Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Поскольку предполагается, что понятие содержит под собой целый ряд видов или может быть применимо к множеству единичных вещей, следовательно, может быть предицировано относительно различного, постольку из отношений между понятиями непосредственно вытекает также условная необходимость то, что падает под понятие, предицировать с предикатами этого понятия. Если относительно понятий имеет силу «А есть В», то имеет силу также «Если нечто есть А, то оно есть В» или «все А суть В». Такого рода суждения по праву рассматривались всегда как аналитические, достоверность которых покоится на принципе согласия. Так же обстоит дело с отрицательными суждениями. Если по отношению к понятиям имеет силу «В несоединимо с А», то имеет силу также «если нечто есть А, то оно не есть В» или «ни одно А не есть В».

7. Во всех этих суждениях мы должны – предполагая неизменные понятия – лишь прочитывать то, что мы вложили в понятия. Мы движемся целиком в области наших неизменных представлений, и ни для кого, кто имеет точно те же самые представления, суждения эти не могут быть каким-либо образом сомнительными. Поэтому они являются не зависимыми от всякого времени, безусловно, значимыми; они суть, согласно Лейбницу, вечные и необходимые истины. Но именно поэтому они никогда не говорят прямо, что нечто есть, они не говорят ни об определенных единичных объектах, ни о сущих объектах. Суждение существования никогда не может быть аналитическим в кантовском смысле. Ибо при суждении существования, как это неопровержимо доказал Кант, дело идет о том, что соответствующее понятию существует. Субъект эксистенциального суждения прежде всего мыслится без существования, но так, как он именно мыслится, он должен также существовать. Следовательно, основание полагать нечто как существующее никогда не может заключаться в том самом процессе представления, посредством которого мыслится содержание представления, в мышлении при помощи понятий. Но если вообще имеется основание, то это должно быть нечто в сознании присутствующее, что отлично от мышления в понятиях.

8. Но насколько легко при предположении завершенной системы понятий может быть усмотрена истинность суждений о понятиях, столь же мало этим исчерпывается собственная функция понятий. Суждения о понятиях имеют ту ценность, что они должны всегда вновь оживлять самые понятия и содержать их в наличности, сокращение слова они должны разложить на его содержание. Но ведь, в конце концов, всякая ценность и всякое значение системы понятий заключаются в том, что она должна применяться и, будучи применяема для предицирования, должна служить для познания того, что еще не содержится в системе понятий как таковой. Система понятий есть орудие всякого познания, но не само это последнее; аппарат, при помощи которого мы работаем, но не продукт. Человеческий дух был бы осужден на вечное бесплодие, если бы, как это, в конце концов, думает школьная логика, он должен был всегда двигаться среди того, что он уже знает, и должен был бы лишь повторять те суждения, при помощи которых он фиксировал свои понятия. Его прогресс заключается в том, чтобы осиливать все новое и новое при помощи уже установленных понятий или при помощи новых, из них образованных. Но и идеальное завершение системы согласующихся понятий не разрешает еще задачи, точно так же как словарь не есть литература народа. Прогресс мышления и исследования создает новые наглядные представления и новые простые представления. И главная задача заключается в том, чтобы осознать те законы, согласно которым непрестанно вновь совершающийся акт суждения заявляет притязание на истинность и общезначимость.

9. Этот прогресс в мышлении и знании исходит прежде всего от отдельных индивидуумов, в которых вновь возникают суждения, и от них уже распространяется дальше путем передачи. Так как предикаты всегда должны предполагаться как уже данные, то условием этих суждений является возникновение новых, служащих субъектами представлений. Поскольку эти последние являются лишь новыми созданиями понятий, которые вводятся посредством определяющих дефиниций (§ 48, 2), постольку их значимость подпадает под указанные выше законы. В конце концов, они служат ведь лишь для того, чтобы создать новое сокращение и ввести термин, и то, что высказывается о них в виде суждения, есть опять-таки простое объяснение понятия.

Иначе обстоит дело, если вновь возникающие представления, служащие субъектом, оказываются единичными. Различие между представлением о единичном и процессом представления содержания понятия мы должны прежде всего предположить как данное и всякому известное (§ 7). Если различие это выражается при помощи различия между наглядным представлением и понятием, то предполагается также, что это последнее различие непосредственно понятно. Это различие, самое большее, можно определить по производным и внешним признакам таким образом: представленное в понятии есть нечто чисто внутреннее; оно может повторяться нами свободно, по желанию, и тогда оно имеется всегда налицо в одном и том же виде; оно зависит лишь от внутренней силы нашего мышления; напротив, наглядно представляемое дано нам в определенный момент, и его представление зависит от условий, которые ставят его в отношение к нам, представляющим; и отношение это не зависит от внутренней силы мышления, наоборот, оно требует, чтобы то содержание, которое может выражаться вообще, полагалось в единичном объекте.

Допустим, что нечто единичное представлялось бы с сознанием, что хотя оно и есть нечто наглядно мне данное, но его представление принадлежит мне индивидуально, что другие или совсем не могут получить это представление, или могут получить его лишь случайно, как сон или видение, к которому только я причастен, или как внутреннее создание художественной фантазии, которое, будучи не зависимо от произвола мышления, противостоит мне, как именно теперь имеющийся налицо единичный объект. В таком случае хотя принцип согласия и гарантирует, что поскольку я представляю и удерживаю с сознанием этот объект, я мог бы описать его правильно, т. е. так, как это соответствует его содержанию, – но здесь нет никакого интереса спрашивать дальше об обосновании этих суждений, так как они сплошь индивидуальны и не подлежат перенесению; следовательно, тот, кто не имеет наглядного представления, верит в них лишь в силу авторитета.

