Литературоведческий журнал №40 / 2017

В этом смысле весьма характерно «Хождение в Святую землю московского священника Иоанна Лукьянова» – выдающийся памятник русской паломнической литературы, приходящийся на Петровскую эпоху (1701–1703), тесно связанный с старообрядческой культурной традицией и принадлежащий «школе протопопа Аввакума» 55 . С другой стороны, не менее характерен и тот факт, что при заключении мирного договора России с Турцией от 3 июля 1700 г. в его текст была внесена специальная (12) статья, в которой говорилось: «Московского народа мирянам и инокам иметь вольное употребление ходить во святый град Иерусалим и посещать места, достойные посещения, а от таких посещений ради приходящих ни во Иерусалиме, и нигде дань, или гарач, или пескеш, да не испросится, ни за надобную проезжую грамоту деньги да не вымогаются» 56 . Таким образом, Петр, «демонстративно» поддерживая и как бы «освящая» своим царским авторитетом «паломничества» на Запад, не забывал оказывать по меньшей мере дипломатическую поддержку традиционным паломничествам на Ближний Восток.

55

См.: Понырко Н.В. Сочинение старца Леонтия и школа протопопа Аввакума // ТОДРЛ. – Л., 1976. – Т. 33. – С. 156–163. См. также: Хождение в Святую землю московского священника Иоанна Лукьянова. 1701–1703. – М., 2008 (серия «Литературные памятники»).

56

Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и торговые. – СПб., 1869. – С. 9–10.

Другое дело, что две основные линии развития русской литературы путешествий в Новое время начинают активно взаимодействовать, по крайней мере влияние «Запада» на «Восток» здесь очевидно. Это приводит к определенной трансформации паломнического жанра, прежде всего в смысле расширения маршрутов. Так, В.Г. Григорович-Барский начинает в 1724 г. странствования по святым местам, продлившиеся около 24 лет, с посещения христианских святынь Западной Европы: Бари, Рим и т.д. И уже затем следуют традиционные Афон, Иерусалим, Синай и т.д.

Иногда Запад становится неожиданным и весьма парадоксальным посредником для возвращения русской литературы путешествий к традиционному паломническому маршруту на Святую Землю. Правда, это будет происходить несколько позже. «Путешествие ко Святым местам в 1830 году» (СПб., 1832) А.Н. Муравьёва имело, как известно, большой успех и было сразу же переиздано в 1833 и 1835 гг., а затем в 1840 и 1848 гг. Для критики и многих современников не было никаких сомнений: у нас появился свой «русский Шатобриан», следующий по стопам автора знаменитого «Путешествия из Парижа в Иерусалим… и обратно из Иерусалима в Париж» (1811).

Сам Муравьёв, все более осознавая значительность такого успеха, не только для себя как современного писателя, но и для будущих путей развития отечественной словесности, торопится «закрепить» свое произведение и в определенной национальной литературной и культурной традиции, хотя отрицать очевидного влияния шатобриановского путешествия никогда и не пытался. Так, в третьем издании «Путешествия ко Святым местам в 1830 году» в качестве вступительной статьи появился обстоятельный «Обзор русских путешествий в Святую Землю». В нем рассматривалось около полутора десятков произведений русской паломнической литературы (XII–XIX), от «Хождения» игумена Даниила до «Русских поклонников» Д.В. Дашкова. Древнерусские хождения Муравьёв цитировал и пересказывал либо по немногочисленным в то время публикациям, либо по рукописям.

Стоит подчеркнуть, что и вполне светские, «образовательные», «деловые» путешествия по Западной Европе, по крайней мере петровского времени (Неизвестной особы, П.А. Толстого и др.), вполне органично включали традиционный паломнический элемент: посещение и молитва на гробнице св. Николая в Бари, поклонение «дому Богородицы» в Лоретто и т.п. 57 К тому же паломническую линию развития русской литературы путешествий никак нельзя считать «реликтовой» или «тупиковой». Именно на этом пути были созданы выдающиеся произведения, некоторые из них мы уже назвали (В.Г. Григоровича-Барского и др.). «Сказание о странствии и путешествии…» инока Парфения (Агеева) (1855), например, было оценено А.А. Григорьевым, И.С. Тургеневым, Н.М. Дружининым, М.Е. Салтыковым-Щедриным, Н.Г. Чернышевским, Ф.М. Достоевским, Л.Н. Толстым и др. как одно из крупнейших явлений русской литературы XIX в. 58

57

См. об этом, например: Гуминский В.М. Святитель Николай и древнерусская паломническая традиция // Добрый кормчий. Почитание святителя Николая в христианском мире. Сб. статей. – М., 2010. – С. 192–204. Ср.: Блудилина Н.Д. Запад в русской литературе XVIII века. – С. 59–62.

58

См. об этом: Гуминский Виктор. «Сказание» инока Парфения и русская литература // Парфений (Агеев) инок. Странствия по Афону и Святой Земле. – М., 2008. – С. 239–271.

