Лихие. Депутат

Мы входим в клуб, и нас сразу же окутывает волна тепла, смешанного с ароматами дорогого парфюма, сигар и шампанского. Звуки хаус-музыки бьют в грудь, как пульс, заставляя сердце биться быстрее. Настя громко смеется, и я чувствую, как все вокруг оборачиваются, чтобы посмотреть на нас. Мы — центр вселенной в этот момент. М-да… Это все шампанское. Пить его после коньяка — плохая идея, но втыкает знатно. Словно крылья за спиной выросли.

Бармен с ловкостью фокусника готовит нам коктейли. Я заказываю бутылку Krug Grande Cuvee, потому что сегодня не день для экономии. Настя берет бокал, ее губы касаются края, и я вижу, как она прищуривается, наслаждаясь вкусом. Мы чокаемся, и звон бокалов тонет в грохоте басов.

Танцпол. Почти сразу мы идем размять кости, и Настя начинает двигаться. Ее тело извивается в такт музыке, как будто она родилась для этого. Я беру ее за руку, и мы танцуем вместе. Рядом срабатывает вспышка фотоаппарата, и охрана тут же бросается на папарацци. Не дай бог, снимки опубликует какой-нибудь желтый журнал, и его подсунут жене. Ей-то я сказал, что еду на переговоры в Лондон… Скандал будет до небес.

Пленка засвечена, папарацци на руках выносят из клуба. Можно танцевать дальше.

Рядом извиваются какие-то итальянцы в ярких рубашках, араб в белом костюме с золотыми часами и пара англичан, которые уже едва стоят на ногах. Но нам нет до них дела. Мы — в своем мире. Настя подходит ближе, ее горячее дыхание на моей шее, и я чувствую, как адреналин бьет в виски.

Бутылки шампанского летят на наш стол одна за другой. Мы пьем, смеемся, танцуем. Настя берет микрофон у диджея и начинает петь под песню, которую я не узнаю, но это не важно. Ее голос, немного хриплый от шампанского, звучит так, будто она звезда. Да… А я прилично накидался, оказывается… Да и она тоже, иначе зачем полезла танцевать на стол, к вящему восторгу арабов и итальянцев, которые пока не привыкли к русскому разгулу.

Часы показывают три утра, но вечеринка только набирает обороты. Мы сидим за столом, вокруг нас бутылки, бокалы и окурки сигар. Настя кладет голову мне на плечо, и я чувствую, как ее тело расслабляется. Она шепчет что-то мне на ухо, но я не могу разобрать — музыка слишком громкая. Но это не важно. Я знаю, что она говорит.

Мы выходим из клуба под утро. Воздух холодный, но мы не чувствуем этого. Идем по пустынной улице, смеемся, спотыкаемся, держимся за руки. Настя говорит, что это был лучший вечер в ее жизни. И я знаю, что она права. Потому что в этот момент я чувствую себя живым. Настоящим.

И где-то там, за горами, уже всходит солнце. И тут раздается звонок сотового. Блядь!

— Сергей Дмитриевич, вас! — охранник протягивает мне трубку спутникового телефона. — Срочно!

— Господин Хлыстов? — услышал я голос, который не хотел бы слышать никогда. — Генерал Месяцев из ФСБ беспокоит. Помните такого?

— Ну! — недовольно ответил я. — Я на отдыхе.

— Все, отдохнул! Срочно возвращайся! — переходит на ты генерал. — В Москве захват заложников.Террористы требуют тебя. И мне почему-то кажется, что они все знают.

Глава 21

Вот и отдохнул, называется. Самолет приземлился в Шереметьево уже через несколько часов, и прямо оттуда я поехал на Лубянку. Даже Ленке звонить не стал, пусть думает, что я в командировке. А то еще волноваться начнет, а я ужасно не люблю, когда она волнуется.

