Ловушка для химеры
Шрифт:
Но ведь явился! И не просителем - равным. На что он рассчитывал?
– Ваше Императорское Величество, - Маркиз склонил светло-русую голову... ровно так, как склонял ее, приветствуя владетелей при дворах ближних и дальних соседей Империи. А опыт у него был богатым. С того дня, когда, десять лет назад, волей судьбы, безродному мальчишке пришлось примерить на себя мундир дипломата, он прошел долгий путь. И легких шагов на нем было очень мало. Так что сейчас Маркиз был ненаигранно спокоен. Эшери знал, кому поручить посольство.
Но император тоже
– Приветствую, - кивнул он, - вот только знать бы - кого. Если посла сопредельного государства, то не напомните ли мне дату и номер эдикта, в котором Империя признала Монтрез таковым?.. А если я вижу наглого герольда мятежников... то написал ли ты завещание? Потому, что, клянусь Небом, отсюда ты выйдешь в кандалах - и прямо на виселицу.
– Да, Ваше Императорское Величество, - невозмутимо ответил посол.
– Что "да", - не понял Рамер.
– Завещание. Я позаботился о нем, благодарю за беспокойство о моих наследниках.
– Хм... И каково ощущать себя посланным на верную смерть?
– Ничего нового, Ваше Императорское Величество. Еще раз благодарю, вы удивительно любезны к моей скромной персоне.
Женщина, сидевшая рядом на троне, тихонько вздохнула. Рамер Девятый незаметно скосил глаза в ее сторону и поразился: она смотрела на белобрысого нахала как истинно верующий - на икону.
– Что ж. Храбрость заслуживет нескольких мгновений нашего терпения. Я вижу в ваших руках послание. Вы уполномочены мне его вручить?
– Да, Ваше Императорское Величество.
– Что ж... Делайте свое дело. Перед тем, как ваша голова украсит ворота моей резиденции.
– Благодарю, - в третий раз повторил Маркиз. На сообщение о том, какая "высокая" судьба ждет его голову, он не отреагировал никак. Словно свою речь император произнес на незнакомом языке.
Умение в упор не слышать угроз и искорблений было неотьемлемой частью искусства дипломатии, и за прошедшие годы Маркиз овладел им так же хорошо, как и шпагой.
Он сделал три положенных шага, опустился на одно колено и протянул свиток, перевязанный белой лентой.
Послание принял Анри. Тут же, открыто, проверил его на безопасность и лишь после этого передал императору. Тот взломал печать, сохраняя внешнее спокойствие, а внутри кипя от раздражения. Все это время он не сводил внимательного взгляда с посла. Но тот вернулся на свое место и застыл памятником самому себе.
Наконец, император обратился к посланию мятежного герцога. И с первых же слов почти задохнулся от невероятной, запредельной наглости бывшего маршала...
Она бы не заблудилась и без плана, начерченного Янгом, ее вела тихая, почти не слышная для других, но для ведьмы очень отчетливая песня воды.
Мир слышит ведьму - это так. Но и ведьма слышит мир. Песня звала. Вода была грустна, рассержена и расстроена. Она не отчаялась - вода не умеет отчаиваться, но плачь ее был слышен издалека. Плачь по умирающим детям. Вода плакала, потому что боялась не успеть... Это могло
тронуть даже камень, а сердце Кел было гораздо мягче. Она невольно заторопилась к фонтану, едва не забыв достать амулет. В Голубой зал Келли вошла уже в личине одного из аскеров дворца.– Что случилось?
– спросила она, присаживаясь на низкий бортик и, машинально, улавливая струны в горсть.
Струны зазвенели выше, тоньше, сильнее, торопясь рассказать свою грустную историю. Келли слушала, очень внимательно. И ловила себя на том, что тщательно выпестованное ночью спокойствие начинает ее покидать. Она злиться. Злиться на человеческую глупость, жестокость и недальновидность.
– Не успею, не успею, не успею...
– звенела плененная вода в чаше.
– Успеешь, - шепнула ведьма, - и твои дети будут жить. Я - Келли-Ведьма, клянусь душой и силой. Я помогу.
– Условие, условие, условие...
– падали в чашу тонкие струи.
– Никаких условий, - отмела Келли, улыбаясь про себя и вспоминая ледяной горный ручей в Шатерзи. Самый первый, с которым она... подружилась.
– Какой может быть торг между друзьями? Мы просто поможем друг другу.
– Что я могу для тебя сделать, сделать, сделать...
– Ничего особенно трудного. Просто спеть песню. Но ее должны услышать все во дворце. Даже те, у кого в комнатах нет фонтана. Даже слуги и рабы...
– Это просто, - засмеялась вода, - все пьют. Мою песню услышат даже лошади и верблюды. О чем им спеть? Об Облачном Саде?
– Нет, - покачала головой ведьма.
– Мы играем. У Игры есть условие - нам запрещено убивать. Никто не должен умереть.
Келли физически ощутила, что новой подружке это не понравилось. Она была жестока. Хотя... можно ли назвать жестокостью желание отомстить тому, кто медленно мучает и убивает твоих детей? Скорее - это адекватный ответ. Если бы кто-то обидел Дариану... да Кел бы его живьем в землю зарыла и забыла в каком месте!
– Ты понимаешь...
– удивленно шептали струи, - Я могу убить их всех потом, после... Когда твоя игра закончится?
Вот так дилема! Готова ли она заплатить такую цену за свою победу? Нет, ей совсем не жаль незнакомых людей, но - ведь несправедливо. Цена несоразмерна проступку. За глупость и жестокость одного не должны платить все.
– Они живут здесь. Наслаждаются роскошью и прохладой. Пьют вволю. Они виновны, - тугие струи со звоном ударили в серебряную чашу.
– Виновны, виновны, виновны...
– Хорошо, - кивнула Кел, - но... дай им время.
– Что ты задумала?
– тихим, жрустальным и жестким весельем зазвенела вода.
– Дай им десять лет. Эти годы они должны провести рядом с твоими детьми. Ухаживая за ними, возвращая их к жизни. Исправляя то, что испортили. Пусть вернут то, что взяли у тебя в долг. Это будет справедливо.
– Ведьма, - довольно зазвенела вода, - настоящая ведьма. Я им спою!
– Тогда - пой!
– велела Кел.
– Но не лови в свои сети моих друзей. Этого я не прощу.