Литературоведческий журнал №40 / 2017

Имеются, впрочем, и иные версии, которые здесь нет смысла обсуждать. Гораздо важнее другое: историки литературы не заметили, что Лермонтов явным образом воспользовался одним из эпизодов «Бедной Лизы» при создании поэмы «Мцыри»: «Страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов, заросших высокою травою, и в темных переходах келий. Там, опершись на развалинах гробных камней, внимаю глухому стону времен, бездною минувшего поглощенных, – стону, от которого сердце мое содрогается и трепещет. Иногда вхожу в келий и представляю себе тех, которые в них жили, – печальные картины! Здесь вижу седого старца, преклонившего колена перед распятием и молящегося о скором разрешении земных оков своих, ибо все удовольствия исчезли для него в жизни, все чувства его умерли, кроме чувства болезни и слабости. Там юный монах – с бледным лицом, с томным взором – смотрит в поле сквозь решетку окна, видит веселых птичек, свободно плавающих в море воздуха, видит – и проливает горькие слезы из глаз своих. Он томится, вянет, сохнет – и унылый звон колокола возвещает мне безвременную смерть его» (курсив мой. – В. О.) 36 .

36

Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2 т. – Т. 1. – С. 563.

Любые рассуждения насчет того, что данное совпадение может носить случайный характер, – сущий вздор. Карамзинский текст, безусловно, комментирует сюжет «Мцыри», поясняет поэму. Послушник не испытывает чувства признательности по отношению к старцу, спасшему его от смерти, не только потому, что он – неблагодарный сукин сын. Их отношения почти не имеют ничего личного. Они – экзистенциальные антагонисты, не способные понимать друг друга. Каждый из них живет в мире собственных чувств и представлений, и границы этих миров отделяют их друг от друга надежнее стен их келий. Взяв эпизод из «Бедной Лизы» в качестве отправной точки, Лермонтов не посчитал нужным уточнять или пояснять ситуацию: умному достаточно.

Получается, что для верного восприятия «Мцыри» необходимо знание повести Карамзина? Да, получается так. И более того, знание не только его повести, но и «Писем русского путешественника». Много небылиц было сочинено историками литературы, пытавшимися объяснить мотивы бегства послушника из монастыря, его неистребимое желание хотя бы одним глазком увидеть родные места, о которых в памяти он хранил лишь смутные воспоминания. В ход шли и общие представления о героях-бунтарях романтического типа, и специфические особенности характеров северокавказских горцев. И только наткнувшись на рассуждения Карамзина об уставе ордена картезианцев, я понял, что именно не устраивало меня во всех этих толкованиях «Мцыри»: они слишком сужали содержание и смысл поэмы.

«Этот монастырь был первый картезианский… С великим любопытством расспрашивал я проводника моего о всех подробностях жизни сих затворников… Странная жизнь! Учредители сего ордена худо знали нравственность человека, образованную, так сказать, для деятельности, без которой не найдем мы ни спокойствия, ни наслаждения, ни счастья. Уединение приятно тогда, когда оно есть отдых, но беспрестанное уединение есть путь к ничтожеству. Сначала душа наша бунтует против сего заключения, противного ее натуре; чувство недостатка (ибо человек сам по себе есть фрагмент или отрывок: только с подобными ему существами и природою составляет он целое) – чувство недостатка мучит ее; наконец все благородные побуждения в сердце нашем усыпают, и человек с первой степени земного творения ниспадает в сферу бездушных тварей» 37 .

37

Там же. – Т. 1. – С. 335.

Всей логикой сюжета поэмы, всем строем ее образов Лермонтов не только художественно воплотил эти рациональные размышления Карамзина, но и придал им свою собственную, еще более универсальную, всеобщую интерпретацию, одновременно наполнив их новым, совершенно неожиданным смыслом.

С особой наглядностью метод лермонтовской компрессии – предельной концентрации в стихе содержания – информации, мысли, эмоций, проявился в стихотворении «Отчизна», которое у нас упорно издается с заглавием «Родина». Возьмем первое четверостишие второй строфы:

«Но я люблю – за что не знаю сам – Ее степей холодное молчанье, Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям» 38 .