Но если бы представления были такими, которые могут производиться у всех сходным образом и при определенных условиях должны производиться сходным образом, так что по своей природе они могут стать для всех общими объектами, тогда существует также интерес, чтобы то, что мы судим об этом, познавалось как общезначимое. Так обстоит дело с геометрическими образованиями, поскольку пространственное представление предполагается одинаковым у всех и элементы геометрии предполагаются как данные наглядные представления⁹⁹. Но прежде всего так оно есть с тем, что мы рассматриваем как существующее. Все, что мы полагаем как сущее, тем самым есть единичная вещь или какое-либо определение в единичном. В понятии бытия, далее, заключается, что сущее есть нечто независящее от индивидуального представления и для всех то же самое. Но если оно имеет свое существование не благодаря мышлению, а до него, то тут не исключено различное отношение сущего к различным представляющим. Одним оно может представляться, другим оно может не представляться, одним оно может представляться вполне, другим не вполне. Так как основание полагать сущее кроется не в общем для всех, выражающемся в понятиях мышлении, то оно может заключаться в данных сознания, которые являются различными для отдельных индивидуумов. С другой стороны, о сущем лишь тогда можно судить истинно, когда все согласны между собой, так как оно есть одно и то же для всех познающих. Именно в этом кроется потребность удостовериться относительно того, на чем именно покоится необходимость наших суждений по поводу сущего.

Там, где нечто полагается или предполагается как сущее, – там, в общем, можно различать представление о единичном как субъекте, и суждение, что оно есть¹⁰⁰, – безразлично, просто подразумевается это последнее, как это обыкновенно бывает, или же оно явно высказывается в суждении существования.

§ 46. Истинность высказывания о нас самих

Среди непосредственных суждений о сущем на первом плане стоят те, которые высказывают непосредственное сознание нашей собственной деятельности, как она дана в каждый момент нашей бодрствующей жизни. Их достоверность не поддается никакому дальнейшему анализу. Они заключают в себе не только достоверность суждения «Я есть», но также и достоверность реальности единства субстанции и деятельности.

Поскольку им присуще время, они предполагают общую необходимость представлять наши отдельные деятельности как протекающие во временном ряду и общезначимые правила, требующие, чтобы каждому моменту было указано его место в этом временном ряду.

1. Суждения «Я ощущаю боль», «я вижу свет», «я хочу то-то и то-то» настолько абсолютно достоверны, и их значимость настолько понятна сама собой, что здесь, по-видимому, нет совсем никакой почвы для логического исследования об их правомерности и об основании их необходимости. Действительно, если предположить ясность сознания, отчетливость и совершенное развитие понятий, служащих предикатом, то ни один человек не может сомневаться в их истинности, и никто не приписывает себе права заподозревать высказывания другого – предполагая правдивость его речи, – должно ли верить ему также и в том, что он высказывает о себе самом. Таким образом, прежде всего, по-видимому, следует установить лишь их различие от суждений о понятиях.

2. Различие это действительно глубокое. Суждения о понятиях имеют такие субъекты, относительно которых признается, что они мыслятся всеми одинаковым образом. Суждение «я вижу» имеет такой субъект, который так, как я его представляю, не может представляться никем другим. В суждении о понятии объясняется содержание субъекта, которое мыслится в нем всегда одинаковым образом. Что есть содержание того, что я обозначаю при помощи «Я», – этого никогда нельзя указать исчерпывающим образом; оно дано нам так, что тут совершенно невозможно никакое сравнение с какими-либо другими объектами нашего мышления. Суждение о понятии гласит: «Если я мыслю А, то я необходимо мыслю его вместе с определением В»; при суждении самосознания нет никакого «если»; субъект попросту мыслится, если вообще нечто мыслится, и то, что он мыслится, – это является безусловно фактической предпосылкой для всякого другого мышления. Суждение о понятии ничего не говорит о существовании своих объектов, но суждение «я вижу» всегда включает в себе суждение «я есть». При всяком понятии может быть поставлен вопрос, существует ли то, что оно содержит. Существую ли я – об этом невозможно спрашивать. Признаки понятия неизменны, предикаты «Я», за исключением самого «Я», изменяются от момента к моменту. И всякому суждению, когда оно выполняется, принадлежит все же непосредственно достоверная истинность, которая может быть только признана, но не подлежит испытанию со стороны своих оснований. Принцип согласия гарантирует, конечно, что общее понятие предиката согласуется с данной в непосредственном наглядном представлении деятельностью. Но он не в состоянии гарантировать ни того утверждения, что субъект выполняет именно эту деятельность, ни заключающегося здесь утверждения, что он существует¹⁰¹.

3. Если высказывания всякого самосознания мы должны признавать как нечто такое, достоверность чего мы не можем свести к чему-либо иному, от чего оно зависело бы, то дело идет лишь о том, чтобы констатировать, что именно признается этим.

Прежде всего по отношению к этому субъекту невозможно выполнить указанное выше разделение между просто представляемым и его бытием, и суждение «я есть» не имеет, следовательно (подобно всем другим суждениям существования), в качестве субъекта, которому могло бы приписываться бытие, «Я» как просто представляемое, но субъект и предикат неразрывно сопринадлежны друг другу.