Лихой гимназист

Как бы меня не донимал надзиратель, но вначале я решил попробовать уладить наши разногласия мирным путём. А для этого надо было продемонстрировать, что условия у меня приемлемые, проблем не имею, порядки соблюдаю, и если нужно, подмаслить. Я надеялся, это даст мне некоторую свободу от постоянно слежки.

Я усадил гостей за стол и вскипятил на керосиновой горелке чайник, попутно болтая о всякой ерунде. Доктор попросил разрешения осмотреть квартиру. Все подозрительные вещи я держал под замком, так что бояться было нечего, и мы с ним прошли в спальню и в санузел, который подвергся особенно тщательному осмотру.

— Спасибо вам за вашу заботу, — я сунул доктору две пятирублёвые ассигнации. — Надеюсь, моё жильё соответствует требованиям.

— Лишнее это, — произнёс доктор, мгновенно пряча банкноты во внутренний карман сюртука, — но спасибо. У вас очень хорошая квартира, санитарным нормам соответствует полностью. Так и запишем.

Когда мы вернулись за стол, доктор снова похвалил меня за поддержание чистоты и порядка.

— А я люблю, знаете ли, порядок, — сказал я. — Сколько болезней вокруг, а всё из-за чего? Из-за того, что люди порой не соблюдают элементарные нормы гигиены. А жили бы чище, глядишь, и здоровее бы были. Так что, чистота и порядок — прежде всего.

— Очень верные мысли, — согласился доктор. — Не представляете, в каких условиях живут гимназисты победнее. Даже с родителями, бывает, живут, и то не следят за чистотой. Все бы рассуждали как вы.

— Только плохо, что одни живёте, — сухо заметил Андрей Прокофьевич, — без надзора и попечительства. Да и письмо от батюшки вашего никак до нас не дойдёт.

— Что есть, то есть, — сказал я. — К сожалению, обстоятельства сложились не лучшим образом. В ссоре мы с батюшкой.

— Что значит, в ссоре?

— А то и значит. Дело семейное, знаете ли. Живу один, верно. Так мне, наоборот, спокойнее и больше времени остаётся для учёбы.

— И для вечерних гуляний, — добавил Андрей Прокофьевич.

— Разве ж запрещено в гости к родственникам ходить? Вернулся-то я вовремя, — напомнил я.

— Не возбраняется. Только мне думается, вы не к родственникам в гости ходили. Клуб, наверное? Ну да неважно. Всё равно не возбраняется. Пока. Но инспектору придётся доложить о вашем одиночном образе жизни.

— Разумеется, это ж ваша обязанность, — улыбнулся я.

Долго гости не задержались. Полчаса посидели и отчалили. Доктор спустился вниз, а я остановил надзирателя на лестничной площадке.

— Понимаю, Андрей Прокофьевич, служба ваша требует докладывать о таких вещах, но ведь можно договориться, — с улыбкой не устах я сунул ему в руку две пятирублёвые банкноты. — Живу я сам по себе, никого не трогаю, никому не мешаю. Наверное, есть ученики, которые сильнее нуждаются в вашей опеке.

Надзиратель секунд пять стоял и смотрел на меня, и в этот момент показалось, что он не возьмёт деньги, а потом он сунул ассигнации в карман, и я понял, что всё нормально.

— Понимаю вас, Алексей Александрович, — сказал он, — но доложить-то надо что-то. Да и письмо это, знаете ли… необходимо.

— А вы доложите, что я на подселении у уважаемого пожилого господина. А письмо от отца я сам напишу. Как вам такая мысль?

— Хорошо, давайте решим так, — произнёс надзиратель.

— Ах да, и если снова с визитом соберётесь, будьте любезны сообщить заранее, — я смотреть в глаза надзирателю, и тот как будто даже смутился. — Только торопиться не стоит, ладно?

— Разумеется. До встречи в понедельник, Алексей Александрович, — торопливо произнёс он, словно желая поскорее закончить разговор, и пошёл вниз по лестнице.

А мне оставалось надеяться, что надзиратель, почуяв запах денег, не повадится ходить сюда слишком часто. Иначе придётся действовать другими методами, а то с этими проверками и разориться недолго.

Воскресный день выдался тёплым, близилось лето, в шинели уже было жарко, а в кителе — пока прохладно, но всё лучше, чем ходить, обливаясь потом. Тем более, к прохладе я уже привык.

После обеда я отправился на пустырь возле речки за кладбищем, чтобы попрактиковаться в заклинаниях.

В основном я занимался метанием сгустков стихии. Эта техника называлась «кулак тьмы». Я бил по деревьям, тренируя скорость и силу чар. Старался произносить заклинания как можно быстрее и выйти на такой уровень, когда их даже проговаривать про себя не придётся — достаточно будет лишь подумать и сосредоточить волю. Это напоминало тренировки в боевых искусствах: вначале следишь за тем, как держать руки, как двигать ногами и корпусом, а потом доводишь действия до автоматизма.

Но кроме атакующих, изучал я и другие техники. Дома я много упражнялся с усилением предметов, используя для опытов пули, найденные в кабинете Оглобли.

Вначале ничего не получалось. Первые два кусочка свинца просто растворились, следующие три напитать стихией удалось, но они после данной процедуры стали источать тёмную дымку, которая прожгла углубление в столе, а через несколько часов полностью выветрилась. И только на шестой раз я сделал всё правильно.

Теперь я имел усиленную пулю, осталось провести испытания. С собой я захватил пеппербокс, в одном из стволов которого был заряжен тот самый свинцовый шарик, напитанный тёмной стихией. Найдя дерево в обхват толщиной, я пальнул в него с десяти шагов. Пуля прошила насквозь ствол, а вокруг входного и выходного отверстий образовалась чёрная корка. Выпущенная даже из такой маломощной пукалки, она обладала огромной пробивной способностью. Но и это не всё. Считалось, что напитанные тёмной стихией пули эффективны против заклинателей — в этом и было их основное преимущество.

Целебные чары я тоже на досуге опробовал. Для этого пришлось нанести себе небольшой порез. Рана затянулась довольно быстро, хотя ощущения были не из приятных.

Так же меня заинтересовала техника прыжков в пространстве. Я придумал, как построить на ней тактику боя, и потому стал практиковать заклинания, позволяющие это делать. Само собой для начала пришлось осваиваться с техникой изменения, которая так же применялась и в защите.

Тренировка заняла много времени. Час был уже поздний, когда я, оставив в прибрежных зарослях несколько опалённых стихией деревьев, отправился домой.

Все эти дни я нет-нет, да вспоминал о девушке, которую спас от рук пьяного офицера. Хотелось встретиться с ней ещё раз и познакомиться поближе со всеми вытекающими, но как назло, больше мы с Машей не пересекались.

В понедельник утром я, как обычно, позавтракал бутербродами с чаем, собрался и вышел. На улице было ещё прохладно, но чистый ясный небосклон, по которому карабкалось солнце, говорил о том, что днём ожидается потепление. Времени до начала уроков, а точнее молитвы, которую мне всё же пришлось посещать, было много, и я решил прогуляться пешком.