Лорд и королева

Возглавлял ее епископ Ридли, а среди тех, кто шел позади него, находился лорд Роберт Дадли.

Роберт шел с высоко поднятой головой. Он, который жаждал страстей, был даже рад этому унижению и казался беспечным, когда проходил по узким улочкам. Он был ко всему готов. Амброуз, Гилфорд и леди Джейн уже были приговорены и вернулись в свои темницы. Теперь настала его очередь. И что могло теперь спасти одного из тех, кто вступил в заговор против королевы? Ничего не оставалось делать, как покориться судьбе.

Для Роберта не было бы неожиданностью, если бы по возвращении из ратуши в Тауэр его ожидал топор палача. Но его приговорили к ужасной казни, применяемой обычно к предателям: повесить, заживо вспоров живот и выпустив все внутренности.

И все же по своей природе Роберт был оптимистом, — он продолжал надеяться, что его ждет лишь топор. Сын герцога не может погибнуть бесславной смертью заурядного предателя.

Поэтому, по пути в свою темницу, находящуюся в башне Боучемп, он ждал, что процессия свернет на Тауэр-Хилл. Тем не менее, этого не случилось.

На протяжении всего своего путешествия Роберт ощущал на себе заинтересованные, полные сочувствия взгляды женщин, вышедших поглазеть на заключенных. Пребывание в мрачной темнице никак не отразилось на его притягательной силе.

— Какой красивый молодой человек! — говорили в толпе. — Он слишком молод, чтобы умереть.

И провожали Роберта сочувственными взглядами.

Больше других за ним наблюдала одна женщина. Она страстно желала выкрикнуть его имя, когда он поравнялся с ней, но она все же затаилась в страхе, что ее вид может потрясти его. «Какая у него благородная осанка, — думала она, — и какое безразличие проявляет он к своей судьбе!» Именно этого и ждала она от своего гордого Робина.

Когда процессия удалилась, Джейн Дадли упала без чувств на землю.

При дворе происходила перестановка сил. Высказав вначале расположение по отношению к Эдуарду Куртенэ, королева затем отвернулась от него. Многие поговаривали, что причиной тому развратные привычки, приобретенные им во время пребывания в Тауэре. Другие полагали, что он оказался плохим актером и не смог так страстно влюбиться, как пытался это показать, в стареющую женщину. Были и такие, вероятно наиболее осведомленные, которые считали, что перемена в ее отношении к молодому аристократу может быть отнесена на счет тайных переговоров с испанским послом, а также того факта, что Филипп, сын императора Карла и наследник обширных территорий, вдовец.

Французский посланник Ноэлль в обстановке крайней секретности предостерег принцессу Елизавету.

— Слышали ли ваша светлость, что королева подумывает о браке с испанским принцем? — спросил он.

— Да, до меня дошли подобные слухи.

— Ваша светлость должны понимать, что союз с Испанией вызовет крайне негативную реакцию в Англии.

— Королева — хозяйка своей страны и самой себя. Она выйдет замуж за кого ей заблагорассудится.

— В вашей стране многие не примут брак с испанцем.

— Я с такими незнакома.

— А ваша светлость знают, почему королева отвернулась от Куртенэ? Да потому что она догадывается, на какой объект направлены его нежные чувства.

Несмотря на все ее самообладание, глаза у Елизаветы заблестели.

— Не понимаю, что ваше превосходительство имеет в виду.

— Он влюблен в вашу светлость. Он так далеко зашел в своей любви к вам, что не задумываясь отбросит в сторону готовую вот-вот свалиться на его голову корону для одной только надежды на ту, которую получит в будущем.

Елизавета все же почуяла опасность.

— Я ничего об этом не знаю.

— Но другие знают. Они говорят, что, если Куртенэ женится на вас, а вы будете вознаграждены тем, на что у вас есть права, то народ станет более счастливым, чем в том случае, когда мужем королевы окажется испанец.

Ее сердце бешено забилось. Она вновь услышала слова церемонии в аббатстве и крики пэров «Боже, храни королеву Елизавету!»

И тогда она вспомнила женщину, увиденную ею в толпе, и братьев Дадли, ожидающих в настоящий момент наказания за амбиции, которым не суждено было осуществиться.

Ноэлль вкрадчиво продолжал:

— У Куртенэ есть влиятельные друзья в Девоне и Корнуолле. Ваша светлость, перед вами открывается великое будущее.

«Я иду сейчас по лезвию бритвы, — подумала она. — Удержусь на острие — и в конце пути меня будет ждать трон. Но один только неверный шаг — и вниз, к катастрофе, к темнице в Тауэре и на плаху».

Ноэлль мечтал любым путем воспрепятствовать браку королевы Марии с испанцем, потому что это противоречило интересам Франции. Но желал ли он видеть на троне Елизавету? Конечно же, нет! Целью его заговора являлось посеять вражду, которая уберет с пути и Марию, и Елизавету, оставив место свободным для Марии Шотландской. Ее губы сложились в усмешке. Французский посол, наверное, принимает ее за идиотку!

Как только Елизавета рассталась с ним, то сразу же испросила у королевы аудиенцию. Разрешение было получено, и когда Елизавета склонилась перед нею в поклоне, то поняла, что со времени последней встречи отношение к ней Марии не стало более теплым. Несмотря на свою молодость и показную невинность, Елизавета была достаточно искушенной, чтобы понимать, откуда это нерасположение к ней и к чему клонят все эти послы.

Она знала, что испанский посол, осознавая непопулярность союза, который он старался организовать для сына своего господина и английской королевы, догадывался, что существует определенная фракция, которая предпочтет посадить на трон Елизавету и позволит ей выйти замуж за Куртенэ, и что если дать этому случиться, то Англия снова станет протестантской страной. Поэтому Ренар и убеждал королеву отправить Елизавету на плаху. Он был уверен, что принцесса замешана в заговоре, и собирался вывести ее на чистую воду, чтобы окончательно заглушить в королеве сентиментальные чувства по отношению к сестре.

Сейчас, наблюдая за присевшей в реверансе сестрой, королева вспомнила предостережения испанского посла.

— Ваше величество, — произнесла Елизавета. — Я умоляю отпустить меня в одно из загородных поместий.

— Почему это? — спросила Мария.

— Мое здоровье сильно пошатнулось. Мне требуется свежий деревенский воздух.

— Ты кажешься вполне здоровой.

— Я очень страдаю от болей, ваше величество. В деревенской тишине я могла бы проштудировать те книги, которые ваше величество обязало меня изучить. Я чувствую, что в тишине Вудстока или Хэтфилда на меня снизошло бы откровение.

— Ты останешься здесь, — сказала королева, — чтобы я знала, что у тебя на уме.

Елизавету отпустили. Покидая королевские покои с дурными предчувствиями, она понимала, что переживает сейчас наиболее критический период в своей полной опасностей жизни.

Как ни странно, но ей на помощь пришел, сам того не желая, испанский посол.

Вся страна знала, что королева с благосклонностью относится к браку с испанцем. Это не могло понравиться англичанам, ненавидевшим испанцев, и все чаще повсюду начали упоминать добродетели Елизаветы.