Лицом к лицу
Шрифт:
– Вот и ладно. Переваривай, а я покурю, - Юрий Иванович снова сел. Закурил.
Юра неуверенно потянул у него из рук зажигалку. Оглядел ее.
– Газовая. У вас таких нет, - вновь громко пояснил Юрий Иванович и пальцами изобразил пламя.
– Не кричите, - поморщился Юра.
– Я не глухой.
Он внимательно осмотрел бумажные деньги, потом каждую монету, заметил вполголоса, что одна двухкопеечная и две копеечных еще нынешнего времени, спросил, когда была проведена реформа и зачем, - на это Юрий Иванович не сумел ответить. Вернул деньги, велел Юрию Ивановичу вытянуть правую руку, нашел между указательным и средним пальцами белое пятнышко - в седьмом
– Все равно не верю. Вы все подстроили, - зажал лицо в ладони.
– Этого не может быть.
– ...потому что не может быть никогда?
– ехидно уточнил Юрий Иванович.
– А еще считаешься начитанным. Путешествие во времени - это же затасканный, бродячий литературный сюжет. Кто только об этом не писал: Маяковский, Булгаков, Уэллс, Лем, Твен, Бредбери...
– Бредбери? Американец?
– Юра насторожился.
– Он нытик-пессимист. Выпрямился.
– И вообще, все эти путешествия во времени - выдумки!
– Хороша выдумка!
– мелко затрясся в смехе Юрий Иванович. Похлопал себя по гулкому животу.
– Пощупай, вполне материально.
Юра брезгливо скривился. Посмотрел ненавидяще.
– Неужели вы думаете, что я стану вот таким...
– в голосе было отвращение, "Лысым толстяком", - догадался Юрий Иванович, Но этого Юра сказать не решился. Выбрал неожиданное: - Таким оборванцем.
– Оборванцем?
– поразился Юрий Иванович. Оглядел себя.
– Странно. Ты же всегда был пижоном. На людях лицемерил, а в душе завидовал стилягам. Вот и сбылась твоя мечта, я стал стилягой. Стилягой будущего. Конечно, вид немного хипповый, но это не беда, так даже модней. Чем я плох?
– Вскочил, подбоченился ернически.
– Пиджак - японский, рубаха - французская. Чистый нейлон, смотри. Правда, в наше время нейлон уже не котируется...
Юра покосился, и в глазах его слабым отсветом блеснуло любопытство.
– Ага, зацепило, - торжествовал Юрий Иванович.
– Вот эти спецовочные штаны, они называются джинсы, лет через десять станут твоей главной мечтой. Смотри, любуйся, - повернулся спиной, забросил полы пиджака, похлопал себя по заду.
– Вот ярлык, лейбл. Штатовские. Из-за них ты будешь слюни распускать, моралист дутый...
– Неправда это! Все неправда!
– с отчаяньем выкрикнул Юра.
– Я вам не верю. Ничему не верю! Не может быть, чтобы я превратился в вас!
Саид на волейбольной площадке вытянулся в струнку, посмотрел в сторону Бодровых из-под ладони. Юрий Иванович оправил пиджак, вяло помахал учителю рукой - все в порядке, дескать.
– Лицом к лицу лица не увидать, большое - и добавлю: ничтожное видится на расстоянии, - щеки и лоб Юрия Ивановича вспотели, точно их смазали вазелином.
– Хочешь еще доказательств?
– Он сел на скамейку напротив. Достал платок, отерся.
– Могу рассказать несколько эпизодов из твоей жизни. Только это будут неприятные эпизоды. Именно они запоминаются. Хорошее забывается, а плохое житья не дает. Рад бы забыть, да... Рассказать?
– поглядел требовательно и с болью.
– Ну-ну, послушаю, - Юра всунул руки в карманы брюк, качнулся.
– За комсомольское собрание, когда влепили Владьке выговор, не стыдно?
– А-а, вас Борзенков подослал, - понимающе закивал Юра, но видно было, он растерялся: не ожидал, что пухлый бородач знает такое.
