Ложь

– Беспощадным в чем?.. Он рассказал о мести?.. Он сказал, чт'o имел против меня?..

– Я узнал только то, что он намерен не позволить Вам уехать.

– Ах, нет, неужели это – правда?.. Но в таком случае, его прежние слова, сказанные за минуту до

того, как Вы вошли, были не только вспышкой гнева. Как и все в нем, это была преднамеренная

подлость!..

– Прошу Вас, успокойтесь.

– Я не могу успокоиться.

– Вы ставите под угрозу свое здоровье…

– Мое здоровье… жизнь… если честно, они немногого стоят!..

– Вероника, мне неважно, что произошло! Я – Ваш друг, и буду им всегда… Я буду рядом с Ва

ми против всего и против всех, даже если придется противостоять гневу Деметрио де Сан Тельмо…

пусть он преследует, убьет меня… Но не надо мной нависла опасность, а над Вами, Вероника. Если

он увидит, что я пытаюсь помочь Вам, он разъярится еще больше. Он сказал мне, что в этом случае

утащит Вас в самую глубь сельвы, а я отлично знаю, на что способен отчаявшийся человек…

– Отчаявшийся?.. Вы сказали отчаявшийся?..

– Потому что он… вопреки всему он любит Вас. Он Вас любит.

– Что?.. Он меня любит?..

– Сейчас любовь находится в самой глубине его ненависти. Если бы это было не так, он не был

бы таким жестоким и беспощадным…

– Его ненависть…

Дрожащие пальцы стиснули виски. Сильными ударами кровь бьет в едва затянувшуюся рану.

Но горячее, страстное, непобедимое и неукротимое сердце Вероники поднимается, как загнанный в

угол зверь, готовый к бою.

– Вы говорите, что он – отчаявшийся, а я думаю, он – сумасшедший, Реверендо Джонсон!..

– К несчастью, это не так, судя по его собственным словам … Его ярость, как ураган, ломающий

деревья, как поток, вырывающий все с корнями. Только согнувшись, смирившись, не сопротивляясь

ему, Вы выйдете живой из его рук.

– Что Вы пытаетесь мне сказать?..

– Кажется, я повторяю те же слова, что сказал Вам он. Ему необходимо видеть Вас униженной.

Он не простит Вас, если Вы не вызовете в его душе жалость и сострадание. Ваши мольбы и слезы бу-

дут единственной дорогой к его согласию на Вашу свободу.

– Мои мольбы?.. Мои слезы?.. Но почему я должна плакать и умолять его?..

– Это принесет ему удовлетворение. Тем самым он найдет отговорку для своей собственной со-

вести, будто бы выполнив клятву отомстить Вам.

– Он поклялся, что отомстит мне?..

– Да, Вероника… Он запретил мне говорить Вам об этом, но он уже поклялся отомстить еще до

того, как познакомился с Вами, еще раньше, чем уехал в Рио.

– Ну что ж, он ее осуществит!.. Раз эта его возмутительная гордыня увлекла его за собой, пре-

156

вратив в судью над тем, кого он никогда не видел, пусть он выполнит клятву, пусть свершится месть!

– Вероника… Прошу, умоляю Вас, не принимайте все так.

– Такое поведение – единственно совместимое с моим собственным достоинством. А также с

моей любовью… Да, Реверендо Джонсон, я полюбила Деметрио де Сан Тельмо так, как ни одна жен-

щина никогда не любила ни одного мужчину. Он был моей первой любовью. Я полюбила его всем

сердцем!

– Он – первый?..

– Возможно, я могла заблуждаться, что любила и раньше, но нет, этого не было, совершенно

точно, не было. Мое сердце пробудилось для него, и весь мир оказался другим – ясным и понятным

для меня, когда я полюбила Деметрио. Все рухлуло – амбиции, тщеславие, представление о жизни, эта так свойственная человеку жажда легкого счастья и удачи. Полюбив его, я согласилась на все: на

отказ от наследства, на нужду и бедность, на труд. Я отдалилась от семьи, согласилась на борьбу за

выживание в самой убогой и враждебной обстановке, а он… он…

Она вскинула свое гордое, напоминающее отчеканенное на монете, лицо. Непреклонная реши-

мость сверкает в ее черных глазах и пылает на ее обжигающих губах…

– Передайте Деметрио, что я принимаю его вызов. Я остаюсь в Порто Нуэво и вместе с ним раз

делю его жизнь!.. Но я не стану рыдать и умолять его. Ему никогда не удастся увидеть меня сломлен-

ной и униженной. Это он однажды должен будет умолять меня о жалости и сострадании, чтобы вы-

рваться из домашнего очага, из этого ада, в котором он так упорно стремится к подчинению!..

Глава двадцать вторая.

Деметрио поспешно вышел из дома Ботелей. Очень быстро шагает он, не ведая куда, не отда

вая себе отчета в том, куда направляется, мучимый лишь бешеным, страстным желанием – убежать.

– Патрон Деметрио… Хозяин…

– А… что?..

Неподалеку от него, среди огромных листьев тропических зарослей, возникла темная изящная

головка Аеши. На лице цвета обожженной глины сверкают металлическим блеском монгольские глаза

и сияют, как мякоть кокоса, белоснежные зубы…

– Ты знал, что я спряталась здесь?.. Наверное, ты искал меня, хозяин?..

Почти не глядя на вкрадчиво, словно лисица, приближающуюся девушку и не отвечая ей, Де-

метрио уселся на один из наиболее высоких, перекрученных корневищ, отирая руками вспотевшее

лицо и щеки…

– Это – невыносимо!..

– Тебя раздражает жара, хозяин?.. У Аеши есть для тебя что-то прохладненькое… Подожди…

подожди немножко.

– Пожалуйста, оставь меня…

– Ты никогда не ешь… Ты всегда в ярости и грустишь из-за этой проклятой белой женщины!..

– Что ты сказала?..

– Я ничего не сказала, господин… Но, ты страдаешь, и Аеша страдает с тобой…

– Страдание… страдание… Неужели это участь всех родившихся людей?.. Но, я отлично слы-

шал, что ты сказала… Больше не называй так мою жену, поняла?..

– Ты сердишься на меня, хозяин?.. Я ее не люблю.

– Я знаю. Но ты будешь говорить о ней с должным уважением, или я окончательно рассчитаю