Лоция ночи

2

Ночь. Перевертывается карта Своею черной стороной. Они сначала без азарта Играют, козыряя мной. . . Туманный передернет снова, Трехглазый шепчет — не отдам, И вот уж я — валет трефовый, Разорванный напополам.

3. Темный ангел

Все это было со мною во сне При голой, и скользкой, и спелой луне.

I

Проникновенье пара в пар (А сонная душа есть дым непрочный) Или невиннее всего, Иль, может быть, — всего порочней. Как бы повторяя паденье, Ангел свалился с небес, И, в темное облако слившись, Кружили мы под потолком. И кости мои растворились, И кровь превратилась в ихор. Чужим ли крылом, заемным Я пробовала взмахнуть. Долго во мне он копался — Как будто зерно искал, В котором вся сладость земная И тайна, — и не отыскал.

II

Темный дух к душе моей Приникнул — к вене кровеносной. Из тела выщелувшись, я Большою стану вдруг и грозной. Огненным сияющим медведем, Всю меня свечением обняв, Трепетом все кости мне сломав… В нем обида темная играет. Ты не видишь — я ведь умираю, Мою душу тела вне всю корчит, Он меня зашепчет, защекочет. Пламя пожирает свой подсвечник, Погляди — ведь мы несемся в вечность, И со мною скоро ты растаешь В сполохах и вздохах. Понимаешь?

4

Нарцисса я сужу за недостаток К себе любви. Уж я-то не поверю отраженьям — В воде ль, в крови. Ах, эйнджелс, духи, когда бы вы могли Хоть на мгновенье Глухонемого «я» извлечь коренья И стебли бледные из бешеной земли. Когда б устроили одно Мне с ним короткое свиданье, Чтоб прошептало мне оно Свои желанья. Его слегка поцеловав, Я буду знать, что я жива, Я буду знать, что «я» во мне Спит в черноземной глубине.

5. Диалог

Имя с окнами на запад и восток Дал мне Бог. А душа открыта на все четыре — В ней кто хочешь живет — как в своей квартире. «Вы ли — те ли? Вы откуда вылетели? Вы, наверное, оттуда, Полыхает где Иуда?» — «Мы сорные духи, Ненужные души, С тобою хотим мы сцепиться И кровью твоей насладиться». — «Умру я и стану такою, Как вы, беспризорной душою, И одною из неисчислимых, Холодной искрой огня Закружусь пред глазами любимых, И они не узнают меня?» — «Мы не грешные души, И ничто нас не сушит, И никто не мучает нас, Никого не любили, Нас за это забыли, Ты открой нам на миг свой глаз. Мы просто пыль, Мы пыли тень, Открой, открой Ресниц плетень. Видишь — брат мой совсем Озяб и промок, Отвори, отвори Зрачок. Мы пришли из такой далекой тьмы, Глубже ада она и черней, На мгновенье — и сразу скроемся мы — Пожалей ты нас, пожалей. Ты не бойся вреда, Только крылья посушим, Улетим навсегда, Ведь не злые мы души». И впустила я их, Этих мошек чужих, И теперь их поди прогони, В хрусталик въелись они. «Нет, в море хладного злого огня Мы не уйдем назад». И если окликнете вы меня, Они вам посмотрят в глаза.

6. Ночная толчея

I

И днем бывает иногда — И рыбкой пойманной блеснет Вдруг ангел — Но уж смыкается вода, Вода слепого дня. Зато уж ночью — Ангелов круженье, Демонов кишенье, А уж заблудшие души — Что вестовые в сраженье. Я руку подниму — И стаи пестрых душ Ее пронижут горячо, — Они влетят, как птицы в тучу, И вылетят через плечо. Во тьме меж мною и стеной Порхает серебристый рой. Вся их толпа синя, бела, Спешат, снуют куда-нибудь, И тьма всегда для них была Что смертным — зимний путь. Вот души — радужней микробов — Исцвечивают мглу дотла. Куда спешат, и где их дом? И тьма всегда для них была Увеличительным стеклом. Людей и ангелов такая Толчея — Тебя не сыщет никакая Гончая. Давка — как много их, Всякому дай пролететь. Будто конвертов живых Белая круговерть. Что вы, люди и духи, Что вы несете во брюхе? «Икринку. Иону. Весть».

II

Все сыплется песок ночной, Ночь превратилась в снег. Боюсь — за этой мелкотой Вослед придет другой. Умрет, бывает, человек Один, порой глухой, Подумают — инфаркт, инсульт… А нет! Убийство тут. Убийцу в суд не позовут И оправдали б там, Он убивает только тем, Что существует сам. Вот контур легкий зашуршал, Сгустился темный свет, И сердце ужас смертный сжал… Свидетелей-то нет.

