Лубянская ласточка
Шрифт:
Его напарник, перехватив эстафету, продолжил:
– Они могут курить дорогие сигары и пользоваться аксессуарами известных фирм и…
Заметив предостерегающий взгляд «Депардье», он осекся. Моментально в мозгу Натали вспыхнула картинка – бульвар Сен-Жермен, кафе «Три бегемота», Кулябов, вынимающий серебряный цилиндр с сигарой «Давидофф», отрезающий ее кончик золотым каттером, его лицо в окне кафе в сигарном дыму…
– Они любят красивую жизнь и те блага, которые они имеют на Западе, и в первую очередь деньги в твердой валюте. Алчность, цинизм и карьеризм, – продолжил свой монолог «Депардье», – вот то, что многих из них отличает от старшего поколения.
– И это их ахиллесова пята, – вновь решил вставить свое слово Лефар.
– Вы правы, мсье. Люди меняются. Но все-таки
«Сколько же стоит ее белье?» – неожиданно спросил себя Лефар и тут же, отогнав прочь недостойную мысль, осторожно посмотрел на Морнара.
– Так вот, – продолжал Морнар, буквально впиваясь глазами в Натали, – у нас появились обоснованные подозрения, что ваш любовник, генерал де Вольтен, связан с русскими. С этой минуты вы должны замечать все, что с ним связано, и сообщать нам. Вы должны…
Натали на какое-то мгновение перестала слышать, что дальше говорил Морнар. Ей стало все ясно – контрразведчики используют эту беседу как катализатор. Они принудят ее к действиям, к попытке выйти на связь с самим бароном или его хозяевами в резидентуре, чтобы предупредить об опасности, нависшей над «задымившимся» агентом. Стоп! Натали похолодела…
Они бы ничего ей не сказали, если бы Морис только подозревался. Он уже арестован или вокруг него уже расставлены силки, а теперь они пытаются заманить в них и ее. По их расчету, она сама выдаст себя как агент КГБ, пытаясь предупредить Мориса о провале.
«Щенок ты еще, чтобы поймать меня на таком дешевом трюке…» Она снова взяла себя в руки. Сейчас, в этой ставшей ей внезапно тесной и душной квартире на 30-м этаже «Тур Рефле», она вспомнила с благодарностью «московские уроки». Громадным усилием воли ей удалось сохранять спокойствие и ничем не выдавать себя.
– Я поняла вас, мсье, и сделаю все так, как вы сказали. Хотя я не могу поверить в то, что барон де Вольтен агент КГБ. Это какая-то нелепая ошибка…
На ватных ногах она дошла до своего «ягуара» и, понимая, что за ней, скорее всего, наблюдают, невозмутимо тронулась с места. Ее мозг – аналитическая лаборатория – лихорадочно работал на опережение. Она должна срочно сообщить о провале и не выдать себя. Только резидентура, если еще есть возможность спасти Мориса, может это сделать. Пользоваться телефонным сигналом нельзя. Прослушка зафиксирует ее голос. За ней будут смотреть самым внимательным образом, даже в собственной ванне она будет чувствовать на себе око ДСТ. Есть один канал, которым она может воспользоваться только в самом крайнем случае. Так это и есть самый крайний случай…
На следующий день, в воскресенье, Натали направилась на блошиный рынок в Сан-Дени, довольно далеко от центра Парижа. Туда она часто ездила, как истинный коллекционер, в поисках раритетных вещей, которые иногда все же можно отыскать среди гор мусора. Заглянув в несколько лавок и бутиков, Натали в одном из них купила подсвечник «эпохи Генриха Наваррского» (как утверждал продавец), который она подарит на день рождения Колет (прекрасный предлог). Никто не мог заметить, да никто после нее и не входил туда, как она, расплачиваясь с продавцом, передала ему вместе с деньгами маленький клочок папиросной бумажки величиной с билет на метро…
В донесении, отправленном ею в Москву, было, в частности, следующее:
«…Я сделала все, чтобы убедить работников ДСТ в моей непричастности к разведывательной деятельности Аристократа. Я также выразила свою уверенность в том, что Аристократ не может быть агентом КГБ. Мне трудно сказать, насколько они мне поверили. Однако, по всей вероятности, в мою пользу говорили факты, собранные ими в результате проводимого наблюдения за моими действиями и оперативного контроля за моими встречами и разговорами с Аристократом. К тому же мы в разумных пределах не скрывали наших отношений. Моя связь с де Вольтеном противоречила бы всем правилам конспирации, практикуемой спецслужбами. На все вопросы, которые мне задавались,
я давала четкие и логичные ответы в рамках известной ДСТ информации или той, которую можно было бы проверить. Они не нашли, да и не могли найти, никакой зацепки, доказывающей знакомство Петрова со мной до его появления в салоне, а также мои дальнейшие контакты с ним. К той информации, которой, очевидно, располагает Центр в отношении причин провала де Вольтена, я хочу добавить следующий эпизод беседы на конспиративной квартире ДСТ, который мне показался очень важным…»Далее Натали дословно привела высказывания Морнара, реплики его подчиненного Марселя Лефара, а также предостерегающую реакцию старшего оперативника. Она подчеркнула, что, судя по содержанию разговора, интонациям, акцентам, расставленным контрразведчиками, они могли иметь в виду завербованного французами сотрудника парижской резидентуры.
