Локки 8. Потомок бога

— Спасибо, Локки, — прогудел тот.

— Обращайся, — вздохнул я, взял его под руку и попытался отвести чуть в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз. Но он тут же вырвал руку и подскочил к своей семье.

Ключи были у меня, так что полностью освободить родственников Громов не мог, потому просто вытащил кляпы.

Павел промолчал, лишь исподлобья метнул в мою сторону взгляд — настороженный, но без враждебности.

А вот Лидия не сдержалась. Едва освободилась — сразу же завопила, судорожно дыша:

— Где мой сын?! Где Александр?!

— Да всё с ним хорошо. Он тут. Наверху, — спокойно сказал я и провёл ладонью по щеке, вытирая кровавую слезу, скатившуюся из левого глаза.

— Где он? Где мой мальчик?! — продолжала в истерике вопить женщина, брызжа слюной.

— Он в коридоре на первом этаже.

— Немедленно освободи меня!

Я молча передал ключи Громову, и тот избавил от антимагических наручников и внука, и дочь.

Лидия тут же вскочила на ноги и, не оглядываясь, выскочила из подвала.

Павел поколебался, но через несколько секунд последовал за ней.

А я сплюнул кровью себе под ноги и бросил мужчине, медленно двинувшись к выходу:

— Ну рассказывай, что тут у вас да как.

Громов почесал лысеющую голову и вздохнул:

— Да вот буквально час-другой назад позвонили… Сказали — от императора. Приказали собираться. А ещё велели, чтобы я распорядился отправить всю прислугу и охрану прочь. Ну а потом эти пришли. Я пытался сопротивляться, но… куда там. Слишком уж их оказалось много. Да и сильные они были. Нас с Павлом быстро скрутили и сунули в подвал. А Лидию оставили наверху.

— Да-да, я её видел там. Она очень приветливо махала рукой и звала в дом.

— Ну… я так полагаю, её заставили. Видимо, пригрозили, что убьют Павла.

— Думаю, всё так и было.

Громов кивнул и обеспокоенно спросил:

— А с Александром… действительно всё в порядке?

— Да нормально с ним всё. Единственное, вряд ли у него в ближайшее время будет сильный аппетит… и уж точно, думаю, целый год он не захочет есть мясо с кровью, — иронично выдал я, вспомнив сцену, как Тахрир пожирала смертных, а паренёк на всё это безотрывно глядел.

— Локки, кто это был? — спросил мужчина, выйдя со мной из подвала. — Они ничего не говорили.

— Даже не представились? Вот ведь хамы, а ещё аристократы.

— Только раз мне удалось расслышать слова одного. Он обронил, будто гордыня и любопытство сгубят тебя, Локки.

— Он ошибся. Гордыня и любопытство — это двигатель всех моих приключений. Без них я жил бы скучно и неинтересно. А ты не забивай себе голову. Забудь о них. Думаю, они больше тебя не потревожат. Ты, главное, пошустрее уезжай отсюда. И желательно, больше никогда не связывайся со мной. Да и вообще… держись подальше. Так будет безопаснее. Для тебя и для твоей семьи. Лидия вон, кажется, уже возненавидела меня, узнав правду.

— Ну… я бы так не сказал, — пробормотал Громов, отводя взгляд. — Но кое-что ей не понравилось. Она считает, будто ты обманывал нас в своих корыстных целях.

Я ничего не ответил, лишь усмехнулся, прекрасно понимая, что мужчина пытается сгладить углы и преуменьшить масштаб ненависти, плескавшейся в глазах его дочери.

Мне мыслится, что пламенные эмоции Лидии щедро сдобрены набожностью. Громов ведь точно сказал ей, что я бог. А моё чёрное сердце чует: признаёт она лишь славянских богов. Все остальные для неё — ересь, искушение и проклятие в одном флаконе.

— Ты же не обиделся? Не держишь на неё зла? — с явной тревогой на лице спросил Громов.

— Нет, конечно, — фыркнул я, не задумываясь.

И в этот момент до нас донёсся громкий, надрывный плач — кажется, из того самого коридора, где я оставил Александра Громова.

Старик тоже расслышал его. И несмотря на возраст, шустро припустил туда. Я ринулся следом.

Эх… Неужели я зря оставил Тахрир рядом с парнем? Неужто она так вошла во вкус, что нарушила приказ и сожрала его?

— Бо-о-оги! — ошарашенно выдохнул Громов, заскочив в коридор.

— Где? Какие? — отозвался я, следуя за ним. Но уже через миг понял, что он имел в виду.

Причина, по которой мужчину пронзил шок, красовалась перед нами — стены, пол и даже потолок в художественном беспорядке украшали кровавые разводы, а на ковровой дорожке валялись начисто обглоданные кости и черепа.

Впрочем, Громов недолго пучил глаза. Уже через миг его взгляд упал на Лидию, обнимавшую Александра и перемежающую всхлипывания с громкими рыданиями. Сам паренёк тоже плакал, да и Павел, обнявший их обоих, слёзы лил не хуже. То ли они так обрадовались друг другу, то ли их только сейчас отпустило накопившееся нервное напряжение.

— Иди к ним, — бросил я Громову.

Он кивнул, подошёл к семье и тоже обнял их, тепло и крепко. Мне даже стало слегка неуютно.

Я скосил взгляд на довольную Тахрир, стоявшую в тени возле стены, и иронично проронил:

— Давай тоже, что ли, обнимемся?

— Нет, это без меня, — отрезала она, словно я предложил ей совокупиться у всех на виду.

Хотя, возможно, на подобное предложение стражница ответила бы согласием.

— Ты, — внезапно со злостью произнесла Лидия, воткнув в меня острый как клинок взгляд.

Казалось, в ней не осталось и следа той прежней теплоты и доброты. Сейчас она напоминала ощерившуюся волчицу, готовую вцепиться в горло любому, кто посмеет подойти к её семье.

— Никогда не приближайся больше к моей семье, нечестивый божок, — буквально выплюнула она и осенила себя знаком Живы.

— Хм, — хмыкнул я, не сводя с неё саркастичного взгляда. — Неужели для тебя ничего не стоят те вечера? Те хорошие моменты, что мы провели все вместе? То, что я вытащил твою семью из грязи?

— Уж лучше бы мы остались в грязи! — выдохнула она, дрожа от гнева. — Чем заплатили за это тем, что мой сын был для тебя лишь мясным костюмом… сосудом, в котором ты со своей нечестивой силой обитал.

— Ему это нравилось, — усмехнулся я и с притворным безразличием посмотрел на свои ногти, отметив, что один всё-таки выпал.

На самом деле слова женщины жгучим ядом упали на мою душу, добавив несколько безобразных шрамов.

Хорошо хоть Громов-старший раскрыл рот, явно собираясь что-то сказать в мою защиту. Однако Лидия обожгла его взглядом и прошипела, как тысяча рассерженных змей: