Loving Longest 2

— Потому что хватит! Вот Элеммакил со мной согласен, по глазам вижу, — ядовито заметил Гортаур. — Хотя… если ещё и Аргон… вообще интересно было бы и третьего брата… ну любопытно просто… для опыта… Интересно, возникала ли бы, например, тошнота, и в какой мере… Если всё дело в близкородственном скрещивании… или наоборот… Но тогда для эксперимента в качестве отца надо бы привлечь кого-то постороннего, лучше даже из синдар, — при этих словах Гортаура Маэглин с опаской посмотрел на Гватрена, который невинными голубыми глазами глядел в потолок. — В общем, Маэглин, мне это просто больше не интересно. Такой ответ ты можешь понять? Кстати, а Элеммакил тебя чем не устраивает, я не понимаю? — Элеммакил при этих словах вздрогнул и уронил расчёску; когда он за ней полез, ему очень захотелось остаться под столом. — Вы же можете иметь детей.

— Нет, — страдальчески воскликнул Маэглин, — мне нужен только мой дядя. Ну что же вы все никак не поймёте! — Маэглин хотел хлопнуть дверью и выйти, но заметил на столе миску с оставшимися пирожками и захватил её с собой, отчего его уход со сцены выглядел не столь трагично, как ему хотелось бы.

— Мда, — сказал Гортаур, — повезло тебе, Элеммакил, что у Маэглина так хреново с эльфийскими и прочими родословными. Он даже не помнит, что ты — двоюродный брат Тургона, и, в общем-то, тоже его дядя. Кстати, Гватрен, я тебе разрешаю: если Маэглин будет тут распускать руки и всё остальное без цели оставить дядю в интересном положении, можешь сломать об него пару стульев.

— Почему? — Маэглин снова всунулся в комнату. — Он же всё равно ничего не…

— Потому что, во-первых, меня тошнит от мысли, что ты получишь удовольствие, во-вторых, ты всё равно удовольствия получать не умеешь. А я не люблю бесполезных телодвижений.

— Ну и ладно, — ответил Маэглин. — Элеммакил, может, пойдём, покушаем? ..

Комментарий к Глава 19. Жертва и экспонат (2): Экспонат * Отец… отец… я… отказался… рассказал всё… прости… (квенья)

Не надо… уйди… спасите… (квенья)

====== Глава 20. Убийца ======

— Так вы не знаете, кто посягает на вашу жизнь?

— Нет, — сказала Валентина, — кто может желать моей смерти?

— Сейчас узнаете, — сказал Монте-Кристо, прислушиваясь.

— Каким образом? — спросила Валентина, со страхом озираясь по сторонам.

— Потому что сейчас у вас нет лихорадки, нет бреда, потому что сознание ваше прояснилось, потому что бьет полночь, а это час убийц.

Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»

— Это… это же Аргон, — выдохнул Майтимо, — это младший сын дяди Ноло. Конечно, Фаэливрин, ты его не знаешь… он же… погиб во время перехода через Хелькараксэ.

— Это эльф с отмороженными мозгами, — авторитетно заявила Лалайт. Майтимо с ужасом понял, что даже отъехав на три мили от Химринга и добравшись до места, где они оставили своих коней, они так и не отвязались от надоедливой девицы. — Зачем он вам сдался? Он правда сын короля эльфов? У него невеста есть?

— Да, он наш родич, и мы его забираем, — ответил Майтимо. — Если он не в себе, то он тем более не нужен ни Салганту, ни Маэглину. Пожалуйста, оставь нас.

— Да он же как бревно, — пожала плечами Лалайт. — Вы что, за него деньги с родственников взять хотите? Собираетесь его молодому королю в Гавани отправить? У Гил-Галада на такое денег нет, Идриль вам тоже не заплатит.

— Мы будем о нём заботиться, — сказал Маэдрос.

— Тогда точно я вам нужна, — Лалайт умильно улыбнулась Маэдросу, как будто он мог отрезать ей ещё кусочек пирожка. — Потому что он меня слушается. Из него хороший муж получится.

— В смысле? — спросил недоверчиво Амрод.

