Литораль (ручная сборка)

Но он все равно надеялся. Узнал, сколько стоит билет. На поезд это было подъемно, просто придется постараться. Работать он мог не целый день, «после школы» нужно было вернуться домой. На выходных тоже не вырвешься незамеченным. Наум придумал себе еще занятие — научные лекции (в спорт никто бы не поверил). Это добавило ему еще пару рабочих часов в неделю, но все равно их не хватало — он посчитал, что надо на билет, а еще на ресторан, и, вообще, он ведь надолго едет, а Селедкин паспорт там мог и не прокатить.

Через три недели скопилась какая-то сумма. Наум подсчитал, что этого хватит на билеты, но вот на жизнь в Питере — это вот вряд ли. Из страха, что уехать придется срочно (а так, в общем-то, и случилось) и его в случае чего отследят по транзакциям, он снимал деньги с карты и хранил их во внутреннем кармане куртки, чтобы всегда при себе.

Это грело. И он часто держал руку на груди, поглаживая свое будущее.

18

— А что, если я люблю его? — спросила Хлоя, как будто сама у себя.

— Пфф, ну ты даешь, бля. Ну какая такая прям безумная любовь в нашем возрасте? — Алка даже хрюкнула от удовольствия.

— А в нашем возрасте что? Доживание? — Хлое принесли новые настойки, по порядку: вишня, клюква, облепиха. Она смотрела на рюмки так, как будто ее жизнь прямо сейчас зависела от того, с какой начать.

— Московское долголетие не за горами, — кивнула Алка и заржала. — А мы все в Мурманске сидим.

— Кто в Мурманске, а кто и вовсе в Снежногорске, — процедила Хлоя перед тем, как опрокинуть очередную рюмку.

— Покажи хоть фотку, — попросила Алка.

И Хлоя вдруг поняла, что у нее нет ни одной фотографии Ильи. Просто как-то не приходило в голову снимать его — да и когда снимать? У них не было ни минуты свободного времени. Она смотрела на него, или трогала его, или разрешала трогать ему, но уж точно не было ни мгновения, когда бы они сидели без дела и можно было достать телефон и прицеливаться. Время с ним всегда нужно было беречь.

— Вообще, знаешь, мы поговорить с тобой хотели, — вдруг начала Алка, как заправская тамада. — Ты не обижайся, но мы считаем, тебе надо как бы решить проблему.

— Вы о чем? — Хлоя смотрела на подруг с улыбкой, не совсем понимая, что они имеют в виду.

— Ну, знаешь, может быть, стоит подумать о том, чтобы, как бы это сказать помягче… — говорливая Алка мучительно подбирала слова, Хлоя даже удивилась, что бывает и такой режим.

— Ой, да скажи ты ей прямо! Вот сиськи мнешь, — вмешалась Еся. — Лечиться тебе надо, вот что она говорит. Подшиться.

— Девочки, вы чего? — Хлоя все еще улыбалась, думая, что они не всерьез.

— А чего? Пьешь как лошадь. А чего пьешь-то? Вроде все хорошо у тебя.

— Сенька, погоди. — Алка отодвинула Есю локтем. — Ты на нас не обижайся. Мы тебе добра хотим. Кто тебе скажет, если не мы.

— Вы правда считаете, что я алкоголичка, что ли? — Хлоя смотрела со смесью интереса и ужаса. — Ну вы даете.

— Да мы не то что считаем. Мы не считаем. Факты, понимаешь, факты…

— Понятно. Что ж. Ну я вас услышала, — Хлоя начала собираться, но никак не могла попасть рукой в рукав пальто — ее заметно потряхивало.

— Вот видишь, — сказала Алка. — Уже абстинентный синдром.

Хлоя кивнула.

— Угу.

— А завтра, между прочим, собрание в школе, — вставила Еся, похожая на старосту класса.

— Не пойду, — махнула рукой Хлоя. — Расскажешь потом.

…Дома ее встретил Толя.

— Ну чё, — сказал он. — Дожили. Мне твои подруги звонят.

— Какие еще подруги? — удивилась Хлоя. — И почему тебе?

— Ну какие у нас подруги? Еся ваша блаженненькая.

— Не сомневалась. Чего хотела?

— Советовала тебя подшить.

Хлоя с самого утра накинула соточку. Потом шла в школу по улице — по узкой косе между сопкой и длинным домом-кораблем — и чувствовала себя первопроходцем. Музыка в ее наушниках отдавала в виски. Проезжающие мимо автомобили стреляли в нее глиняной водой, но она смеялась и пританцовывала.

На уроке смотрели короткометражку про потепление и проблемы экологии. Хлоя сказала, что ОАЭ таскает к себе ледники танкерами, потому что в некоторых местах уже невозможно жить. Хотя вот так смотришь в окно — всемирного потепления и не видно.

Потом в туалете накинула еще пятьдесят.

В середине урока ворвалась Усатая. Усатая всегда не вовремя — прямо в момент катарсиса.

— Что это у нас? — спросила она, стоя в дверях руки в боки.

Класс встал, тихой рябью прошла волна голосов.

— Сколько я могу повторять, а? Ну это же уже ни в какие ворота, простите! — плевалась желчью Усатая. — Вы должны следовать инструкциям, использовать методичку…

— О нет, — сказала Хлоя. — Нет-нет-нет. Что вы, Сусанна Валерьевна, я ничего не должна. Ни вам, ни кому-либо еще. А методичка носит рекомендательный характер, к тому же это внеурочная деятельность, а…

— Возмутительно, — подвела черту Усатая. — Я буду поднимать вопрос… Постойте-ка. Вы что же, пьяны?

Усатая подошла еще ближе и принюхалась, как гаишник. От нее кисло пахло столовским обедом — сегодня давали щи зеленые и компот из плодов сухих. Хлоя отшатнулась, но наткнулась на собственный стол.

Класс завороженно наблюдал за их танцем. Кое-кто даже камеру включил, разумеется.

— Пойдемте со мной, — зашипела Усатая и жестом указала Хлое на дверь. — Прошу.

— Класс! — обратилась она теперь уже к детям. — Сидеть. — Как к своре диких собак.

Хлоя под конвоем шла по коридору. Больше всего она боялась сейчас встретить кого-нибудь, например Есю.

В учительской, на счастье, было пусто.

— Садитесь, — приказала Усатая, махнув рукой в сторону дивана.

Хлоя села на кожаную обивку и мягко провалилась вниз. Ее тянуло ко дну, глаза закрывались, хоть спички вставляй.

Усатая села на противоположный край дивана, восстановив баланс, поникшая и внезапно очень уставшая. Хлоя утопала и все равно чувствовала, как шевелится хвост — жесткий, вертлявый, он как будто стал длиннее в последние сутки.

— Я понимаю, моя дорогая, я понимаю, — сказала Усатая, глядя на свои выкрашенные алым ногти. — Бывает такое. У меня племянница… Девочка очень хорошая, умная, замечательная. Случилось… Ну ведь даже неважно, что случилось, поддалась соблазну. Мы думали, потеряем ее…