Ловушка для ангела

Я понимала, что это было верхом идиотизма, но переспорить его не смогла. Гена выпросил у ребят лодку и мы поплыли. А через пару минут лодка перестала слушаться руля. Она завертелась и мы врезались в другую лодку, которая шла за нами.

Я даже не помню, как оказалась в воде. И Никита тоже. Он сразу под воду ушёл. С испугу я начала кричать! Плавать — то я немного умею, а вот нырять — нет.

Смотрю, Гена выныривает и Никиту к себе прижимает. Он Никиту на берег вытащил, а отойти он него не может: сын воды нахлебался. Пока я сама на берег вылезла, Гена Никиту в чувство привёл. На меня его оставил, а сам поплыл лодку ловить. Чужая ведь! Я с сыном занялась. Потом повернулась к реке — одна лодка фырчит, крутится, вторая заглохла, но тоже близко. Те, кто на ней плыл, уже на берегу. А Гены не видно.

А течение там сильное. Водолазы только на второй день Гену достали и то далеко от того гиблого места.

Ольга Степановна краем фартука пыталась смахнуть набежавшие горькие слёзы, но они мутными каплями продолжали стекать по её сморщенным щекам.

— Так вот и осиротели мы. А на похоронах подходит ко мне Мифчик Темников и говорит: — Вы мне за лодочный мотор должны. Я бы простил, но отец требует.

Я разрыдалась тогда. Деньги заняла у родственников и Темниковым отнесла. Но больше с ними никогда не здоровалась.

— А где сейчас ваш сын?

Вопрос Труханова вывел женщину из минутного оцепенения.

— В рейсе, — рассеяно ответила Ольга Степановна, постепенно отходя от горьких воспоминаний. — Он шофёром работает, дальнобойщиком. Завтра уже вернуться должен. Но, сами знаете, какая метель была. Если дороги перемело, то может задержаться.

— А тринадцатого января он работал? — поинтересовался Евгений, стараясь придать своему голосу максимум беззаботности.

Ольга Степановна задумалась, припоминая события.

— Да тринадцатого он грузился и после обеда уехал в рейс. Да, что случилось — то?

— Хотел бы я знать, — усмехнулся Труханов, глянув на часы. Начальства на Автобазе уже конечно нет. Надо ехать домой.

— Вы бы хоть чайку попили, до Москвы — то далеко, — предложила бойкая молодая женщина, наверно сноха Ольги Степановны, когда Труханов пошёл к двери.

— Спасибо, я на электричку спешу, — отнекивался Евгений.

Ему не хотелось садиться за стол в доме, где за двадцать пять лет, похоже, так и не простили обиду парню Диме, за неблаговидный поступок его отца. Хотя смог бы простить он сам, Евгений не знал.

На другой день утром, не заходя в МУР, Труханов приехал на Автобазу, где работал Никита Лапин.

Вызванный директором автобазы, начальник третьей колонны, в которой работал водитель Лапин — крупный мужчина, пропахший табаком и выхлопными газами, проводил Евгения в диспетчерскую. Она находилась на первом этаже и была холодная.

Смазливая диспетчер в мохеровой беретке, пододвинув обогреватель поближе к своему пышному телу, быстро листала путевые листы, попутно строя глазки Труханову. Она так и старалась коснуться его своим вертлявым плечом, но Евгений старательно отстранялся.

— Вот, — вытащила она нужный. — Лапин Никита. Выезд из гаража тринадцатого января в десять ноль, ноль. Возврат пятнадцатого января в двадцать два сорок пять. Рейс в Новороссийск.

— Значит, тринадцатого он не мог быть в Москве? — разочарованно поинтересовался Евгений.

— Никак не мог, — подтвердила диспетчер. — Грузился он в двадцати километрах отсюда, а потом прямиком в Новороссийск. А это в другую от Москвы сторону. И потом, если бы он куда заезжал, то не успел бы вернуться пятнадцатого.

— А скажите, что он натворил? — в глазах начальника колонны было неподдельное беспокойство. — Ведь машину ему доверили новую, дорогую технику так сказать, и груз он возит такой, за который ему год не расплатиться, если что.

— Ничего он не натворил, — успокоил его Евгений. — Я провожу розыскные действия по установлению возможных свидетелей одного несчастного случая.

На его месте так бы сказал любой здравомыслящий человек, которому действительно нечего было ответить.

Сунув в свою папку отксеренную копию путевого листа, заверенную подписью директора Автобазы и печатью, Труханов поспешил в Москву.

— И английские спецслужбы в этой истории так же нелепы, как у собаки пятая нога! — думал Евгений. Возможно это вовсе не тот Лапин, хотя этот тоже удостоился чести когда — то пересечься с Темниковым.

Подмёрзнув на платформе, Евгений шустро занял в электричке место у окна и задом убедился, что оно хорошо отапливаемое. Немного отогревшись, он незаметно для себя заснул, трясясь в прокуренном вагоне.

Из часовой дрёмы в электричке, в которую уже набилось много народа, Труханова вывел звонок его мобильного. Елена Юрьевна докладывала начальнику о служебных делах.

— И ещё пропала секретарь Лаврищева — Лилия. Третий день не выходит на работу и мобильный её не отвечает. Лаврищев даже послал охранника, кстати, бывшего опера, на место её проживания. Тот доложил, что квартира Лилии закрыта. Но охранник оказался довольно расторопным: у Лилиных соседей узнал адрес настоящей хозяйки квартиры и вместе с её дочкой открыл квартиру ключом хозяйки.

В квартире беспорядок, но художественный. Дорогие вещи, золото и деньги в наличии. Значит, пропала она не из квартиры.

Лаврищев распорядился уволить Лилию за прогулы, а заявление о её пропаже, скорее всего, будет писать хозяйка её съёмной квартиры, которой та задолжала оплату.

— Лиличка, что опять за заморочки? В чью постель ты опять вляпалась? А фирма Лаврищева — прямо сумеречная зона! — недоумевал Евгений, но подробности выспрашивать не стал, не желая вводить в курс своей работы, окружавших его пассажиров. Вагон был переполнен. Электричка подходила к Москве.

В Москве было пасмурно и заметно холоднее.

— Проехал — то всего сто километров, а как будто в другой климатический пояс попал, — поежился Труханов.

Направляясь в родной МУР, Евгений собирался созвониться с Корнелием Ивановичем.

63

Телефонную трубку взяла дочь Корнелия Ивановича и, сообщив, что у отца предынфарктное состояние, тут же её повесила. Труханов, конечно, не хотел доводить бедного старика до инфаркта, но, похоже, ему без него было никак не обойтись.

— Опять вы? Я же вам сказала! — гневным шёпотом среагировала на несносного милиционера дочь Корнелия Ивановича, когда тот позвонил ей в дверь.