Литературный текст (Проблемы и методы исследования)

3а счет этих "белых пятен" (инверсия и одновременно дискредитация принципов сюжетосложения, принятых в романе классического реализма) и создается впечатление неподготовленности, аутентичности, "нехудожественности" повествования, которое в силу этого вступает в конфликт со сложившимся жанровым каноном.

Но полемика с последним не замыкается в рамках "имманентного" литературного ряда. Известно, что жанр как "знак литературной традиции"12 подчеркивает "соответствующий характер жанровых ожиданий читателей и намерений писателей"13. Уже у Флобера, а в еще большей степени у натуралистов и писателей последующих поколений, отдавших дань натурализму, эти две составляющие жанра (читательские ожидания и намерения автора) оказались друг другу резко противопоставлены. "Намерения писателей как раз и состояли в том, чтобы "обмануть" читательские ожидания уже в тот момент, когда только формируется хрупкий договор согласия между автором и читателем, когда на фронтисписе издания он читает слово "роман".

Собственно говоря, эти черты жанра натуралистического романа были отмечены в научной литературе. Американский "неоформалист" Дж. Богли, описывая черты натуралистической "парадигмы", пишет, что для натуралистического романа, в частности, характерен "ослабленный' сюжет, который МОГ бы быть заимствован из газетной статьи (преступление, скандал, супружеская измена, обман), но который мог бы стать также инверсией или пародией какого-либо героического или романтического действа "14. Это наблюдение, хотя оно и иллюстрируется "Жизнью" Мопассана и романом "Западня" Золя ("библией" натурализма, как окрестили этот шедевр главы направления еще при его жизни), в полной мере может быть отнесено и к "Госпоже Бовари" Флобера. Разве в последнем нет преступления, супружеской измены, скандала, обмана? И не является ли роман Флобера инверсией романтического, героического действа, пародией на последнее?

Но Флобер лишь намечает тенденцию, которая ляжет в основа принципов жанрообразования натуралистического романа, тенденцию, которой вместе с тем не суждено воплотиться до конца для этого о литературе необходимо было бы отказаться от слова, перестать быть "речевым поведением". И все же, пусть и в тенденции но натуралистически ориентированная проза стремится заявить о своем принципиальном отказе от жанрового канона, продемонстрировать остроконфликтное противостояние читательских ожиданий и авторской интенции.

"Это не книга. Это - клевета, издевательство, пасквиль. Это не книга в привычном смысле слова. Нет! Это затяжное оскорбление. (48) плевок в морду Искусству, пинок под зад Богу, Человеку, Судьбе, Времени, Любви. Красоте...всему чего хотите..."15, - так начинает Г. Миллер роман "Тропик Рака", в котором исследователи видят мощное проявление натуралистических тенденций16.

В зачине "Тропика Рака" важно не только то, что писатель, как пишет современный комментатор, "выражает анархоиндивидуалистический протест против мещанско-собственнического мира"17. Данный зачин является определением жанра, причем дано это определение по всем традиционным формальным и содержательным параметрам, по которым определяется жанр в литературе.

Подобная оппозиционность натуралистического романа по отношению к предшествующей литературной традиции позволяет несколько по иному взглянуть на теорию жанра, как она сложилась в отечественном литературоведении. Обозначение жанра, пишет Л. В. Чернец, подчеркивает "соответствующий характер жанровых ожиданий читателя и намерений писателя", жанр необходим для "опознания оформленного, отшлифованного в литературном процессе"18. Натуралистически ориентированный роман не только не помогает читателю "опознать оформленное", но и стремится уничтожить это "оформленное", превращая жанр в поле непримиримого конфликта между его важнейшими составляющими, в "минус-высказывание".

По этой же причине мы вправе заявить, что "развал жанра" может произойти не только вследствие "ошибочности авторского видения мира"19, как полагает современный исследователь. За "развал жанра" в полной мере несет ответственность и читатель - носитель определенных конвенций, основанных на представлении о незыблемости жанрового канона.

