сапоги! А меня тогда с автобазы пинком под зад турнули. Михалыч, пидор, настучал про левую ездку!

Я терпеливо ждала, пока мужик доберется до сути, а тот особо не спешил.

– Нинка, б…, ох, извини, с языка слетело, только как ее еще назвать? Б… и есть! И мамаша ее такая же, хорошо, скоро померла, сучара! Подняли визг! Свадьбу им! В кафе! С музыкой! Ну я и пошел к Богдану, он хорошо зарабатывал, на мусорке ездил, всегда заначку имел. Богдашка нежадный, дал мне тугрики без расписки. Отшумели мы свадьбу, я все долг ему отдать не мог. Заходил, правда, часто и извинялся, а Богдашка только руками махал:

«Не бзди, мне не к спеху!»

А потом и говорит:

«Слышь, Вовка, у нас место освободилось, хочешь, пошепчусь, и тебя возьмут? Со мной расплатишься и сам из жопы вылезешь!»

Я чуть его целовать не кинулся! На мусорке ездить! Вот удача!

– Работа водителем мусоровоза считается хорошей службой? – изумилась я.

– Дура ты, – снисходительно усмехнулся Вовка, – без блата туда не пролезть. Только своих берут! Чужому даже зариться неча. Хорошие люди по нескольку лет места ждут, да зря, никто оттуда не уходит.

– Что же такого привлекательного в перевозке бачков? Грязная работа, хлеб доставлять, на мой взгляд, приятней. Или троллейбус водить, – продолжала недоумевать я.

– Все бабы идиотки, – оскалился Вовка, – оклад хороший, и возможности! На свалке знаешь чего делают?

– Нет.

– Ну и не надо тебе, – заржал Вовка, – я Богданке в ноги кланяться начал за помощь. Короче, насобирал денег, как ща помню, понедельник был, аванс дали, я его в конверт, к остальным средствам, и Богданку искать. Спрашиваю у диспетчерши: «Ломейко когда вернется?» А она: «Он не выезжал, на работу не явился. Заболел небось». Я сначала не заволновался, домой заначку припер, ну, думаю, пожру и поднимусь к Богданке. А тут! Не звали – прилетели! Менты приперли. Убили Богдана утром рано, в подворотне по башке тюкнули, часы сняли, кошелек унесли. Наркоманы сучьи. Ну я бабе Лизе конверт и отнес, потому что не вор, а честный человек, отдал матери его долг.

– А кто сейчас живет в квартире Богдана?

– Ну… не знаю… никто.

– Где мать Богдана?

Вовка поскреб щетину и заорал:

– Бабка!

Из коридора выползла тощая, замотанная в халат старушка.

– Не кричи, сыночек, – попросила она.

– Те не угодить! То глухая, то говори тихо. Знаешь, где баба Лиза?

– Кто?

– Мать Богдашки.

– Кого?

– Соседа сверху!

Бабушка с невероятным изумлением посмотрела на сына.

– У нас есть соседи? Ах вы ироды, пьяницы чертовы! Продали комнаты, и теперь в коммуналке жить придется?

– Маманька, спокуха! Я про тех! С последнего этажа!

– Нет у нас никаких этажов, – ерепенилась бабка, – не баре! В бараке кукуем, на комсомольской стройке.

– Здравствуй, маразм! – воскликнул Вовка. – Не, ниче не узнать. Мамашка сегодни не в уме. А я только слыхал, что бабу Лизу вроде в больницу свезли.

– Кто ее туда поместил?

– А хрен знает.

– Когда?

– Э… э… не припомню.

– Ладно, – сдалась я, – дайте адрес конторы, где служил Богдан.

– Этта с дорогой душой, пиши, – закивал Вовка, растерявший в процессе нашей беседы всю свою агрессивность.

Глава 17

В Ложкино я вернулась с гудящей головой и сразу налетела на Ольгу, которая отчитывала Банди.

– И тебе не стыдно? – гневно вопрошала Зайка, тряся перед мордой пита пустой миской. – Знаешь, как называется такое поведение? Воровство!

– В чем провинился Бандюша? – спросила я. – Столь ли велико преступление?

Ольга выпрямилась.

– Мне дали рецепт потрясающей маски, она восстанавливает цвет лица. Дело трудоемкое, но оно того стоит. Сначала проращиваешь фасоль, потом перемалываешь ростки, вернее, растираешь их в фарфоровой ступке пестиком до состояния пюре, добавляешь мелко нашинкованную капусту, опять растираешь… Понимаешь, как это хлопотно! И только я сделала маску, как…

– Можешь не продолжать, – улыбнулась я, – пес ее съел. А ты уверена, что разбойник именно Банди?

Ольга швырнула пустую миску в раковину.

– А кто еще? Хуч и Черри даже близко не подойдут к подобному лакомству, Снап ненавидит любые овощи, остается Банди, вот он способен слопать все, что не приколочено! И ведь оставила ненадолго, решила сначала чаю попить, а потом собой заняться. Поднимаюсь в спальню: маски нет, паркет слюнями измазан, я поскользнулась и больно стукнулась! Наверное, пит миску перевернул, а потом пол вылизывал. Вор!