Личное дело женщины-кошки

Последний раз отругав ни в чем не повинного пса, Зайка ушла. Я посмотрела на грустного Банди, открыла коробку с жирным, строго-настрого запретным для собак печеньем курабье и начала совать его в пасть мигом ожившего питбуля, приговаривая при этом:

– Ничего, люди тоже порой становятся жертвами поневоле. Вроде ты виноват, а на самом деле нет!

Раздался звонок в дверь.

– Иду! – заорала Ирка, шаркая тапками. – Кто там? Здрасти! Вы к кому?

– Вызов поступил от Дегтярева Александра Михайловича, – ответил незнакомый мужской голос.

– Дарь Иванна, – завопила Ирка, – к полковнику «Скорая»!

– Куда идти? – продолжал тот же баритон.

Я, забыв про Банди, понеслась, перепрыгивая через две ступеньки, в спальню полковника.

Александр Михайлович лежал на диване с газетой в руке.

– Тебе плохо? – еле переводя дух, спросила я.

– Нет, – слишком бодро ответил Дегтярев, – только насморк и кашель!

– Но ты вызвал «Скорую»!

– Я? – старательно изобразил изумление толстяк.

– Ну не я же!

– Не звонил врачам.

– А они приехали!

– Да ну?

– Правда, уже идут сюда!

– Ах вот оно что, – сказал Дегтярев, – сегодня я беседовал с Ваней, он меня замещает на время болезни, я сообщил ему про грипп, вот он и забеспокоился, прислал в Ложкино бригаду.

– Больной здесь? – послышалось из коридора.

– Иди, иди, – нервно сказал Дегтярев, – еще заразишься.

– Нет уж, постою тут, – уперлась я.

– Добрый вечер, – сказал врач в голубом халате, входя в спальню, – где Дегтярев Александр Михайлович?

Хороший вопрос, если учесть, что в комнате, кроме доктора, находятся мужчина и женщина.

– Это я, – ответил полковник.

Врач сел на стул, раскрыл чемодан, вытащил из него какие-то листы и приступил к процедуре изучения больного.

– Дегтярев Александр Михайлович?

– Да, – кивнул толстяк.

– Ваша фамилия?

– Простите? – растерялся полковник.

– Фамилию назвать можете?

– Чью? – изумился приятель.

– Вашу!

– Дегтярев, – растерянно заявил толстяк.

– Имя!

– Александр Михайлович.

– Отчество?

– Но я же ответил, – начал беспокоиться приятель, – Александр Михайлович!

– Я отлично слышал и записал имя, но теперь надо отчество, – слишком ласково заулыбался врач, – не волнуйтесь, если забыли, сейчас вспомните. Ну…

– Александр Михайлович, – тупо повторил Дегтярев.

– Ай-яй-яй, – покачал головой врач, – еще разок! Нуте-с, как именовали вашего папеньку? Ну? Ну? Ну?

– Михаил Петрович, – после небольшого колебания заявил полковник.

– Значит, его отчество?

– Петрович!

– Вот видите, – удовлетворенно закивал эскулап, – вот и славно! Так и запишем в анкете! Никогда не стоит пугаться потери памяти. В конце концов, если забудете все, даже интересно потом заново вспоминать!

– Погодите, – влезла я в дивную беседу. – Человека на кровати звать Дегтярев Александр Михайлович. Вы сейчас неправильно указали данные.

Доктор глянул на листок.

– Не путайте меня. Дегтярев Александр Михайлович осуществил вызов психиатра, а болен Дегтярев Михаил Петрович!

– Он давно умер! – подпрыгнул полковник.

– Кто? – вытаращил глаза врач.

– Михаил Петрович!

– Что вы говорите! – затряс головой эскулап. – Ну надо же! Во всем пробки виноваты! Водители теперь пошли хамы, машину со спецсигналом не пропускают! Примите мои глубочайшие соболезнования, я мчался сюда, движимый искренним желанием помочь страдающему человеку, но опоздал! Смерть до прибытия для многих врачей рутина, но для меня трагедия!

– Михаил Петрович скончался давно, – попыталась я внести ясность.

– Когда? – повернул голову врач.

– Не знаю, – пожала я плечами, – мы не встречались.

– Но он утверждает обратное, – ткнул в полковника психиатр.

– Вас как зовут? – решила я ближе познакомиться с полоумным доктором.

– Э… э… как Моцарта, – неожиданно ответил врач.

– Вольфганг Амадей? – вытаращила я глаза.

– Петр Ильич, – внезапно заявила молчавшая до сих пор медсестра.

– Но это Чайковский, – растерялась я.

– Верно, верно, – замахал руками врач, – я путаю композиторов. Ха-ха-ха! Бывает. Не обо мне речь. Начнем сначала. Кто болен? Как его фамилия?

– Дегтярев, – бормотнул полковник.

– Имя?

– Александр, – живо ответила я.

– Отчество?

– Михайлович, – простонал толстяк.

– Ой, как интересно, – обрадовался Петр Ильич, – и вызывал нас тоже Дегтярев Александр Михайлович! А кто умер? И куда подевался Михаил Петрович?

Полковник начал багроветь, а я быстро сообщила:

– Он внизу кофе пьет!

– С ума сошла! – подскочил Дегтярев. – Отец давно на кладбище лежит!

– Значит, Михаилом Петровичем займемся позже, – склонил голову набок доктор.

– Да, да, – закивала я.

– Сначала разберемся с тем, кто лежит на диване? – уточнил врач.

– Верно, – восхитилась я.

– Отлично, фамилия?

Я икнула.

– Дегтярев.

– Имя?

– Александр.

– Отчество?

– Петрович, – вырвалось у меня.

– О! У нас уже третий Дегтярев! – обрадовался Петр Ильич. – Александр Михайлович, Александр Петрович и Михаил Петрович. Семья! Я давно заметил, что психические сбои заложены генетикой.

Я вспотела, полковник затравленно смотрел на эскулапа, медсестра открыла чемоданчик, вытащила из него пузырек, накапала из него в стеклянный стаканчик, лихо выпила микстуру и сказала:

– Петр Ильич, не заморачивайтесь! Это у нас последний вызов! Оформляйте их группой.

– Молодец, Мариночка, – похвалил врач, – верно. Едем дальше по анкете. Ваш пол!

– Чей? – проблеял полковник.

– А кто у нас заболел? – засюсюкал Петр Ильич. – Мальчик? Девочка?

– Дедушка, – хихикнула я.

– Мужчина, – буркнул Дегтярев, – неужели не видно?

– Первичные признаки, позволяющие сделать вывод о вашей половой принадлежности, скрыты одеялом, – высказался врач.