Лучшая мама для шамана
Шрифт:
– Манта, нам надо поговорить, - серьезный вид шамана не предвещал ничего хорошего. Оямада выпрямилась, сжимая пальцами ткань шорт.
– Покажи мне спину!
– попросил Йо.
Оямада замерла. Нельзя, нельзя показывать раны, друг станет винить себя. Но откуда он узнал? Неужели Хао рассказал?
Сейчас Асакура казался старше своих лет. Глаза запали, скулы обтянуты кожей, а у губ притаилась скорбная складка.
– Йо, я не понимаю… - попыталась перевести в шутку.
– Спину!
– отрывисто, как приказ. Йо впился пальцами в борта кроватки, он с трудом сдерживался. Даже Хана настороженно замер,
– Прошу, Манта.
Девушка повернулась, приподняла майку, обнажая три длинные полосы. За спиной прерывисто вздохнул Йо. Холодные пальцы коснулись кожи, Оямада вздрогнула от неожиданности, и рука отдернулась.
– Он был прав, - сквозь зубы прошипел Асакура. Манта развернулась, не понимая, что происходит. Сейчас Йо казался таким чужим, далеким. Могущественным шаманом из древнего клана, а не пареньком с кладбища на Памятной горе.
– Дед посоветовал взглянуть на твою спину. Если дух нанес раны, на них остается духовная энергия, которая постепенно выветривается. Это ведь случилось тогда, на полгода Ханы? Ты солгала мне, говоря, что никто не пострадал?!
– Йо, поверь, Хана и правда не пострадал. Я скорее умру, чем дам причинить ему вред.
– В этом и дело!
– закричал шаман, схватил девушку за плечи, больно, до синяков, встряхнул ее как куклу.
– Ты человек, обычный человек, а мы втягиваем тебя в свои неприятности.
– Я сама этого захотела, как ты не понимаешь?
– не выдержала Манта.
– Это мой выбор и мое решение. Нет ничего странного в том, чтобы защищать того, кто дорог! А вы с Ханой дороги мне.
Почему он не понимает? Как объяснить ему? Манта видела, как ее налаженная жизнь разваливается прямо на глазах, как башенка из цветных кубиков.
– А ты…
Хана расплакался, и Йо сжал зубы. Запустил пятерню в волосы, откинув густую волну назад. И внезапно успокоился. Манте уже доводилось видеть его таким: собранным, решительным. Когда он шел на битвы. Тогда он не сомневался в принятом решении ни секунды.
Не сомневался и сейчас.
– Мы уезжаем!
– решительно произнес он.
– Дом Асакура стоит на особой земле, там Хану будет проще защитить. А без нас тебе никто не станет угрожать.
– Йо… - губы дрожали. За что он так с ней?
– Послушай, не надо. Мы справимся….
– Нет, - отрезал шаман.
– Моя глупость чуть не стоило тебе жизни, я не хочу платить такую цену.
Он покидал вещи в походную сумку, с которой приехал. Сидя на диване, Манта отстранено смотрела, как собирается семейство Асакура. Йомей отводил взгляд, Амидамару смотрел с сочувствием. А Хана не понимал, глаза его наполнились слезами, однако отец был неумолим.
Какое право имеет она останавливать их? У Йо своя жизнь, свои правила. Они попытались, но, видимо, попытка оказалась не успешной.
– Йо, - Манта решила попробовать в последний раз.
– Не уходи, прошу тебя.
Друг дернулся как от удара. Затем передал сына деду, быстрыми шагами приблизился к дивану, на котором сидела девушка. Манта подняла глаза. Шаман прижался лбом к ее лбу, руками обхватил плечи.
– Спасибо, - искренне, тепло, в глазах метались горечь и боль.
– Спасибо за самые лучшие месяцы в моей жизни. Я никогда этого не забуду. Спи, моя Манта.
Легкое прикосновение губ ко лбу, и Манта ощутила, как сознание куда-то
уплывает. Она упала на диван и уже не слышала, как щелкнул дверной замок.Когда она проснулась, Йо Асакуры уже не было в ее жизни. Манта обошла все комнаты, заглянула в ванную, надеясь, что они с Ханой там, что ей все это приснилось. В детской все вещи лежали так, как их оставили. Йо сказал, что Манта может продать все, чтобы вернуть деньги.
Деньги…. Какая глупость!
Пустота и тишина навалились с новой силой. Йо Асакура как вольный ветер, ворвался в ее жизнь и так же стремительно ее покинул.
Разрывая сердце на части, оставляя кровоточащие, с кусками неровно оторванных нитей, раны на душе. Манта взяла подушку Ханы, от которой все еще исходил детский аромат. Крем, салфетки и детский шампунь. Она сама его выбирала.
Неужели ничего этого не будет больше в ее жизни? Ни совместных завтраков, обедов, ужинов. Ни ночных кормлений, ни прогулок в парке. Ничего. Пустота и тишина.
Манта уткнулась в подушку и зарыдала. Глухо, отчаянно, как делают только люди, которые не умеют плакать. Она рыдала взахлеб, икала, грудь ее выкручивалась, а горло сжималось так сильно, что девушка задыхалась от нехватки кислорода. Манта не понимала, за что с ней так поступили? Почему она такая слабая, не способная уберечь тех, кого любит. Она бесполезна.
Шрамы на спине жгло каленым железом.
Волосы лезли в лоб, Оямада все еще плакала, вжимаясь лицом в подушку Ханы. Легче не становилось, комок в груди все рос и рос, от него болело сердце, тянулось вслед за теми, кто ушел.
В какой-то момент пришли голоса и знакомые-незнакомые руки.
– Вот так, иди сюда, ложись. Манта, давай, ну, же, помоги мне.
Оямада свернулась на постели клубком, сплошным комком оголенных нервов и боли. Кусков обнаженного, кровоточащего сердца. Больно, как же, черт возьми, больно! Ученые пишут, что эмоциональная боль длится только двенадцать минут, все остальное время человек выдумывает сам. Видимо, они никогда не имели дело с шаманами, что привязывают саму душу, проникают сердце, а затем вырывают его.
Она слабая. Бесполезная. Беспомощная.
Слабая.
Манта открыла опухшие глаза. От слез болела голова, а еще жутко хотелось пить.
Кто-то поднес бокал с холодной водой к губам, и девушка осушила его в несколько глотков.
– Не торопись.
У кровати сидела Пэм. Она убрала бокал и с сочувствием взглянула на подругу, наверное, уже обо всем догадалась.
– Он ведь не твой брат.
Манта качнула головой. Комок все еще стоял. В груди и в горле.
– Мой одноклассник, - голос хрипел.
– Пришел за помощью.
– Ты любила его?
– Я люблю его.
– Ох….
Памела вздохнула, скинула тапки и забралась на кровать.
– Иди сюда, Мэнни, - вторая, после тетушки, кто называл ее на американский манер.
Манта уткнулась в грудь подруги и снова разрыдалась.
Она думала, что слез уже не осталось.
Следующие две недели превратились в кошмар. Манта на автомате ходила в университет. Памела переехала жить к ней, следила, чтобы подруга вовремя поела, попила, приняла душ, переоделась. Она выполняла задания за двоих, покупала продукты, таскала книги из библиотеки. И ничего не говорила. За что Манта была ей отчаянно благодарна.