7

В ангельских вижу повадках я нечто дельфинье. Вот, изогнувшись, ныряют всем скопом. Крылий их тонкотканных сияющих клинья В воздухе чертят круги и змеиные тропы. Вот, кувыркаясь, летают вверх-вниз И воробьями вьются. Уж меня облепили они, что карниз, И смеются. Может быть, часто зрачок прижимаю к луне, Кожа ее осталась на дне — Вот и мерещится мне. В ангельских вижу повадках я нечто павлинье, То разгорятся, то гаснут. Вижу тела их из огненных линий — Это опасно. Так на вид — просто облачко, светлый дымок, Глаз в середине, как щупальца спрута — ресницы, То пикируют прямо в глазницы, То, как пробки, летят в потолок. То на ресницах сидят и болтают Горсткой огня и зерна, Внутрь влетают и вылетают, Будто я им равна. Ах! Равны мы и вправду, огнистые тени, Хоть для вас я — что бабочке глиняный дом. Мы равны — мириады, обломки, ступени — И по ним, спотыкаясь, бредем. 1979

Рождественские кровотолки

(Нищенка с червонцем, дерево с дарами)

1. Нищие

Где же нищие? Куда их дели? За небесной пищей они улетели? Говорят — они разбогатели, Миллионы — судачат — в тряпье они прячут, Они нас с тобою богаче. Еще сыщешь ты, может быть, нищих Только в церкви да на кладбище. Не увижу в грязи я стоящую шляпу И во тьме у нее серебристый улов, И немого язык, что бешеным кляпом Бился около слов. У кого вместо бедер колесики были — Те на них — на стальных — уже в рай укатили. Не попросит старушка хлеба ломоть И не скажет вослед: «Спаси тя Господь». И придется мне их заменить хоть собой И, петляя, бродить в переулках с сумой, Целовать всем прохожим ноги, Становясь голубой и убогой. Как тот блаженный, терпеливый, Осклизлый, синий и червивый — Почти землей был дядя Гриша, Ведь нищий — это Богу ниша. Он умалился, Бог в нем ожил И руку протянул к прохожим. Любви, любви — небесной пищи Просил Господь всем чревом нищим.

2. Симбиоз

Нету моей замшелой лиры — Дуба, что рос здесь на Черной речке, Его спилили, срубили, спилили, И не поставишь даже и свечки. Нету для дерева рая, нет и могилы, И когда впилось острие пилы В нежно-шершавое и беспомощное тело, Мне приснилось, что со скалы В пропасть я полетела То ль душа его прилетела Со мною навеки проститься, То ли в смертной тоске хотела За душу мою уцепиться. Пустоту вытесняло сто лет Его сложное сильное тело. Вот уж взяла свое! Нагло зияет и равнодушно — По торжеству пустоты Мы всегда узнаём о потере, По яме воздушной. Нету лиры замшелой, А душу она исцеляла, У нее глаза были, Ум был у нее. Приносила я в жертву вино и монеты, Два серебряных там зарывала браслета, И она меня обнимала, лечила, Как увидит — всеми листьями ахнет. Грубо нас разлучили, Разделили — и я умираю и чахну.

3

В сквозняк врезается звезда, А за окном хрустенье льда, Пусть все во мне горит, дрожит, Любви порывам надлежит Умолкнуть в ночь — когда Зовут, звенят колокола. Мгла в небесах так зелена, Там сумеречный лес. «Возьми моих два-три ребра И исцелуй их до утра До сини», — шепчет бес. В простые дни совсем не грех Любить любимых всех. Но нынче нас зовут: «Пойдем!» А мы упрятались вдвоем В хрустальный злой орех, И сотни, сотни нас. Пусть, истлевая, как свеча, Погаснем мы сейчас За то, что двери не нашли, А спрятались в алмаз. Святые надушились все И в небесах плывут, За окнами и хруст и гуд, Стучат в окно, зовут. Господень ноготь прочеркнул Стекло — и, вжикнув, стихнул он, Как будто хриплый стон. «За сладких несколько минут Ты, может, вечность потерял, Не жаль тебе, тебе?» Молчал И в сердце крепче целовал, В дрожащий перезвон.

4

Льется, ткется из сердца Паутина горячая Золотая — Тебе никуда не деться, И ему никуда не деться. Из кончиков пальцев, Из ногорук Стальною тонкой жарой Обовьюсь. Я — паук Золотой.

5

Пусть двух возлюбленных моих Я затолкала в тесный стих, Пусть даже больше было их — Они не виноваты: Они увидели во мне, Как в зеркале, — брат брата. В преступном и тайном своем содоме Не меня они любят — кого-то кроме. В этой жизни, где все только режет и рвет, Пусть любовь моя их перевьет. Перепутала я имена даже их, Но узнала их тайное имя, Те всё были ведь греческих светлых святых, Ну а то — из костей серафима.