С точки зрения взаимодействия древнерусской и современной («новой») традиций (в данном случае языковых) в творчестве Н.М. Карамзина весьма характерна печатная история «Писем русского путешественника». Впервые они публиковались в «Московском журнале» в 1791–1792 гг. и в московском альманахе «Аглая» в 1794–1795 гг. Последнее прижизненное издание «Писем» – тома II–V «Сочинений Н.М. Карамзина» (М., 1820). Между этими публикациями было еще пять переизданий этого произведения. В.В. Сиповский выделял пять редакций «Писем» 59 , современный исследователь настаивает на семи: «Почти каждый раз Карамзин изменял текст – иногда это замена одного или нескольких слов, иногда переписывались несколько страниц, изменялся смысл» 60 . Особенно интересно, на наш взгляд, наблюдение исследователей, касающееся изменений, внесенных Карамзиным в текст «Писем» последних двух изданий и свидетельствующих о том, что «по мере работы над “Историей государства Российского” чувствительность Карамзина к славянизмам возрастает». «Не очень осведомленный в тонкостях церковнославянского языка в 1790–1800-х годах, он делается в 1810-х годах тонким знатоком стилистических возможностей этой языковой стихии <…> В этом смысле издание 1814 г. является этапным, отражая обратное воздействие опыта “Истории государства Российского” на стиль “Писем русского путешественника”, т.е. дополнение “нового слога” тонкими нюансами пользования церковнославянским языком» 61 . Можно сказать, что «Письма русского путешественника» сопровождали автора на протяжении почти всей его жизни, в той или иной степени отражая различные этапы творческой эволюции. Карамзин, вообще, нередко прибегал к жанровой форме «путешествий», что, конечно, свидетельствовало о ее популярности в эту эпоху. Еще 24 января 1786 г. начинающий писатель подал в московскую цензуру книгу «Жизнь и смерть Квата, или Путешествие развратного человека к вечной погибели» (сведений о публикации нет) 62 . Остается добавить, что первым, кто опубликовал (частично) «Хождение» игумена Даниила, был именно Н.М. Карамзин. В примечаниях к т. II, главе VI «Истории государства Российского» (том завершен в 1806, опубликован в 1818) он его отчасти пересказал, отчасти привел обширные выдержки: о короле «Балдвине», о чуде сошествия Св. Огня в Великую субботу и др.

59

См.: Сиповский В.В. К литературной истории «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина. Вып. 1–5. – СПб., 1898.

60

Марченко Н.А. (И. Паперно). История текста «Писем русского путешественника» // Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – Л., 1984 (серия «Литературные памятники»). – С. 606.

61

Текстологические принципы издания (Лотман Ю.М., Успенский Б.А.) // Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. – Л., 1984 (серия «Литературные памятники»). – С. 523. От себя заметим, что Карамзин все равно сохраняет в тексте «Писем» явные галлицизмы. Например, «протянуть уши» (с. 189) в значении «прислушаться», «навострить уши» (от avoir loreille tendue – букв.: иметь вытянутое ухо) и др.

62

Кочеткова Н.Д. Карамзин Николай Михайлович // Словарь русских писателей XVIII в. Вып. 2: К–П. – СПб., 1999. – С. 33.

Широко известно суждение В.О. Ключевского о том, что Петр I «искал на Западе техники, а не цивилизации» 63 . Это, конечно, не совсем так, ведь уже во время первого путешествия царь оценил не только прикладные знания, но, в частности, «значение науки и научных учреждений для всех сторон государственной жизни» 64 . В таком широком смысле и следует, вероятно, истолковывать знаменитую «образовательную» петровскую печать, появившуюся на его заграничных письмах: «Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую». Здесь показателен пример с предисловием к «Морскому регламенту», в котором Петр сообщил о своем разочаровании в узкопрактической направленности голландского кораблестроения и о том, что для постижения его теоретических основ он вынужден был отправиться в Англию 65 . Стоит ли добавлять, что с Запада Петр вывез идею создания в России Академии наук, и даже успел определить основные параметры ее деятельности («сделать академию…» и т.д.), музеев и т.д.

63

Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т. IV. Курс русской истории. Ч. 4. – М., 1989. – С. 21.

64

Левинсон-Лессинг В.Ф. Первое путешествие Петра I за границу // Левинсон-Лессинг В.Ф. История картинной галереи Эрмитажа (1764–1917). – Л., 1985. – С. 308.

65

См. об этом: Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. Т. 3. – СПб., 1858. – С. 90–91.

В петровское время отправление дворянской молодежи (и не только) в образовательные заграничные командировки становится одной из важных сторон общегосударственной политики. Только в 1706–1711 гг. для обучения «навигацким наукам» в Западную Европу отправилось более 180 молодых дворян и простолюдинов. Подобные путешествия преследовали помимо прямой, конкретной цели (подготовка необходимых специалистов) и цель более глобального культурно-политического масштаба: перестройку традиционного дворянского уклада, кардинальное изменение прежней системы представлений, «европеизацию» всей этой системы и т.д.

