Литературная Газета 6252 (№ 48 2009)

(Аввакум – Епифанию)

…Меня уносит шитик Аввакума

в таинственную водную пучину.

Седые волны ангельского шума

Меня покрыли. Так ли мир покину –

река сглотнёт почившего во Бозе.

Но Он и здесь ко мне проявит жалость –

И на пашковском я лежу обозе,

чту «Отче наш»: душа проголодалась.

За эти дни, что я плетусь в Дауры,

в Отечестве поднакопилось бляди.

О сколь чреваты вы, земные шкуры,

убийцы душ, блаженных Бога ради.

Зри, старец, окаянные метели

смеются над отеческим преданьем.

Уж бесы в очи царски поглядели

и нас терзают пыткой да изгнаньем.

На чепь посажен, аз сижу в землице,

запоминаю тайные знаменья.

Аз во перстах отрубленной десницы

Господне, грешный, зрил благословенье.

Припоминаю: сладость мук за веру,

язык твой, старец, взятый из гортани,

по всей Руси рассыпанную серу

земного ада, утешенье в брани,

главы с плечей, костры заместо гробу

на радость человеческому гнусу,

летящему ко дьяволу в утробу,

и плач земной по Господу Исусу.

***

Зачем люблю, зачем я нелюбим?

Зачем гляжу я, как блуждает дым

Над ветхою соседскою избой –

И облака берут его с собой?

Зачем стою на этом вот крыльце,

О матери забыв и об отце,

Себя не помня: что-то там, в степи!..

И лайка тускло плачет на цепи.

Зачем рукою трогаю венец

Со страшным срезом годовых колец?

О, чёрный дом, когда-то жёлтый сруб!

Как твой торец потрескался и груб!

Зачем артель кивала над тобой,

Соединяя брёвна не скобой,

Не злясь в труде, не зная слова «тост» –

А в ласточкин их собирала хвост?

Зачем же я, взошедший на крыльцо,

Держу в руках железное кольцо,

Зачем хочу я, чтобы этот дом

Был с ласточкиным маленьким гнездом?..

***

Я когда-то был в доме одном.

Там у маленькой девочки грустной

Черепаха живёт под столом

И питается белой капустой.

Я спросил: «Почему ты грустна?»

Но она отшатнулась со страху

И чуть слышно сказала: «Весна», –

И прижала к груди черепаху.

***

Странник в детство проснулся –

и видели отрока в поле пшеничном.

Отрок шёл по мощёной по площади

в граде столичном,

Отрок вышел из Пермского леса,

ступив на дорогу

К той горе, где возносятся гимны

Единому Богу.

На горе той на Белой ночуют

и днюют монахи,

Ходит солнце Господне над ней

в семицветной рубахе –

Божья радуга радости

пения вечной Псалтири

В гласе трубном, на гуслях

дощатых и лире.

Я там был, пел я светлого отрока,

шедшего к келье,

Где безмолвны уста и лишь сердце

творит новоселье

Во селениях горних, где слышится

глас «аллилуйя»,

Души в Бозе почивших

и души живущих врачуя.

Я там был, пел я светлого отрока,

шедшего к раю.

Не пытайте меня,

чем закончится песня. Не знаю,

Чем закончится песня,

но вам остаётся в наследство

Многопетая Русь – Божий странник,

проснувшийся в детство.

***

Глубиною крестьянского рода

Не славословься, душа.

На Руси не осталось народа,

Ворон с вороном грают, шурша

Перемётными крыльями злыми.

Ходит праведник, как струфиан,

В круге тайных бесед со святыми

В государстве славян.

Что с того, что ни грома оваций,

Ни людского тупого труда –

Города, эти кладбища наций,

Я не любил никогда.

Что с того, что я видел святыни,

Если выпростал сердце, как ковш,

Если предал я дух благостыни –

На кого я похож?

Хуже Каина, хуже Иуды,

Хуже ангелов, павших в огне, –

Наше Царство предавшие люди

Пребывают во мне.

Пребывают во мне, копошатся,

Произносят тупые слова,

Но дрожат пред молитвою Старца.

Вся Россия сейчас такова.

***

Пространство мира там, где время Рима

Прилоги бренные прогонит вон из душ,