Лс1 Неотвратимые обстоятельства. Лара

– Ты слишком опасен для окружающих.
– Она боязливо поджала ноги под себя, едва ли не с упреком посмотрев на мужчину, запертого в темнице.
– Если я выпущу тебя прямо сейчас, даже если ты не тронешь меня и отца, ты уничтожишь близлежащие деревни... Сначала ты должен научиться контролировать свой голод, а потом уже молить отца о свободе...
– хищник с такой силой рванул прутья на себя, угрожающе зарычав, что девушка с испуга закричала и бросилась вон из темницы.

– Молить?!
– злобно зарычал он, пытаясь сломать решетку.
– Ты, мясо, иди сюда!!!

Он ещё раз с силой ударил по прутьям и мрачно усмехнулся. Сейчас он был более, чем сыт и нуждался в отдыхе. Прислоняясь к решетке, он смежил веки и вздохнул.

– Альфонсо...
– услышал он глухой зов позади себя и медленно полуобернулся, продолжая цепляться руками за решетку. То, что он увидел, поразило его. Почти все тесное пространство камеры заполнила огромная лохань. В ней, словно в глубоком кровавом омуте, лежала обнаженная молодая девушка, из последних сил цепляясь руками за края ванной. На её лице не было ни кровинки, а из резанных ран на запястьях продолжала сочиться кровь. Таки невинный агнец на заклании... Запах её крови "ударил" ему в голову, опьяняя и заставляя тело содрогнуться. Совершенно иной голод завладел им. Пусть она станет ещё одним подарком "папочки", он бесцеремонно возьмет от неё то, что хочет, и затем уйдет.

– Как ты тут очутилась?
– запустив руки в её густые темные волосы, он заставил девушку приподняться и выгнуть голову, чтобы получше разглядеть её точеные черты лица. Её ресницы задрожали и по молочно белым щечкам потекли слезы:

– Какая разница?
– выдохнула она, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли. Зеленые глаза жадно ощупывали его лицо, пока их взгляды не встретились.
– Если я получила то, что хотела...
– Её маленькая, почти прозрачная ладошка несмело легла на его губы и нежно провела по ним, опускаясь на шею, обхватывая за неё и с неожиданной силой привлекая к себе ближе.
– Я сплю и вижу сон?
– Он ощутил её прерывистое дыхание на лице и сладко зажмурился, приникая к её соленым от слез приоткрытым губам. Его зубы с силой прикусили её нижнюю губу и сладко-терпкая кровь брызнула ему на язык. Она протестующе застонала, но все звуки потонули в его утробном довольном урчании. Она попыталась отстраниться от хищника, но все было тщетно, он впился в её рот, глубоко внутрь проникая языком и делая жадные сосущие движения. Борьба длилась считанные мгновения, а потом она сдалась и со стоном начала отвечать на его поцелуй. Втянула его пухлую верхнюю губу в свой рот и, дразняще улыбаясь, прикусила её. Слегка так, но он завелся с пол оборота. Одна его рука опустилась в лохань с кровью и, обхватив её за талию, вытянула из ванны. Мужчина притиснул нагую девушку к каменной стене, продолжая её целовать. Её ноги обвились вокруг его бедер прежде, чем он сумел оторваться от её рта и попросить об этом. Её руки проникли меж их тесно льнущих друг к другу тел и начали бороться со шнуровкой на его штанах, внезапно превратившуюся в досадную помеху. Мужчина слегка отстранился, разглядывая потемневшим от сжигающей его страсти взором её дрожащие, опухшие от поцелуев, чувственные губы. Она в нетерпении закусила одну, опустив глаза вниз, туда, где её руки слепо пытались избавить его от пут одежды... Он коснулся большим пальцем границы, где её зубки терзали губу и мягко надавил. Подушечка его пальца высвободила из плена её плоть и прошлась по вершинам маленьких аккуратных зубок. Она игриво улыбнулась ему и, слегка прикусив его палец, пощекотала его острым кончиком розового язычка.

– Ты со всеми такая страстная?
– хрипло спросил он, ухватив другой рукой её за горло.

Девушка зажмурилась, прекратив бесполезную борьбу с его шнуровкой и упираясь обеими ладошками ему в грудь. На лице её вспыхнул румянец гнева:

– Ты...
– она тяжело задышала, отведя горящие глаза в сторону.
– не представляешь, чем я рискую, пытаясь встретиться с тобой!
– она вцепилась пальцами в короткий ежик его волос и попыталась отстранить от себя.
– Дурак, пусти, ты всё испортил...