Общеизвестна отрицательная реакция разных слоев русского общества на «революцию Петра» (Пушкин), сказавшаяся и в первоначальном отношении к таким «учебным командировкам» самих «подневольных путешественников» да и вообще основной массы родового дворянства. В литературе, начиная с классических работ П.П. Пекарского, приводится огромное количество примеров такой «отрицательной» реакции 66 , но с течением времени становится все яснее, что никакие препятствия не могут поколебать господствующую тенденцию. Традиция поездок за границу с учебными целями постепенно закрепляется в дворянском быту, и путешествия в Западную Европу входят в качестве едва ли не самого необходимого, высшего элемента в общую систему образования привилегированного класса 67 .

66

См.: Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петре Великом. – СПб., 1862. – Т. 1. – С. 163–167. Ср.: Блудилина Н.Д. Запад в русской литературе XVIII в. – С. 62–64.

67

Один из пунктов Устава Шляхетного сухопутного кадетского корпуса, разработанного И.И. Бецким (1766), гласил: «Если кадеты, будучи выпущены из корпуса, окажут охоту путешествовать в чужих краях с согласия ближайших своих сродников, хотя скоро после выпуска или несколько лет спустя, получившим <…> награждения как в воинских, так и в гражданских науках, позволяем три года путешествовать на иждивении казны корпуса…» Цит. по: Антология педагогической мысли России XVIII века. – М., 1985. – С. 188.

Со временем у каждого европейского культурного центра начинает складываться определенная «образовательная» и иные репутации: в Германию путешествуют в первую очередь за «плодами учености», т.е. за серьезным университетским историческим, философским и т.д. образованием; во Францию – преимущественно для ознакомления с литературными новинками, с достижениями либеральной философско-политической мысли и т.д.; Англия вызывает особый интерес общественными институтами; Италия привлекает главным образом художников. Разумеется, этот список можно существенно уточнить и расширить 68 . Однако показательно, что петровская ориентация русской культуры на западноевропейские страны, контакты России с которыми были характерны уже для XVI–XVII вв. – Голландию, Англию, отчасти Италию, – сохранилась лишь постольку-поскольку, сменившись первостепенным вниманием русских путешественников к Франции. К тому же связь России с Западной Европой стала приобретать гораздо более «гуманитарный» характер, чем предложенный Петром 69 . К этому следует добавить, что высокая просветительская традиция путешествий (Grand Tour) 70 уже в XVIII в. осложняется разнообразными производными, бытовыми функциями: путешествовать на Запад начинают с лечебными целями, просто в видах приятного препровождения времени и т.д.

68

Что делает, напр., Н.Д. Блудилина применительно к образовательным путешествиям второй половины XVIII в. в главе «Формирование нового менталитета “русского европейца” в литературе 1762–1800 гг.» монографии (там же, с. 201–205). Об этом же много писали потенциальные и действительные путешественники первой половины XIX в. «В Германии узнаю всю глубину учености; у англичан научусь политике; во Франции увижу, как должно наслаждаться жизнью». (О путешествии. Избр. соч. и переводы в прозе и стихах. Труды благородных воспитанников Университетского пансиона. Ч. 2. – М., 1825. – С. 77). Ср.: «Во Франции жить можно всего веселее, в Англии свободнее, в Италии – приятнее, в Германии спокойнее» (Погодин М.П. Год в чужих краях. 1839. Дорожный дневник. Ч. 4. – М., 1844. – С. 230).

69

Ср. с тем, что писал Д.С. Лихачёв во введении к «Поэтике древнерусской литературы»: «Петр ориентировал русскую культуру на те западноевропейские страны, с которыми Россия установила связи уже ранее, в XVII, отчасти еще в XVI в., – на Голландию и Англию. Влияние Франции в области литературы установилось после Петра, вне намерений Петра. Но ни голландская, ни английская литература в эпоху Петра не привлекли внимания русских писателей» (Лихачёв Д.С. Избранные работы: В 3 т. Т. 1. – Л., 1987. – С. 270).

70

См. об этом: Шестаков В.П. «Grand Tour» – образовательное путешествие в Италию. (Из опыта Британской и Российской истории культуры) // Золотой век Grand Tour: Путешествие как феномен культуры. – СПб., 2012. – С. 21–77.

«Для русских, – отмечает, обобщая “путевой опыт” России XVIII – начала XX в., испанский исследователь Х.Ф. Санчес, – у которых в избытке были воображение или деньги, поездки по Европе носили почти ритуальный характер. Те, кого волновало пошатнувшееся здоровье, вкупе с рулеткой, отправлялись в Баден-Баден; любители прекрасного устремлялись в Рим; в поисках развлечений наведывались в Париж. Для получения образования ехали в Берлин, а оппозиционеры облюбовали Женеву. Тем самым все находили вескую причину, чтобы отправляться в дорогу» 71 .

71

Fern'andez S'anchez J. Viajeros rusos por la Espa~na del siglo XIX. – Madrid, 1985. – P. 7.