Ложь

вызывающие слова, то глубоко заблуждаетесь, Джонсон!..

– Я никогда не думал прикрываться своим духовным званием, незачем. И в данный момент, ин-

женер Сан Тельмо, я могу заверить вас, что впервые мне хотелось бы освободиться от связывающего

меня обета…

142

– И как бы Вы поступили, не будучи им связанным?..

– Я ответил бы Вам должным образом.

– Ну и почему же Вы этого не делаете?..

– Поскольку мой обет нерушим, я не могу, не должен и не хочу позволить, чтобы во мне говорил

мужчина, когда так нужно пасторское слово…

– Мне?.. Позвольте мне рассмеяться… Я даже не был окрещен по Вашей вере!..

– Я это знаю. Вы – традиционный католик. Вы давали супружескую клятву перед католическим

священником. Мне отлично знаком и текст, и таинство слов, соединивших Вас с Вероникой де Касте-

ло Бранко, и смею Вас заверить, что Ваше поведение не соответствует словам…

– Может быть. Но я не готов выслушивать проповеди ни католиков, ни протестантов!..

– А выслушать человека, к которому Вы обратились, как к другу, когда впервые приехали сюда

одиноким, отчаявшимся и потерявшим надежду?.. Выслушать друга, который принял последний

вздох и последние слова Вашего брата?..

– Ох, замолчите!..

– Деметрио… Я редко ошибаюсь, оценивая людей, и вы – не подлец и не мерзавец…

– Кто?..

– Простите меня… Я сказал это с излишней откровенностью… Я хотел сказать, что человек,

пять месяцев назад приехавший в Порто Нуэво и пожинавший в этом доме самые печальные воспоми-

нания, человек, который плакал рядом со мной на могиле брата не способен обращаться подобным об-

разом, как поступили Вы, с таким созданием, как Вероника де Кастело Бранко. Деметрио, какая чудо-

вищная причина, какие обстоятельства смогли Вас так изменить?..

– Невообразимо, нелепо, правда?.. Однако, для того, чтобы родился другой нужно, чтобы, был

первый. Из отчаявшегося сердца моего брата появился бездушный человек, без какой бы то ни было

веры, за исключением ненависти и страстной жажды мести!

– Деметрио!..

– Это – правда!.. Ужасающая, страшная правда… Смиритесь с ней, как смирился я. Я – подлец, сволочной человек. Мое сердце переполнено ненавистью, с этим ничего не могут сделать ни религия, ни дружба… Простите меня, Реверендо Джонсон, и оставьте с миром. Это – единственная любез-

ность, за которую я буду Вам признателен, если Вы мне ее окажете.

Напрасно Реверендо пытался удержать Деметрио. Он уже мчится вниз с холма, и мгновение

поколебавшись, Реверендо Вильямс Джонсон тоже направляется к деревне торопливым шагом.

***

– 136 -

– Вероника, Вам лучше?..

– Да, лучше… Большое спасибо.

Открыв глаза, Вероника увидела рядом с собой сеньору Ботель, наклонившуюся над диваном,

на котором Вероника провела ночь. В руках Адела деловито держит чашку бульона…

– Я только что спросила Хайме, и он сказал, что Вы уже можете поесть. Я покормлю Вас вот

этим самым бульоном с ложечки, чтобы Вы восстановили силы.

– Спасибо…

Вероника через силу улыбнулась… Лицо Аделы Ботель такое простодушное, в нем столько

наивной доброты, что Вероника чувствует себя менее одинокой и забытой, когда эта женщина с про-

стым лицом и грубыми руками по-сестрински участливо улыбается ей…

– Все мужчины – одно горе… Особенно, когда они приезжают в Матто Гроссо… Сельва

превращает их в дьяволов, она распаляет их кровь. Господи, Боже мой, что за ночь!.. Да что говорить, в конце концов?.. От вашего дома не осталось ничего, кроме кучи золы и пепла…

Адела Ботель собиралась продолжить, но раздаются шаги. Кто-то приближается к ним, громко

топая по доскам.

– Хайме!..

143

– Как Вы, сеньора Сан Тельмо?.. Вам лучше, не правда ли?.. Сейчас у Вас другое лицо… Вы по-

завтракали?

– Да, доктор… благодарю.

Только что побрившийся, в чистой рубашке, протезвевший Хайме Ботель кажется гораздо ме-

нее отвратительным, враждебным и грубым. Он пришел в себя, вернувшись в атмосферу врачебной

практики, в нем заметны немногие сохранившиеся черты профессионала после десяти лет пьянства, варварства и дикости сельвы.

– Пульс бьется ровно, хотя немного слабоват. Вы потеряли много крови, и нужно ее восстано-

вить… Сейчас я дам Аделе рекомендации по тому, что Вы должны есть и пить, пока будете лежать

здесь…

– Вы хотите сказать, что я не могу вставать?..

– Ни сегодня, ни завтра. До тех пор, пока не срастутся швы Вы должны соблюдать покой, и по-

том – двигаться спокойно…

– Это – то, что мне необходимо…

– Вам необходимо лечиться. В Вашем доме Вам пока что нечего делать, поскольку дома, как та-

кового, нет.

– Но мне нужно спуститься в деревню, чтобы поговорить с Реверендо Джонсоном, с властями, с

индейцем, владельцем пироги.

– Ваш муж взял все это на себя. Есть вещи, которые может уладить только он, а не Вы.

– Это не его дела, а мои – дела, которые должна решить я.

– Успокойтесь!.. Скажите, что Вы хотите, только не двигайтесь… Хотите, чтобы снова откры-

лось кровотечение?.. Сдержите свой нрав!.. Вы – как дикий зверек. Да уж, славная работенка будет

для Сан Тельмо – укротить Вас…

– Доктор Ботель!..

– Ну же, ведите себя хорошо, так будет лучше для всех. Пусть эти бездельники войдут… Вы

знаете, что по Вашей милости я на два часа задержался с уходом на рудник?.. Не думайте, что я так

поступаю ради кого-либо, но мне нравятся тигрицы… Ну ладно… До вечера.

– Ну, это уж слишком!..

– Ну, успокойтесь… успокойтесь… Не из-за чего расстраиваться, не за чем сердиться, прошу

Вас. Такой уж он, мой Хайме… У него такая манера разговаривать, но, уверяю Вас, что он придает