Данные строки не лишены типичной для Лермонтова амбивалентности и неопределенности. Почему, например, молчание степи кажется поэту «холодным»? А этот совершенно фантастический образ «безбрежных лесов»? Так можно увидеть лес только с очень большой высоты. В этом четверостишии создается ощущение грандиозной, почти планетарной масштабности описания. В аналогичном ключе прочитывается и последняя строка, напоминая читателю о том, какие великие, полноводные реки имеются в России: Волга, Енисей, Лена, Обь, Амур.

38

Лермонтов М.Ю. Стихотворения. Поэмы. «Маскарад». – М.: Художественная литература, 1975. – С. 94.

Так, по-видимому, тоже можно воспринимать этот образ, хотя подобное прочтение представляется излишне упрощенным, почти плакатным. Лермонтов ведь писал не о больших реках, а о всех реках Отчизны. Почему разливы рек представлялись ему специфически русским явлением? Ответ на этот вопрос имеется в «Письмах русского путешественника»: «Я получил от госпожи Н. следующую записку: “Сестра моя, графиня Д., которую Вы у меня видели, желает иметь подробные сведения о Вашем отечестве. Нынешние обстоятельства Франции таковы, что всякий из нас должен готовить себе убежище где-нибудь в другой земле. Прошу ответить на прилагаемые вопросы, чем меня обяжете”. Я развернул большой лист, на котором под вопросами было оставлено место для ответов. Вот нечто для примера – рассмейтесь!..

Вопрос: Какое время в году бывает у вас приятно?

Ответ: Все четыре, но нигде весна не имеет столько прелестей, как в России. Белая одежда зимы наконец утомляет зрение, душа желает перемен… Солнце быстрым действием лучей своих растопляет снежные холмы; вода шумит с гор, и поселянин, как мореплаватель при конце океана, радостно восклицает: “Земля!” Реки рвут на себе ледяные оковы, пышно выливаются из берегов, и самый маленький ручеек кажется величественным сыном моря» 39 .

39

Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2 т. – С. 443.

Лермонтов сумел сплавить все эти факты и рассуждения во фразу из пяти слов: «Разливы рек ее, подобные морям». И это, конечно, пример очень высокого художественного мастерства, и более того, это – почерк одного из величайших поэтов в истории человечества.

Гораздо более сложные и даже противоречивые чувства к Карамзину испытывал Ф.М. Достоевский. Он явным образом питал к творчеству предшественника странную привязанность, поругивая за это и Карамзина, и самого себя. Первое же опубликованное произведение Достоевского, которое сразу принесло ему широкую известность, – эпистолярный роман «Бедные люди».

«Бедная Лиза», «Бедные люди». Параллели напрашиваются сами собой. И они совершенно закономерны. В определенном смысле роман Достоевского представляет собой пародию на культ чувствительности в литературе русских сентименталистов. Макар Девушкин воспитан на этой литературной традиции и усердно копирует ее условности и приемы, подчас доводя их до китча, поскольку сам он не обладает ни образованностью Карамзина, ни развитым чувством вкуса. Макар – типичный представитель городских низов и, таким образом, он заставил самого Федора Михайловича писать в манере мещанского сентиментализма, популярного в этой среде в 20–40-е годы XIX в. Сначала сочинять пародию было весело. Она воспринималась как забавная шутка, пока вдруг не выяснилось, что при всей вульгарности этой манеры в ней есть нечто столь трогательное, столь человечное и подлинное, что насмешки над нею стали восприниматься делом мало-пристойным. Достоевский невольно пришел к убеждению, что во всем, что действительно нравится массам, содержится хотя бы малая крупица той истинно народной мудрости, которая не всегда с легкостью давалась придворно-салонным пиитам пушкинской школы или высоколобым интеллектуалам-романтикам, не говоря уже о насмешливых охальниках гоголевского направления.

Карамзин реально воспринимался Достоевским как точка притяжения и отталкивания. Отнюдь не случайно Федор Михайлович семейству самых знаменитых – и одновременно самых одиозных своих персонажей – дал фамилию Карамазовы. По звучанию она довольно близка фамилии Карамзина. И нет никаких сомнений, с кем именно в сознании великого романиста ассоциировался Карамзин. Иван Карамазов в своих речах цитирует очень многих просветителей и рационалистов и как раз из «Писем русского путешественника» Карамзина он заимствовал сравнение, ставшее благодаря ему в России крылатым выражением – насчет слезинки ребенка как цены за счастье человечества, для него не приемлемой.