Ловушка для «Осьминога»

– Процессы над Гринблатом, над азиатами Абаем и Мирзой, Пестрецовым и другими, – говорил Сэмюэль Ларкин, – показали, что русские власти обеспо­коены возрастающим влиянием оккультных идей среди молодежи, особенно в ее образованной части, интере­сом к религии, в частности к христианству. Зачастую приверженцами всего этого становятся люди одержимые, эрудированные, с незаурядным организаторским талантом. Не будучи мошенниками, они оказываются вне досягаемости властей. Это важно, господа! Наша задача – выявить этих людей, установить с ними контакты, затем направлять их действия так, чтобы они не догадывались, что работают на наши организации и помогают нам разлагать своих соотечественников.

Необходим диалектический подход к нашей деятель­ности, господа. Учите ваших людей широко использо­вать страх, желание укрыться от закона, страсть, гнев, обиду, алчность. И пороки, всевозможные пороки, господа! Эксплуатируйте доморощенные и насаждайте новые… Сексуальная свобода, извращенность ведут, как известно, к сокращению рождаемости, а это нам на ру­ку. Чем больше будет в России проституток, наркома­нов, алкоголиков и педерастов, тем резче сократится рождаемость, тем скорее вымрет русский народ. Другими, военными, способами с ним не справиться История доказала это!

Сейчас русские затеяли перестройку, о которой они много говорят и пишут. Кончился период, который они сами назвали периодом застоя и в который резко упала социальная активность населения. Ведь если чело­век видит, что бесполезно предпринимать что-либо в интересах государства, его энергия ищет выхода в осуществлении личных интересов. Этот самый период за­стоя был для нас золотым временем, господа! Но со­циальная политика нынешнего советского руководства выдвинула перед разведывательным сообществом новые проблемы. Нам тоже необходима перестройка! Курс русских на расширение гласности сводит на нет эффективность передач радиостанций «Голос Америки», «Свободная Европа», «Немецкая волна» и им подобных. Теперь их собственное телевидение разрушает боль­ше, нежели наши мюнхенцы. И вместе с тем, честные русские пропагандисты стали работать тоньше и решительнее. Получившая карт-бланш на критику советская пресса, радио, телевидение быстро доказали высокий профессионализм. Слова «человеческий фактор» хотя и употребляются еще всуе, становятся реальной силой. Борьба с пьянством перешла в борьбу за трезвость, а это принципиально новый этап, заметьте это, господа, и серьезная для нас опасность. Конечно, пьющий человек не может быть надежным агентом, но то, что алкоголь деформирует личность, подталкивает человека к выгодным для нас решениям и поступкам, это трудно переоценить. Я уже не говорю о том, что в экономическом отношении трезвые русские могут сотворить чудо.

Поэтому помните: активные трезвенники – злей­шие враги организации. Необходимо использовать любую возможность дискредитировать их, хотя осуществить подобное весьма трудно в силу более высокой нравственности этих людей. Но их можно, например, обвинить в экстремизме, можно исподволь мешать их служебной, научной, творческой деятельности. Трезвая Россия сулит нам непредсказуемые осложнения, господа! Надо во что бы то ни стало остановить это движение…

В заключение Сэмюэль Ларкин призвал сотрудников пересмотреть планы идеологических диверсий в све­те того, что происходит сейчас во внутренней жизни Советского Союза, помнить об особенностях национальных характеров населяющих его народов, внимательно искать любые промахи в пропагандистской деятельности потенциального противника, самим работать виртуознее, не забывать о диалектическом методе.

– Русофобия, шельмование тех, кто сохранил любовь к отечеству, разжигание этнического национализма, игра на экономических трудностях, поощрение ха­оса, стремления к наживе – вот обязательный набор в вашей работе в России, – сказал в заключение за­меститель директору ЦРУ.

На аэродроме Сэмюэль Ларкин отвел Джона Бриггса в сторону, негромко сказал:

– Кажется, вам не придется лакомиться цикутой, Сократ. В этом вашем штурмане есть нечто… С не­терпением буду ждать отчет об эксперименте с голоданием. В свою очередь обещаю вам сюрприз, Джонни.

С тем он и улетел в Вашингтон.

…По телевизору объявили результаты скачек. Джон Бриггс проиграл во всех заездах, на которые ставил. Правда, суммы были небольшие, скорее символические. Пятнадцать лет жизни в обличье советского человека не позволяли бывшему Борису Купину играть с размахом, он не был приучен тратить деньги ни на что. И все же проигрыш его задел, Джон Бриггс в сердцах чертыхнулся.

– Не везет в скачках – повезет в любви, – утешил его Олег. – Я переключу программу?

– Давай, – махнул рукой Джон Бриггс. – Проигрыш – чепуха. Я играю в порядке опыта. Пробую на вкус способы эмоциональной разрядки аборигенов, пытаюсь утолить сенсорный голод. Только пойми правильно, Арго, – не нравится мне здешний образ жизни.

– Тебе? – Давыдов, не скрывая сомнения, покачал головой. – Но ты ведь один из рыцарей, которые не на жизнь, а на смерть воюют за этот образ! Будто мы из России покушаемся на него… И рыцарь, заметь, высокого ранга. Странно слушать такие речи от вас, босс.

– Ладно тебе, – буркнул Сократ. – Сам ты «босс», мистер инструктор шпионской школы. Съел? Счет один – один… Если хочешь знать, то я…

Ему не дали договорить. Осторожно постучав, вошел длинный врач-швед, огненно-рыжая бородка которого дала ему кличку Пират. В руке он держал телефонную трубку без провода, но с диском для набора номера абонента. Это был аппарат внутреннего радиотелефона.

– Извините, – сказал Пират на английском языке, на нем говорили обитатели виллы «Вера крус», – вас разыскивает мистер Фергюссон.

– Мистер Бриггс! – услышал Сократ голос Стива Ферпоссона. – Срочное сообщение из Вашингтона. По приказу директора вам и Аргонавту необходимо срочно вылететь в Вашингтон. Я уже заказал билеты на утренний рейс.

«Вот и сюрприз Сэма Ларкина», – весело подмигнув Давыдову, подумал Джон Бриггс.

V

Едва Тамара и Настя вымыли посуду, приехал Зеленский, комендант.

– Как уха? – спросил он.

– На высшем уровне, – ответила Настя. – Вам оставили, Сергей Прокофьевич. Сейчас разогреем…

– Спасибо, – поблагодарил Зеленский, высокий, жилистый, сорокалетний мужчина. – А я домой заскочил, чаю попил с пирогами. И вам привез, с брусникой. Утром позавтракаете. Я за вами! Скоро стемнеет. А ночью здесь, извините, никому не положено находиться. Даже таким славным людям, как вы.

– А мы готовы, – ответил Логинов.

Перед тем как уехать, все вместе спустились к озеру, посмотрели, как темнеет вода. Над дальним лесом на светлом еще небе проклюнулись первые звезды.

Отдаленно крякали утки. Только они и нарушали тишину заповедного места, почти не знавшего людей по особой своей предназначенности: рядом проходила государственная граница.

– Сегодня во Дворце культуры бумажного комбината встреча местных жителей с нашими парнями, – сказал Сергей Прокофьевич, когда «уазик» выбрался на основную дорогу. – Мы даем концерт, потом танцы под оркестр, игры, викторины. Словом, широкое общение защитников границы с населением. Есть желание побывать? Что скажет молодежь?

– Молодежь приветствует данное мероприятие, тов­арищ подполковник! – бойко ответила Алена Логинова. – А вот с родителями надо провести работу. Давненько не видела, чтоб они танцевали… Что скажешь, мамуля?

– Но ведь мы одеты по-походному, – растерянно проговорила Настя. – Даже платья подходящего нет…

– Мама, – укоризненно протянула Алена, – а салатного цвета, которое недавно сшила?

– И все-то она знает, – засмеялась Настя.

– Что есть, то и надевайте, – на мгновение повернулся к женщинам Зеленский.