Жалкий огрызок великого и страшного КГБ все еще носит название Федеральная служба контрразведки. В привычное ФСБ его переименуют через пару месяцев, но это мало на что повлияет. До своих предшественников этим ребятам как до неба. У Судоплатова с Абакумовым театры в центре Москвы не захватывали. Да и с ваххабитами, простыми парнями с Ближнего Востока вопросы решали на раз, не обращая внимания на вой правозащитников. Вон, когда наших дипломатов в Бейруте захватили, родственнику террориста перехватили горло, отрезали хер, в рот забили, а тело к воротам дома подбросили. И дипломатов тут же вернули с извинениями. А еще была история с пиратами, которые напали на советское судно где-то в Малаккском проливе. Туда же спустя год отправился корабль, замаскированный под торговый, набитый спецурой, которая мигом покрошила всех пиратов, посмевших ночью залезть на борт.

Совпадение? Не думаю. А эти… То ли террористический хер отрезать больше некому, то ли у самих в штанах пусто… В общем, разруливать за них придется мне, и есть ощущение, что уйти оттуда живым будет крайне сложно.

А ведь события понеслись вскачь, смяв время, словно деревенскую гармошку. Не было такого в моей прошлой жизни. Там террор существенно позже начался. Значит, вот как мое появление повлияло. Удивительно даже, как история может непредсказуемо меняться. Не сказать, что меня это радует, потому что придется в этих событиях принять самое непосредственное участие. Отказаться? Да черта с два мне позволят. У меня просто выбора нет, иначе вся моя сегодняшняя жизнь будет спущена в унитаз. Судьба — индейка, а жизнь — копейка. Такую веру я исповедовал в прошлой жизни. Вот и придется башку на кон поставить, как будто проигрался в карты компании катал.

Длинные коридоры, обшитые деревянными панелями, я почти пробежал. Да тут все сегодня двигались быстрым шагом, едва не переходя на бег. Это славное заведение стояло на ушах. Еще бы, так обосраться. А вот и оперштаб. Куда меня ведут? В кабинет главы службы? Да ну на фиг! Останавливаюсь, прихожу в себя и выдыхаю. Иначе они прочтут на моем лице все, что я о них думаю. А оно мне надо? С чекистами ссориться себе дороже. А уж с главой ведомства, Степановым, тем более. Этого человека еще ожидает стремительный взлет.

— Заходите, Сергей Дмитриевич, — махнул рукой генерал, полный мужик в очках. Да, этот хер не отрежет… Непохож он на чекиста, уж больно манеры культурные.

— Приятно, когда тебя узнают, — аккуратно ответил я. — Но не сегодня.

— Да, радостного мало, — кивнул Степанов с серьезным видом. — Присаживайтесь. Вас сейчас введут в курс дела.

Я мельком оглядел кабинет. Ну, так себе, ожидал большего… Бедно, но чисто. Застывший советский стиль, исполненный мрачной торжественности. Длинный Т-образный стол, за которым сидит десяток людей в штатском с чрезвычайно озабоченными лицами. Зеленое сукно, множество допотопных телефонов без диска и вездесущие деревянные панели на стенах, придающие кабинету вид гроба изнутри. Портрета Дзержинского на стене не хватает. Висел бы, подумал, что меня закинуло еще дальше во времена СССР.

— Генерал, повторите для Сергея Дмитриевича, — сказал Степанов. — Только коротко.

— Если коротко, — на меня посмотрел невысокий человек с намечающейся лысиной, прикрытой прядью волос. — Если коротко, то отряд террористов с Ближнего Востока захватил МХАТ и удерживает артистов и зрителей в качестве заложников. Малая сцена — двести тридцать шесть человек и двадцать три актера. Состав банды — тринадцать боевиков. Вся сборная солянка — арабы, кого там только нет. Требуют на переговоры вас.

— А зачем я им, стесняюсь спросить? — задал я до невозможности наивный вопрос, ответ на который уже знал. Но надежда меня не оставляла…

— Тот взрыв в Грозном, — пояснил оставшийся неизвестным генерал. — У них там погибли отцы и братья. Они хотят отомстить.

— Вы меня им на расправу выдать хотите, что ли? — удивился я такой наивной простоте. — Ну и зачем бы мне на это соглашаться? Я из Грозного еле ноги унес, между прочим, и пулю в башку схлопотал. Я, вообще-то, человек бизнеса, не военный ни разу.