Ложь

разузнала у Аеши, зачем инженер разыскивал индейца Игуасу, чтобы поговорить с ним…

– Аеша?.. Кто такая Аеша?..

– Одна довольно смышленая молоденькая индеаночка, хотя и сущее наказание. Полагаю, она –

ваша служанка, поскольку Рикардо Сильвейра заплатил ей за год вперед.

– Рикардо Сильвейра!..

– Ваш бедный деверь отдалил от себя весь мир своими вспышками гнева и пьянством. Только

Реверендо Джонсон и Аеша, эта индеанка, которую я упомянула, находились рядом с ним до послед-

него момента. Когда хочет, она может быть очень полезной, вот только хочет она этого редко.

– Адела, раньше Вы заговорили об индейце Игуасу…

– И в самом деле, я хотела рассказать о нем, и где только моя голова. Ваш муж сделал кучу зака-

зов. Час тому назад он поспешно отплыл в Куйабу и вернется с плотом, полным заказов. Похоже на то, что инженер решил подготовить Вам достойный семейный очаг…

– Очаг – мне?.. Вместе с ним… здесь?..

– Ладно… Он говорит, что лично собирается разрабатывать залежь, и поэтому необходимо жить

в Матто Гроссо.

– Он может жить в этом аду, если хочет!.. Я уеду отсюда, как только смогу встать на ноги.

– Не думаю, что инженер Сан Тельмо позволит Вам уехать… Впрочем, вы поговорите об этом,

когда поправитесь.

– Вы не дадите мне бумагу и ручку?.. Вы можете достать их для меня?.. Мне необходимо напи-

сать в Рио-де-Жанейро.

– Почему Вы не подождете, когда Вам станет лучше?.. Будет бесполезно, если Вы напишете

сейчас же. До возвращения пироги нет способа отправить Ваше письмо на почту в Куйабу. Два дня, чтобы спуститься, восемь – чтобы вернуться… итого – десять дней. Не спешите Вы так.

Руки Вероники вновь горестно и уныло опустились на одеяло, жестом выражая безграничную

скорбь. Был не только Деметрио де Сан Тельмо, была борьба с сельвой, такой суровой, такой мрачной

и угрюмой, такой же непостижимой, как он…

Глава двадцать первая.

– Джонни…

– Что, папа?..

– Известия от Вероники. Я обещал принести их тебе, как только они поступят, и, как всегда, держу свое слово.

– Письмо… телеграмма?.. Позволь мне взглянуть!

Встревоженные и озабоченные глаза Джонни открылись. Под его глазами – темные круги. Он

весь дрожит и трепещет в радужном нетерпении. Опершись на подушки, он лежит на своей постели, уже избавившийся от лихорадки, и, по мнению врачей выздоравливающий. Но на душе его отца, жи-

вущего, похоже, только ради него, по-прежнему царит беспокойство за сына.

– Известия не от нее, но наилучшие. Длинная телеграмма от владельца отеля “Сан Педро”…

151

– А-а-а!..

– Некий месье Бело,несомненно очень любезный господин. Он сообщил мне, что Вероника и

Сан Тельмо задержались там только на один день и продолжили путешествие во вторник на прошлой

неделе, что указывает на невообразимо стремительное путешествие…

– Путешествие – куда?

– Непосредственно в Порто Нуэво, это – ближайшее к руднику Сан Тельмо местечко. Связь

Порто Нуэво с Куйабой осуществляется посредством плотов, пирог и других весельных лодок… Нет

ничего удивительного, что письма задерживаются на несколько месяцев…

– А этот месье Бело видел их?.. Разговаривал с ними?..

– Ну, конечно, сынок, поскольку они провели день в его отеле. Похоже, он был рад тому, что я

послал ему телеграмму, и безоговорочно последовал моим указаниям… Ну а теперь, мы должны

подождать известий непосредственно от Вероники…

– Место, куда можно добраться только на пироге, или каноэ…

– Она выбрала свою судьбу, сын, и абсолютно права, разделяя участь мужчины, которого любит.

Вспомни, что ты обещал мне приложить усилия, чтобы забыть ее, проявить волю и быть сильным… А

сейчас, сынок, мне хотелось бы поговорить с тобой о Вирхинии.

– И ты туда же?.. Мама талдычит мне о ней каждый день, и она сама…

– Я знаю, что она не стесняется открыто признаваться тебе в своей любви… Я уже сказал твоей

матери и призн'aюсь тебе – она весьма далека от идеала той женщины, которую я представлял для

тебя…

– Твой и мой идеал – одинаковы, отец…

– Как бы я хотел, чтобы у тебя была такая же выдержка, как у меня, чтобы перенести разочаро-

вание, чтобы смириться с тем, что нельзя исправить…

– Возможно, когда-нибудь я и смирюсь.

– Но не таким непонятным образом, а доказывая это на деле своими поступками.

– Поступками?

– Позволь тебе объяснить. Одна из причин, по которой я не хотел, чтобы матерью моих внуков

была Вирхиния – это ее слабое здоровье. Она всегда была больна. Недавно я долго разговаривал о ней

с доктором Ортега. Он считает, что с ее сердцем все в порядке и нет никаких повреждений.

– Нет?.. Я рад, папа… рад за маму и за нее.

– Порадуйся также и за себя самого, окажи мне любезность. Похоже, что ее нервы расшатаны и

порождают редкий феномен – она чувствует симптомы несуществующей болезни.

– Что?

– Дело совершенно ясное: Вирхиния больна от любви к тебе… теперь ты понимаешь, что чах-

нешь, потому что одна женщина тебя не любит, а другая, в свою очередь, больна, потому что ее не лю-

бишь ты…

– Я люблю ее, как сестру, папа.

– Быть может, но она – не ты и она весьма далека от того, чтобы испытывать к тебе такие же

чувства. Она любит тебя, как женщина, и не хочет жить без твоей любви…

– Хорошо, папа, я понял… Но пусть пройдет время…

– Не торопись ни в коем случае. Я даю тебе возможность успокоиться и подумать. А я тем вре-

менем пойду сообщу новости твоей матери. Я скоро вернусь с ней.

Джонни остался один в своей спальне, и лицо его приобретает выражение глубокого уныния.

Он падает духом. Вероника потеряна, и для него уже ничего не имеет значения. Только глубокая жа-