Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Столь же мало может отрицание объяснить или хотя бы только вполне выразить те отношения между представлениями, благодаря которым они являются несовместимыми (так называемая противоречивая и противная противоположность).

1. Если отрицательное суждение не есть полученное путем вывода; если, следовательно, отрицание не опосредствовано промежуточными звеньями, то для того чтобы высказать отрицание, мы не имеем ничего, кроме данного субъекта и приписываемого ему предиката. Следовательно, в данном отношении служащего субъектом представления к представлению, служащему предикатом, должно содержаться то основание, в силу которого отвергается предицирование.

Возможно это двояким образом. Или предикат отсутствует в моем представлении субъекта (соотносительно отсутствует какой-либо элемент в том сложном представлении, которое мыслится при помощи суждения об отношениях), или он исключается представлением субъекта (соотносительно имеющимся налицо сложным представлением). В основе отрицания лежит, следовательно, или недостаток (, privation), или противоположность (, oppositio).

2. Если служащее субъектом представление есть конкретное единичное, предмет наглядного представления, а испробованное положительное суждение есть временно значимое, которое уничтожается в том же самом смысле, в каком оно должно иметь значимость, то отрицательное суждение покоится на сознании, что я не нахожу предиката в моем представлении субъекта; на непосредственном познании отличия субъекта как он есть от другой мыслимой вещи, которая имела бы в себе предикат; следовательно, на сознании бедности его определений. «Эти часы не идут», «этот цветок не пахнет», «больной не шевелится», «солнце сегодня не греет» – все эти суждения исходят из того, что я сознаю разницу между данным и просто представленным, разницу между этими часами и идущими часами, между этим цветком и пахнущим цветком. Ибо то обстоятельство, что к данному я подхожу с более богатым представлением, – причиной этого служит ведь лишь мое суждение. Если речь идет о предикатах, выражающих отношение («Сократа здесь нет»), то опять-таки комплекс вещей, выражаемый испробованным суждением («Сократ и я находимся в одном и том же пространстве»), отличен от того комплекса, какой дан моему наглядному представлению («в том пространстве, в каком нахожусь я, нет Сократа»).

Недостаток становится тем более заметным, чем легче может быть сравниваемо более полное представление, чем оно привычнее, чем теснее недостающий предикат оказывается связанным со всем комплексом. И отсутствие становится недостатком в тесном смысле, отсутствием чего-то такого, что должно было бы быть там, где телеологическое отношение или эстетический закон требуют полноты предикатов. Но эти отношения, которые придают оттенок недовольства и разочарования таким суждениям, как: «он не видит», «он не слышит», «он не хочет взяться за ум», «фраза не имеет никакого смысла» – логически имеют все же лишь ту ценность, что обостряют внимание к недостатку и придают тем большую жизненность масштабу сравнения. Но они не обосновывают какого-либо особого оттенка в отрицании как таковом.

3. То же самое отсутствие предиката имеет место и у общих представлений. Отрицательное суждение может покоиться на том, что предикат не примышляется в том, что образует значение слова, служащего субъектом, – «растение не ощущает», «вода не имеет никакого вкуса» и т. д. В основе суждения лишения или отсутствия лежит сравнение с родственным в других отношениях, растения – с животными организмами, воды – с другими жидкостями. В субъекте нет того, что могло бы в нем быть соответственно его другому качеству.

4. То же самое основание к отрицанию имелось бы налицо и в том случае, когда представлению более высокой общности должны приписываться такие предикаты, которые присущи лишь единичным, более определенным из подразумевающихся здесь представлений. В общем представлении о треугольнике не заключается ни того, что он плоский, что он сферический; в представлении о плоском треугольнике не заключается ни того, что он прямоугольный, ни того, что он остроугольный. В представлении о человеке вообще не содержится ни того, что он черный или белый, имеет он прямые волосы или вьющиеся; в общем представлении о движении нет ни того, что оно поступательное, ни того, что оно вращательное. Однако мы не можем выразить этой простой неопределенности субъективного общего представления посредством простого отрицания тех предикатов. «Треугольник не сферический, он не прямоугольный», «человек не черен», «движение не вращательное» – все это понималось бы в совершенно ином смысле, что во всех тех объектах, которые подпадают под обозначение, отсутствует предикат. Так сильна привычка от общих представлений переходить прямо к самым конкретным и наиболее определенным, в которых заключаются первые, что само по себе совершенно правильное положение «треугольник не прямоугольный» было бы неправильно понято, и тут необходимо добавить, что треугольник не неизбежно является прямоугольным или что не все треугольники суть прямоугольные. Ср. ниже, § 25.

5. Тому отрицанию, которое покоится на отношении лишения или отсутствия и тем самым на простом различии, противостоит другое отрицание, вытекающее из того, что какой-либо элемент представления, служащего субъектом, отталкивает представление, служащее предикатом. Так что тут отвергается также и сопутствующая лишению или недостатку мысль, что субъект мог бы, конечно, иметь в себе предикат. (То же самое имеет место и при представлениях, выражающих отношение; «А лежит влево от В или потому ложно, что А вообще не находится вблизи В, или потому, что оно стоит вправо от В» – это отношение отвергает другое испробованное.) Таким образом, мы пришли к исследованию тех взаимоотношений между представлениями, благодаря которым они могут исключать друг друга как предикаты одного и того же субъекта.

