Ловушка для Инквизитора

Перед глазами ее встал образ злящегося и бесящегося от бессилия мужа, она хмыкнула, искренне потешаясь над ним и его яростью.

Тристан, услыхав о Ричарде, вдруг напрягся. Этого не было видно, но Софи почувствовала это, над его обнаженным белоснежным телом словно сгустился воздух и стал давить на нее.

– Что?!
– она подскочила, от ее расслабленной дремоты и следа не осталось.

– Я должен был сказать вам, - произнес Тристан осторожно. Он выглядел отчего-то немного виноватым.

– Что?!

– Дело в том, что он тоже вчера был на площади, - признался Тристан.
– Когда вы лежали в беспамятстве, Софи, я ходил туда. Мне нужно было убедиться, что демон мертв. Ну, и…

Сердце Софи загрохотало, толкая кровь в виски, делая голову тяжелой, во рту ее пересохло. Она смотрела на Тристана расширенными глазами и не чувствовала ничего, ни жара, ни холода, да и собственного тела тоже.

– Демон, хвала небесам, был покошен на куски. А ваш муж… Словом, среди пострадавших осколков был и он.

– И… и насколько сильно он пострадал?
– спросила Софи.

– Он мертв, Софи. Его пронзило насквозь парой огромных осколков.

– Мертв!
– выкрикнула Софи, соскакивая с кровати.
– Небеса пресвятые, мертв! И вы, зная это, тут, с мной!.. Не очень-то это прилично! Да это вообще как-то не по-людски!

Тристан недобро прищурился, наблюдая, как Софи лихорадочно отыскивает одежду и спешно одевается.

– Мне показалось, - тяжело произнес он, наконец, - что между вами особой любви нет, и вы были бы не прочь оставить его. Отчего тогда эти сожаления о его никчемной жизни?

– Оставить, но не убить!
– выкрикнула Софи.
– Разве вы не понимаете?! Ричард, конечно, был плохим человеком и еще худшим мужем, но он мертв, черт вас подери! А я тут развлекаюсь с вами, - Софи в изумлении всплеснула руками, - вместо того, чтобы отдать ему последние полагающиеся почести!

Тристан безразлично пожал плечами.

– Собаке собачья смерть, - грубо произнес он.

– Нет!
– яростно выкрикнула Софи.
– Нет! Человек - любой человек, конечно же!
– достоин того, чтобы его прилично проводили в последний путь!

– Получасом раньше, получасом позже, - ворчливо ответил Тристан.
– Думаете, он это заметит? Оценит? Держу пари, он и живой не особо-то ценил вашу заботу, Софи.

– Какой же вы циник, Тристан Пилигрим!
– выдохнула Софи, укоризненно качая головой.

– Я такой, - спокойно ответил Тристан.
– Что, ваш отец об этом не писал в своих мемуарах? Нет, серьезно - вы находите своего мужа достойной причиной для ссоры со мной?

Софи покачала головой:

– Дело не в нем, Тристан Пилигрим. Дело не в том, достоин ли он, и вообще - хорош он или плох. Дело во мне. В том, какой я хочу быть. А мне действительно не хочется быть легкомысленной профурсеткой, развлекающейся с… с красивым мужчиной в тот момент, когда мужу требуется погребение. Но вы, видимо, так циничны, что не понимаете этого.

– Да где уж мне, - усмехнулся зло Тристан.

**

– Где он? Где он?!

Выскочив из гостиницы, Софи заметалась по двору. Истерика накрыла ее, и выбежавший за ней следом Тристан едва смог поймать ее, обхватив за плечи. Он прижал ее к себе, справившись с ее сопротивлением, и подоспевший Густав перевел дух, радуясь, что не ему придется объясняться с обезумевшей от горя хозяйкой.

– Он в сарае лежит, - объяснил Густав, чуть заикаясь.

– В сарае? Отчего в сарае?!

– Он… ну… полон осколков. Господин инквизитор сказал, что не безопасно в дом тащить эту гадость.

– Гадость!

Софи освободилась от рук Тристана, тряхнула головой.

– Я хочу его видеть, - твердо сказала она.

Софи и сама не понимала, зачем ей это было нужно, что за порыв ведет ее к телу мужа.

«Я же не любила его, - думала она с удивлением, - и даже не уважала! Так к чему сейчас эти нервы и сцены?»

– Может, не надо?
– спросил Густав робко.
– Зрелище не из приятных…

Он перевел испуганный взгляд на Тристана, но тот качнул головой:

– Нет, пусть посмотрит. Мы должны удостовериться, что это именно тот человек, за которого мы его принимаем. В этом деле ни в чем нельзя быть уверенным.

Он снова кивнул Густаву, и тот отошел с дороги. Тристан взял онемевшую Софи под руку:

– Идемте, - его голос смягчился. Алые глаза смотрели взволнованно.
– Я покажу вам его тело.

Ричард лежал в сарае, на верстаке, застеленном охапкой соломы. Грудь его была пробита несколькими длинными, как сосульки, стеклянными осколками. Они вспороли его нарядный жилет, разбили карманные часы.

Ричард лежал, застыв неподвижно и глядя в никуда широко раскрытыми глазами. Несмотря на страшные орудия смерти, торчащие из его тела, Ричард выглядел ярким и живым. Коснувшись его руки, Софи поняла причину его нарядной, неувядающей яркости: она ощутила страшный, ломающий холод, точно такой же, какой пронизывал ее саму, раненную осколком волшебного зеркала. Ричард просто превратился в кусок магического льда.

А еще, глядя на мертвого, неподвижного Ричарда, Софи вдруг с удивлением отметила, что он был красивый. Высокий и хорошо сложенный, красиво причесанный. С удивительно гармоничным лицом. И руки у него были красивые. Не за это ли она в него влюбилась, увлеклась им настолько, что согласилась на этот странный брак?

– Как странно, - произнесла она, отнимая свои пальцы от его холодной руки.
– За его дурным характером я этого не замечала… И его красоту никто не оценил и не полюбил.

– Я полюбила, - раздался дрожащий, тихий голосок от самых дверей.

Все - Софи, Густав и Тристан, - обернулись на этот тревожный звук, и у дверей сарая, они увидали молоденькую даму, неловко топчущую солому нарядными крохотными туфельками.

– Простите, - прошептала она, смахивая слезы с кукольно-белых, нарумяненных на скулах щечек.
– Но я не могла не прийти. Я и Ричард - мы любили друг друга. Ах, теперь это все равно! И не смотрите на не меня так. Нет, мне не стыдно. Мне невыносимо горько и больно. Я теряла любимого человека. Перед этим горем все меркнет. Все неважно.

– Я тоже!
– выпалила вдруг Софи, и глянула на Тристана так яростно и так пылко, что он не смог сдержать выражения живейшего удивления и приподнял брови - вот как? Вот как?..

«Я тоже!
– повторила яростно про себя Софи, очень надеясь, что сейчас Тристан читает ее мысли, прямые и честные в момент внезапного откровения. - Я тоже! И говорю я сейчас не о Ричарде, черви его сожри! Я думала, мы поняли друг друга ночью! Думала, что потянулись друг к другу отогреться, подарить нежность, по которой тосковали оба! Думала, произошло то, что вы отрицали с первого момента нашего знакомства… Но для вас, видимо, это был всего лишь секс, всего лишь удовольствие плоти, развлечение от скуки? Чем-то же надо себя занять, коротая ночь!»