– Не упрямься, - выдохнул он, прижимаясь губами к её виску, - тебе будет хорошо со мной...

...В следующий миг его руки сжимали уже пустоту и его тело по инерции толкнуло на холодный камень. Он ударился носом о стену и, зарычав от досады, открыл глаза.

– Проклятье!
– Он обернулся и глаза его с ужасом узрели груду растерзанных туш животных, которых Милена приводила, чтобы накормить его досыта. Незнакомка и лохань с кровью исчезли, будто их и не было в помине. Зато эрекция, грозящая пустить штаны по швам, никуда не делась. Злобно зарычав он бросился на клетку, желая сокрушить её, но сказать проще, чем сделать.

– Твари, что за игру вы со мной затеяли?

***

Конец августа 1500 года. Ватикан. Покои Лукреции Борха.

– Какого черта ты делаешь? Окончательно спятила?
– словно через густой слой ваты донеслись до неё ругательства на испанском. Чьи-то руки больно дернули её за волосы и с силой потянули вверх.
– Эгоистка, подумала бы хотя бы о сыне!

– Опять ты упрекаешь.
– Выныривая на поверхность и хватаясь окровавленными руками за края лохани, Лукреция глухо застонала пытаясь разлепить веки - Я же велела не пускать никого ко мне! Чертовы слуги, совсем страх потеряли...

– А ты нет?!?
– зашипела золовка, помогая девушке сесть.
– Мало того, что снова порезала себя...
– Санчия выудила руку Креции из давно остывшей воды.
– Умудрилась уснуть, пока мылась? Что, отравиться не можешь, решила тут утонуть по-тихому? Сколько ты пролежала под водой, пока я не нашла тебя?

– Прекрати истерить.
– безжизненным голосом проронила девушка, пытаясь высвободить руку, но хватка подруги была сильна.
– Или я не расскажу тебе, что снова видела твоего брата...
– измученные глаза Креции налились слезами, темные круги стали ещё более отчетливо видны, худое, изможденное лицо исказилось от плача.
– Альфонсо был таким живым в этом сне... Так больно...

– Кеси...
– дыхание Санчии пресеклось и она не смогла продолжать отчитывать подругу - каждый день я молю, чтобы это прекратилось, чтобы он перестал приходить к тебе во сне и мучить прошлым счастьем, но это не случиться до тех пор, пока ты сама не закроешь ему вход. У вас остался сын, подумай о нём!

Когда ей начинало казаться, что не осталось сил на слезы, Санчия каждый раз находила, чем зацепить её обескровленное сердце. Мысль о том, что её невинное, беззащитное дитя останется одно в этом жестоком, циничном мире, убивала её:

– Умом я всё понимаю...
– одинокая слезинка скатилась по щеке Креции.
– они не дадут жизни ни мне, ни нашему с Альфонсо сыну... Если я умру, убьют и его...

– Тогда ты понимаешь, что должна собраться и взять себя в руки ради Родриго?

– Я должна убить каждого, кто причастен к смерти моего мужа, - глаза Креции потемнели от гнева, рвущего её душу на части, - потом смогу спокойно умереть, зная, что наш сын останется в полной безопасности. Прошу, не спорь со мной...

– Дурочка, - бессильно выдохнула Санчия, кусая белые губы в кровь, - если убьешь себя, то вы с моим братом никогда не встретитесь. Неужели не понимаешь?..

– Я хочу остаться одна.
– глухо попросила Креция, отгораживаясь от подруги.

В мучительной тишине прошла минута, за ней вторая... тихо скрипнула дверь. Наконец-то её оставили в покое. Крепко зажмурившись, девушка медленно стала погружаться в воду, когда услышала за спиной загробный голос Дагона:

– Ты ведь уже поняла, что Санчия приходила не затем, чтоб пожурить тебя?

– Помнится, я велела тебе не появляться больше...
– Креция наклонила голову, заглядываясь на Падшего, стоявшего у распахнутого настежь окна.
– Только в случае, если ты придешь забрать меня туда, где живет теперь мой Альфонсо...

– Я пришел предупредить тебя, коли у твоей подружки слов не нашлось.
– Дагон отвел глаза в сторону, спрыгнул с подоконника и медленно стал приближаться к лохани.
– Хофре поведал ей о том, что краем уха услышал от Цезаря...
– она нахмурилась и отстранилась, насколько это возможно, когда он наклонился к ней, хватаясь за края лохани, - Твоя семья уже решила, кто будет следующим супругом... Они планируют выдать тебя замуж за дЭсте до конца года, считая, что это поможет тебе скорее оправиться от горя, которым ты наслаждаешься.