Если речь идет о суждении наименования, в котором субъект и предикат должны быть объединены в одно как целое с целым, то исключающее взаимоотношение различных представлений в пределах различных категорий дано бывает той устойчивой определенностью и отличительностью представленного, какая служит предпосылкой для всякого акта суждения, ибо она есть условие непрерывности и согласованности самого сознания. «Сократ не есть Критон», «дерево не есть железо», «красное не есть голубое», «видеть не значит слышать», «направо не есть налево» – такие суждения покоятся на том факте, что мы имеем множество явно отличных друг от друга представлений, которые защищены от всякого смешения и всякой подмены, и они могут напоминать лишь об этих всегда имеющихся налицо различиях (§ 21, 1). Кроме того, познание, что два представления различаются друг от друга, в общем, предшествует познанию, как они различаются друг от друга. Ибо для того чтобы указать, как они отличаются друг от друга, я должен ведь в конце концов вернуться к тем элементам, о которых я просто знаю, что они различны. Я различаю вполне определенно своего друга А от своего друга В еще до того, как даю себе отчет в том, чем отличаются они друг от друга. И когда я даю себе в этом отчет и довожу до сознания, что один блондин, другой брюнет, один имеет округлые и полные формы, другой худощав и угловат, то тут остается различие белокурого и брюнета, округлого и угловатого, худощавого и полного, и я все же в конце концов могу лишь сказать, что они различаются друг от друга, но не то, как они различаются.

Выше (§ 14) мы должны были установить в качестве предпосылки для возможности утвердительного суждения принцип согласия, благодаря которому безошибочно верно распознается сходство представленного; и сама возможность для утвердительного суждения быть достоверным покоится именно на этом. В таком же смысле в основе отрицания лежит то, что различные представления непосредственно и безошибочно познаются как различные; и тут невозможна ошибка относительного того, различны или нет два имеющиеся в сознании представления. Если бы не злоупотребляли формулой «А не есть non-» и не обозначали ею все возможное, то мы могли бы применить ее в том смысле, чтобы она выражала «А отлично от всех других представлений»; «все мыслимое есть это и ничто другое». И тем самым был бы высказан как закон нашего различающего акта отрицания, так и основной психологический факт.

Против этого можно было бы сослаться на тот факт, что мы все же многое смешиваем и тем впадаем в ошибку. Но на это нужно ответить следующее: во-первых, смешения эти касаются вещей, так как мгновенные представления не повторяют различий последних; так бывает, например, когда при поверхностном рассмотрении я принимаю искусственный цветок за естественный; здесь между моими представлениями нет того различия, какое могло бы быть при полном схватывании. Во-вторых, смешения происходят вследствие недостаточного воспроизведения и постоянства представлений, ибо с течением времени одно представление подменивает собою другое. Так, я могу приветствовать чужого человека как старого знакомца, так как образ знакомого стушевался у меня и под впечатлением данного лица он воспроизводится во мне неправильно. Но этим не сказано, что два различных представления, присутствующие в сознании, оставшиеся неизменными во время акта суждения, могут полагаться как неразличные. Напротив, всякое единство и ясность нашего самосознания покоится на том, что отрицание обладает этой способностью предохранять то многое, что имеется у нас налицо, от неясности и расплывчатости, что оно в состоянии держать это в раздельности. Равным образом самая возможность быть уверенным в значимости суждения, а вместе с тем и возможность акта суждения покоятся на том, что мы вполне определенным образом можем обладать непосредственным сознанием различия. Там, где этого нельзя было бы предполагать, как, например в глупости, – там уничтожалось бы самое общение мышления.

7. Большие трудности представляет собой исследование условий отрицания там, где суждения суть суждения о свойствах. Действительно, ведь та же самая вещь может обладать различными свойствами, и различные вещи могут иметь те же самые свойства. Поэтому простое различие в представлениях, выражающих свойства, не дает еще основания к тому, чтобы отрицать относительно вещи А свойство ss, так как она обладает отличным от этого свойством ; или к тому, чтобы отрицать относительно В свойство , так как этим свойством обладает А, – как есть основание сказать: «А не есть В, не есть ss». Вопрос таков: «При каких предпосылках мы можем о вещи А сказать, что свойство ss с ней несоединимо?» Очевидно, лишь в том случае, если одно из свойств А стоит к свойству ss в таком отношении, что они не могут совместно принадлежать одному и тому же субъекту. Так, определенный цвет какой-либо поверхности, например белый, исключает все другие цвета. На том основании, что снег бел, я могу тотчас же отрицать по отношению к нему все другие цвета; на том основании, что линия прямая, я могу отрицать относительно нее предикат кривой и т. д. То же самое следует сказать и о глагольных предикатах и о предикатах, выражающих отношение. «Сидеть» исключает «стоять», «стоять» исключает «ходить», «направо» исключает «налево», «равный» исключает «больший» и «меньший». И обратно. К чему приложимо одно, о том другое должно отрицаться.