– Владька хотел навязать реакционные взгляды...
– Ладно, вижу ты еще не созрел, - перебил Юрий Иванович.
– В наше время генетику, о которой догадывался Владька, изучают в школе, а кибернетику
Юра заерзал, вытянул из карманов руки, отвел глаза; из-под воротника, по шее, заливая лицо, расползалась густая вишневая волна.
– Хорошо, пощажу. Но вот одну пакость я себе, а значит, и тебе, простить не могу. Помнишь, Цыпа со своими шакалами поймал тебя в кинотеатре и приказал не ходить за Лариской? Ты не отворачивайся, не отворачивайся! Юрий Иванович схватил его за подбородок, развернул к себе.
– А ты, здоровый, сильный, заюлил, задрожал, наврал зачем-то, что с Лариской дружит Владька, и еще гадостей каких-то насочинял. Помнишь?
– стиснул подбородок Юры, тряхнул слегка.
– А помнишь, как в душе подленько радовался, когда Цыпа Владьку избил? Ты, народный трибун, обличитель трусости, безнравственности... Мразь!
– и, неожиданно для себя, ударил Юрку по щеке.
– Э! Э! Не сметь!
– гневно и гортанно раздалось за спиной.
Юрий Иванович оглянулся. Юра вскочил, жалобно улыбнулся.
– Ничего, Саид Хасанович, не беспокойтесь.
– За что вы его ударили?
– физрук коршуном налетел на выпрямляющегося Юрия Ивановича, вцепился в руку, заломил ее.
– Не надо, Саид Хасанович, я сам виноват, - Юра втиснулся между ними, попытался плечом оттолкнуть учителя.
– Познакомьтесь, Саид Хасанович, это... мой дядя.
– Дядя, не дядя - на имеет значения, - Саид, остывая, разжал пальцы. Бить - не метод.
– Иногда метод. Особенно пощечина мужчине, - деловито возразил Юрий Иванович.
– Пусть требует сатисфакции, если я не прав, - потер предплечье.
– Ну и хватка у вас. Железная, - покачал восхищенно головой.
– Не ожидал... Не ожидал, что вы вступитесь за Юрку, - положил руку на спину вздрогнувшему, съежившемуся Юре, подтолкнул его.
– До свидания. Я вас очень уважаю, Саид Хасанович.
– Отойдя, оглянулся, сказал весело: - Сбудется ваша мечта: вон там, - показал на торец школы, - построят спортзал. Верьте мне!
Юра, вывернувшись из-под его ладони, прошептал с желчным удовольствием:
– Саид подумает, что вы чокнутый.
Юрий Иванович помолчал, глядя в землю.
– Не исключено. Действительно, нехорошо получилось, - согласился без раскаяния в голосе и переменил тему: - Сейчас заскочишь домой, возьмешь деньги. Они у тебя в "Капитале" Маркса хранятся...
– Откуда вы знаете про "Капитал"?
– перебил Юра.
– Ты купил его, когда увидел в магазине Синуса, - начал было спокойно Юрий Иванович и возмутился.
– Все время забываешь, что ты - это я! Начинай привыкать... Возьмешь деньги и пойдем в чайную, потому что я зверски хочу есть.
– В чайную не пойду!
– решительно заявил Юра.
– Там пьют.
– И-э-эх, - протяжно вздохнул Юрий Иванович, - если бы это пугало тебя и в дальнейшем.
4
В почти пустой, с дешевой старомодной роскошью, чайной - плюшевые шторы, копии голландских натюрмортов в бронзированных под золото рамах (тусклое серебро, лимоны, бокалы, дичь) - Юрий Иванович облюбовал дальний столик у окна. Усадил Юру под разлапистую пальму с острыми, жесткими, точно пластмассовыми, листьями.
– На, читай пока. Это все, что осталось от твоего творчества, - вынул из заднего кармана листок сочинения, положил на скатерть. Припечатал ладонью.
– Когда дойдешь до строчек, что у нас нет "лишних людей", посмотри внимательно на меня. Но думай о себе.