Личное дело женщины-кошки

– Ну ваще! – только и сумел ответить Дегтярев.

– Раса? – вдруг спросил доктор.

– Чего? – насторожился толстяк.

Я откашлялась.

– Насколько понимаю, надо сообщить о цвете кожи! Странный, неполиткорректный вопрос!

– Это для диссертации, – бесхитростно пояснил Петр Ильич, – я собираю материал для докторской, скоро защита, тема «Влияние постсиндромного сдавливания субъекта в момент особой психической напряженности и когнитивной раздражительности объекта изучаемой ситуации». [6]

6

Фраза не имеет смысла, полнейшая белиберда.

Я затрясла головой.

– Меня никто не сдавливал, – испугался полковник.

– Так еще все впереди, – сказал Петр Ильич, – еще попадетесь! Ну да что мы все впустую болтаем. На что жалуетесь?

– Пусть она выйдет! – жалобно попросил толстяк.

– Посторонние, покиньте помещение, – велел Петр Ильич.

Я дернула плечами.

– Пожалуйста!

– И плотно закрой дверь, – крикнул Дегтярев, – а то встану и проверю, как захлопнула!

– Конечно, – совершенно спокойно ответила я и громко стукнула створкой о косяк.

Никогда не подслушиваю чужие разговоры, ну разве только в самых крайних случаях, и сейчас настал именно такой. Что хочет скрыть от меня полковник? Зачем он вызвал кандидата сумасшедших наук? Есть замечательный способ узнать подробности! Наивный Дегтярев полагает, что подслушать можно только из коридора! О, как он ошибается. В его спальне есть камин, второй стороной он выходит в библиотеку. Если сесть там в кресло, то будет замечательно слышно все, о чем говорят в соседней комнате.

Не теряя ни минуты, я заняла нужную позицию и стала незримой свидетельницей диалога толстяка с психиатром.

– Доктор, я схожу с ума, – заявил полковник.

– Кто может определить грань между нормой и безумием! Если вдуматься, то поймешь: все человечество психически нестабильно, – философски заявил врач.

– У меня глюки, – продолжал Дегтярев.

– Мыши, зеленые человечки? – заинтересовался Петр Ильич.

– Подушка, – коротко ответил полковник.

– Кто? – изумился психиатр. – Это которая под голову?

– Нет, треугольная, коричневая, ползает по комнате. Вчера была одна.

– А сегодня?

– Их стало много, но остальные маленькие, крохотные, словно инопланетяне из фильма «Кошмар планеты Ру».

– Значит, сначала была одна, а затем она раздробилась?

– Нет, – занервничал толстяк, – крупная осталась, и, похоже, она им мать. Лежу себе тихо, читаю и вижу, вползает из коридора, звук издает – чавк, чавк, чавк!

– Чмок, чмок, чмок, – ожил врач.

– Нет! Чавк, чавк, чавк!

– Ладно, не волнуйтесь, – с ангельским терпением повторил Петр Ильич.

– Не верите мне?

– Что вы! – заегозил психиатр. – Обычное дело, входит подушка и говорит: «Чмак, чмак». Сто раз подобное видел, они и ко мне являются. Чмак, чмак!

– Чавк!!! Чавк!!! – заорал Дегтярев.

– Мариночка, дай микстурку! Да не больному, смажешь клиническую картину, а мне, – распорядился Петр Ильич. – Значит, чавк, чавк! А дальше?

– И тут они к ней ринулись! Со всех сторон!

– Кто?

– Подушата! Мелкие, я плохо без очков вижу, – признался Дегтярев, – со всех лап понеслись!

Я поудачнее уместилась в кресле, интересно, где у улитки лапы!

– Она им мать, – бубнил толстяк, – они ей дети!

– О! – воскликнул Петр Ильич. – Вот и репа!

– Вы о чем? – осекся приятель.

– В смысле корень. Репа – корешок. Понятно?

– Вообще ничего! Доктор, я псих?

– Ну что вы, голубчик! Просто вы попали в трансцендентальную яму транспораженного измененного сознания. [7] Как проходили ваши роды?

– Мои роды? – забеспокоился приятель.

7

Страшная глупость без смысла.

– Да, да!

– Но я никого не рожал! – заголосил ополоумевший Дегтярев.

– Конечно, конечно, спрашиваю по-другому: как вы родились на свет?

– Ну… как все.

– Естественным путем?

– А можно вылезти через нос? – обозлился полковник. – Или через ухо?

– Дружочек! Ваша агрессия говорит о глубоко запрятанном комплексе материнского отторжения вкупе с обострением эдиповой шишки. Родить можно и посредством кесарева сечения.

– Я не в курсе деталей.

– Мама не говорила о родах?

– Нет!

– Никогда?

– Нет!!

– Или вы отторгали информацию?

– Нет!

– Хм! Ясно! Потеря эмоциональной связи, отсюда и навязчивые видения. Эллипсовидное сознание, искривленное наподобие дуги Вольта, сильно затрудняет протекание чистой психики по каналам, вследствие этого…

– Доктор, я ни черта не понимаю, – взмолился Дегтярев, – попроще, пожалуйста.

– Но примитивнее некуда! Ладно, вы страдали от отсутствия материнской любви, поэтому сейчас и видите подушку, она символизирует вашу мать!

– Вашу мать! – рявкнул полковник. – И как долго эта мать тут ползать будет?

Глава 18

– В спальне никого нет, – замогильным голосом завел Петр Ильич.

– Вообще?

– Ну да! С вами шутит подсознание.

– Но вы здесь!

– Я про подушку! – терпеливо объяснял психиатр. – Мариночка, скажи, ты видишь постельную принадлежность?

– Да! – бойко ответила медсестра.

– Где? – взвизгнул Дегтярев.

– У вас под спиной целых три штуки, – живо констатировала Марина, – в наволочках.

– Это не она, – с явным облегчением заявил Александр Михайлович, – та коричневая, вверх торчит.

– Фаллический символ, – не упустил момента сумничать Петр Ильич, – воплощение отца по отношению к матери. Жажда убийства. Вы никогда не хотели уничтожить человека?

– Раз пять в неделю испытываю острое желание, – признался полковник, – в особенности когда наш… кхм… совещание проводит… но это к делу не относится.

– Голубчик, – запел Петр Ильич, – давайте поговорим! Вам плохо! Вас не понимают.