— Посмотрите, — сказала Лалайт. Она подошла к Аргону, которого они усадили на поваленное дерево и сказала ему на талиске: «Вставай!». К их несказанному удивлению, Аргон медленно, неуверенно, но встал на ноги. Затем она сказала: «Садись!» — и он опять послушался.

Маэдрос уже успел заметить, что Аргон не реагирует на слова и звуки — ни на своё имя, ни на крики или шум. Он попробовал ещё раз — всё было бесполезно.

— Ну вот видите, — самодовольно сказала Лалайт. — Посмотрите.

Она подошла к Аргону и сказала «Ложись!». Эльф послушно лёг на мокрый снег. Майтимо поднял его и взял на руки. В этот раз он заметил, что после команды на талиске Лалайт прошептала одними губами что-то ещё.

— Что ты там шепчешь? — спросил он.

— Так я вам и сказала! Я волшебное слово знаю, — ответила Лалайт, стряхивая снег с рукавов. — Ну поедем уже, я замёрзла!

Майтимо задумался.

— Ладно, — сказал он. — Нужно скорее уезжать отсюда. Поедешь со мной. Ты, Питьо, возьми Аракано; ты, Фаэливрин, поедешь между нами.

Лалайт восторженно, но тихо завизжала, оказавшись на коне перед Маэдросом. Она так стукнула животное каблуками, что конь дёрнулся и Майтимо чуть не упал, в последний момент успев схватиться левой рукой за поводья.

Наутро после позднего возвращения домой, едва успев устроить Аргона в комнате на первом этаже, они услышали, что вернулся и Келегорм. Его слуга-человек, молодой парень, с которым Келегорм уезжал в свой охотничий домик, уложил его на постель, потом извинился, вышел, и в окно они увидели, как он скачет прочь. Второго дружинника, который согласился сопровождать Келегорма, нигде не было видно.

Майтимо стало грустно, но он даже не успел спросить брата, как он себя чувствует; его оттолкнула Лалайт, которая заглянула в комнату и сказала:

— Ой, добрый день! Ты что, устал? Отдыхаешь? С охоты приехал? Добыча есть? Кстати, я прекрасно жарю оленину, только нужно крепкое вино и перец…

— Я вообще не встаю, — сказал Келегорм. — С едой ничем тебе помочь не могу.

— Да что же у вас тут такое! — воскликнула Лалайт. — Ты без руки, этот вообще немощный, у того голова не соображает. А у рыжего уже девушка есть. А я так за эльфа замуж хотела, представляешь? Они же такие здоровые, к тому же верные и вроде непьющие. Ну или не очень пьющие… Ну что, однорукий, может, выпьем все за встречу всё-таки, а?

— Нечего у нас выпить, — ответил Майтимо. Он подошёл к Келегорму и стал помогать ему устроиться поудобнее. Ему больно было видеть лицо младшего; казалось, тот чуть не плачет. «Все тебя бросили, — подумал Маэдрос.
–  Все. Даже Куруфин, хотя и против своей воли. Я не оставлю тебя, обещаю».

В комнату заглянул заспанный Келебримбор, который спал так крепко, что не проснулся при их возвращении ночью и с недоумением уставился на незнакомую пышно разодетую девицу (утром вместо сиреневого платья откуда-то появилось зелёное в розовую полоску, хотя сумочка-рюкзак, которая была у Лалайт за спиной, казалась очень маленькой).

— Привет, — сказала Лалайт. — А давай я тебе поправлю курточку? — она стала застёгивать пуговицы на домашней куртке Келебримбора, которую тот небрежно накинул, выходя из комнаты.

— Спасибо, — ответил удивлённо тот. — Дядя Туркафинвэ, давайте я вам подушку сменю, она уже совсем убитая. Давайте я вам всем позавтракать соберу, вы, наверно, все очень устали.

— А раз ты тут на хозяйстве, у тебя, может, выпить есть? — спросила Лалайт. — А то смотри, какие все унылые.

— Нет, ничего нет, — ответил расстроенно Келебримбор. — А надо бы, потому что как раз день зачатия Фаэливрин и дяди Питьяфинвэ.