Вместе с тем дискредитация и (в тенденции) уничтожение жанрового канона в данном случае не ведут к уничтожению текста как такового. Напротив, "минус-высказывание", "минус-жанр" есть крайний, наиболее интенсивный способ активизации текстовой структуры. По мысли Ю. М. Лотмана, художественная структура активизируется именно "введением внеструктурного элемента"20. Правда, речь здесь идёт о текстовых массивах большего чем одно художественное произведение объема. Введение "анти-жанра" как "макро"-внеструктурного элемента активизирует литературное направление, течение и т. д. , т. е. "макротекстовые" структуры, и в конечном итоге является ферментом глубинных эволюционных процессов в литературной истории.

Н. А. КОЖЕВНИКОВА. ПОВТОР КАК СПОСОБ ИЗОБРАЖЕНИЯ ПЕРСОНАЖЕЙ В ПРОЗЕ А. П. ЧЕХОВА

г. Москва

А. Белый писал, что повтор - нерв гоголевского стиля1. В ещё большей степени это относится к чеховскому стилю. Персонажей рассказов Чехова характеризуют повторы действий, признаков, реплик, ситуаций . Повторы разных типов не только используются для характеристики определенного персонажа, но и устанавливают точки соприкосновения между разными персонажами. Каждый из персонажей изображается самостоятельно, но один рисуется как отражение другого. Для этого используются повторяющиеся глаголы и прилагательные, реже существительные, однокоренные слова, слова одного семантического поля, повторы реплик, сравнения персонажей.

Совпадения действий и признаков у разных персонажей имеют разные проявления и мотивировки. Оба персонажа - участники определенной ситуации, оба персонажа - свидетели определенной ситуа(50)ции оба персонажа оценивают поступки или слова третьего. В самых простых, но и в самых распространенных случаях повторяющиеся глаголы характеризуют поведение разных персонажей в определенной ситуации. В рассказе "Володя большой и Володя маленький" Софья Львовна приезжает в монастырь: "Оля!
– сказала она и всплеснула руками... <... >– Вот Господь чудо послал, - сказала она [Оля] и тоже всплеснула своими худыми, бледными ручками". В "Палате No 6" доктор Хоботов и Никита наблюдают, как доктор Рагин разговаривает с больным Громовым: "Хоботов пожал плечами, усмехнулся и переглянулся с Никитой. Никита тоже пожал плечами ".

Разные персонажи одинаково реагируют на определенную ситуацию. Они оценивают поступки или слова третьего. Репетитор не может решить задачу. Ученик и его отец одинаково оценивают это: "Петя ехидно улыбается. Удодов тоже улыбается" ("Репетитор"). В рассказе "Накануне поста" Стёпа отказывается заговляться "- Да ты в своем уме ?
– пугается мамаша - Как же можно не заговляться? Ведь во весь пост не дадут тебе скоромного!" Павел Васильич тоже пугается".

Общность реакции сближает трех персонажей. Так изображается поведение участников сцены на постоялом дворе в повести "Степь". "Графиня Драницкая, прошептал о. Христофор, полезая в бричку - Да, графиня Драницкая, - повторил Кузьмичов, тоже шепотом. Впечатление, произведенное приездом графини, было, вероятно, очень сильно, потому что даже Дениска говорил шепотом".

Состояние и поведение одного персонажа передаются другому: "Володя заплакал так горько, что сестры не выдержали и тоже тихо заплакали" ("Мальчики"). В рассказе "Черный монах" сближено состояние Тани, понявшей, что муж болен, и Коврина: "Ты болен!
– зарыдала она, дрожа всем телом <...>. Дрожь ее сообщилась и ему <...>– Это ничего, Таня, ничего бормотал он дрожа.
– В самом деле я немножко нездоров... пора уже сознаться в этом...

– Ты не бойся, Андрюша, - говорила Таня, дрожа как в лихорадке".

Повторы характеризуют не только близких персонажей, но и персонажей-антагонистов, что становится ясно из широкого контекста: "Сусанна подняла на поручика глаза и добродушно засмеялась. Поручик тоже засмеялся" ("Тина").

Могут быть противопоставлены не два персонажа, а персонаж и некая группа. "Щукина, красная, как рак, стояла среди комнаты и, вращая глазами, тыкала в воздух пальцами. Служащие в банке стояли по сторонам и, тоже красные, видимо замученные, растерянно переглядывались" ("Беззащитное существо").