Литораль (ручная сборка)

— Тогда придумай что-нибудь. Ты же умный.

Наум вздыхает.

— И вообще, — продолжает Дженни, — ты не можешь всю жизнь бояться и ничего не делать. Ты должен попробовать. Ты ведь хочешь стать стендапером?

Наум прислал рыдающий смайл. С Дженни он чувствовал себя будто с мамой, но только с нормальной — которая знает, что делать.

— Но я даже не уверен, что смешно шучу.

— Никто не уверен, пока не попробует. И потом, ты реально смешной.

— А если я опозорюсь?

— Ну и что? Не ссы. Это не так уж важно.

— Не для меня.

— Слушай, Наум, я знаю, что это стремно. Бояться — нормально. Все боятся. Даже я.

— Ты?

Наум удивился. В его картине мира Дженни была самым смелым человеком — он таких смелых не знал.

— Дурак? Конечно, я боюсь. Но страшно только сначала. Знаешь, это как прыгать с парашютом — хоп, и все.

Наум кивнул, хотя он не знал ни как прыгать с парашютом, ни как воровать в магазине, ни как сказать Дженни, что такой смелый он только в чатике для нее.

— Ты, короче, должен перестать считать себя дебилом. И еще тебе надо в Питер.

— Фак(

— А то ты не можешь определиться ни с чем, даже с тем, кто ты такой. Питер — для таких, как ты.

— Для таких, как я?

— Да. Для тех, кто не знает, чего хочет от жизни. Для тех, кто ищет себя. Для тех, кто запутался.

— Звучит не очень.

— Звучит, будто я инфоцыганка. Но с тобой иначе нельзя, малыш.

Дженни прислала стикер. На нем большими буквами написано «не ссы».

— Очнись, сопля. С тебя пять штук.

— За что?

— За ценный совет и диагностику.

Наум стучал пальцем по стеклу телефона и пинал ногой свой рюкзак.

— Слушай, вообще, это норм, — написала Дженни (на фоне звенел звонок, и Наум начал озираться в поисках места, откуда можно продолжить эту жизненно важную переписку), — не знать, чего хочешь. Не иметь четкого плана. Не понимать, кто ты такой. Это значит, что ты открыт для всего. И можешь стать кем угодно. Клево?

Наум молчал. Подошел Селедка.

— Чё, на урок не планируешь идти?

— А ч-чё там? — спросил Наум.

— Химия, — сказал Селедка. — Может, ну ее?

— Да, — сказал Наум. — В жопу. Пойдем лучше пожрем чё-нить.

Он подхватил рюкзак и поплелся за Селедкой в раздевалку.

Вечером мать, как всегда, подшофе. Отец лежит на диване в рваном носке.

— Мне нужно в П-п-питер, — с порога говорит Наум.

— Ты ужинал?

— Мама, ты слышала, что я с-с-сказал?

— Про Питер? Да.

— И что с-с-скажешь?

— А что я могу сказать?

— Ну ты дашь мне д-д-денег на б-б-билет?

— Прости, а зачем тебе нужно в Питер?

— Там к-к-конкурс.

— Конкурс чего?

— Вязания на с-с-спицах.

— Чего?

Отец громко заржал с дивана, Наум довольно хрюкнул.

— Да нет, ну просто вы б-б-будете смеяться.

— Мы уже смеемся, — сказала мать на ровном, даже не улыбнулась.

— Конкурс с-с-стендапа, — выдавил из себя Наум и залился краской.

— Господи! — Мать наконец вынырнула из холодильника и стала метать на стол плошки с недоеденной со вчера едой. — А зачем для этого так далеко ехать, ты тут не можешь пошутить?

— Точно, — отозвался отец. — И зрители тут, смотри, какие благодарные!

— Да ну вас! — Наум выскочил из кухни. — Вам вообще на меня п-п-плевать!

— Милый, ну ты вообще-то в школе учишься, — напомнила из кухни мать. — И тебе действительно стоит попробовать шутить здесь, по крайней мере для начала.

Предки ему не помощники — Наум понял, значит, денег взять неоткуда. Воровать без Дженни он не решался, оставалось последовать ее совету и заработать. Наум почитал про курьеров, вроде ничего сложного. Бегает Наум быстро — на физре всегда сдавал нормативы с неплохим результатом.

В Снежногорске доставщиков не было, там вообще ни черта не было, если честно, поэтому на следующий день он первым же утренним автобусом отправился в Мурманск.

Пока ехал, скачал приложение, нажал на кнопку «стать курьером». В школе его отсутствия никто не заметил, редкий случай, когда то, что он был невидимой тенью, сыграло ему на руку.

Нужно было только предъявить документы, что ему уже есть восемнадцать. Наум раздумывал недолго, написал Селедке: «Приезжай в Бургер Кинг после школы. Дело есть».

— Чё получается, — спросил Селедка, когда они сели за столик с бургерами, — поедешь в Питер в марте?

— П-п-поеду, — говорит Наум с набитым ртом. — Оформишься за меня в их офисе?

— Не, у меня репетитор. — Селедка всегда говорит, что у него репетитор. На самом деле, ему просто лень — так думает Наум. — Ты надолго или?

— П-п-посмотрим, как п-п-пойдет, — говорит Наум, чувствуя себя так, будто все уже свершилось — он стендапер, живет с Дженни и вот приехал из Питера в город детства повидать друга.

Селедка дал ему паспорт, сказал, что Наум ему процент торчит — с заказов.

Наум согласился, все заполнил, как нужно — комар носа не подточит. Одна фигня — с Селедкой они не похожи. Когда пришел получать сумку, сказал, что просто волосы обрезал и похудел. Боялся, что не прокатит, а прокатило. Сумку и куртку он первые дни прятал под лестницей в школе: шел туда, переодевался, выбегал — и на автобус. Потом и это перестал делать. Просто с утра выходил пораньше, чтобы предки не увидели желтый большой рюкзак, почти не завтракал, чтобы не попадаться, автобусом уезжал практически самым ранним. Мать даже радовалась — «надо же, как взялся за ум», однако к ужину забывала. Утром уходил раньше, а вечером прятался в своей комнате.

Работа Науму нравилась — как говорится, на свежем воздухе. Он ходил по улицам какого-никакого, но города, читал вывески, пялился на витрины, даже прикидывал, что подарит Дженни — ей нравились всякие цацки: чокеры, браслеты, кольца. Заказы иногда были тяжелые, оттягивали плечи, зато он не мерз, быстро бегал, а иногда ему давали чаевые — чаще виртуальные, но бывало, что и деревянными. И вот в четверг, кажется, он опять замер у витрины, потом зашел внутрь, стараясь не повалить ничего своей неуклюжей сумкой, и купил ей браслет — из тонкого серебра, с каплями прозрачного янтаря. Браслет стоил дешево, но все равно был красивым, к тому же продавщица сказала, что янтарь оказывает разные полезные действия — в смысле иммунитета и стрессоустойчивости и еще всякого разного, — Наум не запомнил. У него у самого был стресс, потому что скоро он увидит Дженни и вполне может ей не понравиться, но себе он янтарь покупать не стал и вообще решил так: не может он ей не понравиться, она его принимает таким и вообще приглашала. Хотя она просто говорила: «тебе нужно в Питер, приезжай», что, конечно, совсем не значит «ко мне».