То, что в юности она хорошо знала Владимира, Натали, естественно, скрыла. Она прекрасно понимала, что Центр может воспринять ее информацию как желание отомстить Кулябову.
Это был первый сигнал на Кулябова. Проигнорировать столь узнаваемый портрет, нарисованный сотрудниками ДСТ, было невозможно. Управление «К» начало проверку. Существует аксиома, о которой знает каждый разведчик: если контрразведка занялась проверкой, то она непременно докопается до истины. Это только вопрос времени…
Натали не знала, что, когда ее допрашивали на конспиративной квартире, в тот же самый день, если не час, сотрудники ДСТ нажали кнопку звонка на дверях парижской квартиры Мориса де Вольтена…
Министр обороны Франции, человек собранный и не страдающий особой чувствительностью, дождавшись, когда шеф ДСТ покинет его кабинет, закрыл лицо ладонями и, опираясь локтями на ореховую столешницу, едва не застонал, как от зубной боли. Он был потрясен – ему только что пришлось завизировать санкцию на арест одного из достойнейших граждан республики (по крайней мере, он так считал до сегодняшнего дня). Подумать только – бригадный генерал, заместитель начальника центра ракетных войск НАТО под Мюнхеном, потомственный военный и аристократ барон Морис де Вольтен – шпион КГБ! Не испытывал особой радости и директор ДСТ, когда докладывал министру о деле Аристократа.
Интересное совпадение – дело Мориса де Вольтена одинаково кодировалось в ДСТ и в КГБ! Конечно, каждая из служб этого не знала. Но именно так оно и было: Аристократ всегда Аристократ. В этот же день прокурор Франции подписал ордер на арест и обыск в парижской квартире генерала. Его было решено произвести сразу же по приезде де Вольте на в Париж. Вскоре поступило сообщение из Мюнхена: генерал де Вольтен вылетел в Париж.
Автомобиль с оперативниками ДСТ подъехал к солидному многоэтажному дому на авеню Фош. Предъявив документы обалдевшему консьержу, три сотрудника ДСТ направились к лифту, расположенному в глубине холла. В апартаментах де Вольтена раздался длинный, требовательный звонок. Барон открыл дверь – и все понял. Он даже ощутил некоторое странное облегчение: последние два месяца Морис жил в постоянном ожидании этого момента. Невыносимое, на грани отчаяния, напряжение, в котором день и ночь находился барон, возникло, когда он впервые обнаружил за собой плотную слежку. Все, он попал в поле зрения контрразведки. К такому повороту событий де Вольтена готовили: «В нашем деле может произойти нечто, что предвидеть, к сожалению, не всегда возможно. Наша работа связана с риском, который необходимо сводить к минимуму», – вспомнил он слова, услышанные в Москве. Барон знал, что КГБ сделает все возможное, чтобы вывести его из-под удара. Он дал условный сигнал опасности. Однако Центр о ней уже знал, и на другой день, проезжая мимо Английского сада со стороны отеля «Мюнхен-Хилтон», барон заметил неприметный синий «фольксваген», стоящий рядом с автобусной остановкой. В кабине на щитке приборов лежал букетик из трех роз. Это был сигнал начала операции «Катапульта». Ему надлежало немедленно вылететь в Париж и в тайнике в Фонтенбло изъять пакет с деньгами и необходимыми документами для нелегального выезда из страны. Звонок в дверь раздался в ту минуту, когда барон собирался через черный ход выйти из дома и поехать к тайнику «Скала».