Лучшая песня

– Правда? Тогда почему же твои глаза посылают сигналы, а тело не желает их признавать?

– Ничего подобного!

– Еще как посылают! Глядя на тебя, я постоянно испытываю желание. Не больше и не меньше! И даже когда не вижу, все равно хочу тебя. Так же, как и ты меня. Разве нет?

– Не знаю. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Из-за меня?

– Нет. Наверное, съела что-нибудь не то. Меня...
– Тошнит, хотела она сказать. Дорис чувствовала себя совершенно больной. Опустив голову, она с трудом проглотила комок в горле и уткнулась лбом в колени.

– Обычно я действую на женщин по-другому, - протянул он, вызвав у нее слабую улыбку.

– Я в этом не сомневаюсь, - сказала Дорис. Та девушка в студии, и Бетти тоже...

Итан пощупал ее лоб и нахмурился.

– Пошли домой, - сурово сказал он, помог ей подняться и обнял за плечи.
– Ты можешь идти?

Дорис была в этом не совсем уверена. Нельзя сказать, чтобы его голос звучал обеспокоенно, промелькнуло у нее в голове.

– Мы идем не в ту сторону, - заметила она через несколько минут.

– Вту.

Она резко остановилась, недоуменно глядя на него.

– Но я не хочу идти к тебе.

– А я хочу, чтобы мы пошли именно туда.

– Я не имею права на личную жизнь, пока не кончится мой контракт с фирмой. В нем сказано, что...

– Никто ни о чем не узнает, - перебил ее Итан.

– Достаточно того, что об этом буду знать я. Он протянул руку и легонько провел пальцами по плавным линиям ее щеки, носа, губ.

– Как я понимаю, в твоем контракте есть условия, по которым ты должна избегать огласки. Но никто не может запретить тебе вступать в какие-либо отношения с мужчинами. Не волнуйся, я разбираюсь в контрактах и умею быть очень осмотрительным...

И так велика была его власть над ней, что Дорис, как ее это ни тревожило, покорно пошла за ним к усадьбе.

Она скользнула взглядом по его лицу, пытаясь увидеть хоть намек на нежность, но тщетно. Итан был совсем не похож на пылкого влюбленного. Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как они оказались у его дома. Этот старинный замок издали был больше похож на руины, но вблизи показался даже уютным.

Все еще испытывая слабость и дурноту, Дорис прошептала:

– Сколько же ему лет?

– Начало постройки относится к тысяча двести сорок первому году, небрежно ответил он, - но разрешение на сооружение бойниц получено лишь в тысяча двести девяностом.

– Бойниц? Ах, ну да, конечно, - сказала она слабым голосом, и он усмехнулся.

– Но, как видишь, либо их так и не построили, либо они все уже развалились. К дому много раз то что-нибудь пристраивали, то сносили.

Это совершенно другой, незнакомый ей мир, подумала Дорис. Богат ли Итан? Она понятия не имела. Да это было и неважно.

– Как долго тут живет твоя семья?

– Где-то с восемнадцатого века.

Она была уверена, что он знает точную дату. Это тоже часть игры? Никогда не хвастаться? Говорить о таких вещах как бы между прочим?

– Моя семья жила в своем доме семь лет, - заметила Дорис, - но бойниц в нем тоже не было. Правда, нам все равно не дали бы разрешение, даже если бы мы попросили.

Итан остановился, с удивлением посмотрел на нее и усмехнулся. Она хитро улыбнулась ему в ответ.

– Однако я не думаю, чтобы в вашем доме отваливались кровельные желоба, сыпались кирпичи, а старые трубы постоянно протекали!

– Нет, - согласилась Дорис.

– Тебе все еще дурно?

– Немного. Наверное, это просто от страха.

Его глаза зажглись весельем, и он повел ее между деревьев к разбитой дороге, упиравшейся в задний двор усадьбы. Они миновали разрушенную конюшню (Там теперь стоит трактор, коротко пояснил Итан) и заброшенную теплицу (Может быть, когда-нибудь починим). Дорис споткнулась о булыжник, искоса взглянула на него, и он ответил ей невозмутимым взглядом.

Послышался печальный собачий вой.

– Собака Баскервилей...
– пробормотала девушка и вздрогнула.

Но тут пес радостно залаял, и у нее мелькнула мысль, что все в жизни, наверное, предопределено судьбой. Может быть, еще до рождения ей было предназначено встретить человека по имени Итан Росс, который приведет ее в свой дом и соблазнит.

– Не хмурься.

– Но мне действительно не по себе!
– воскликнула она.

Он только улыбнулся в ответ и открыл заднюю дверь, которая оказалась незапертой.

– Красть нечего, - сообщил он коротко, заметив ее недоумение.

Итан прошел мимо горы охотничьих сапог и садового инвентаря, по дороге подняв с пола упавшую куртку, и открыл другую дверь, которая вела в кухню.

– Собаки ничего плохого тебе не сделают. Дорис остановилась.

– Собаки? И много их у тебя?

– Две. Моя семья на несколько дней уехала.

– Семья?

– Моя мать и ее муж.

– Значит, ты приехал сюда, чтобы присмотреть за собаками?

И соблазнить соседку, прочитала она в его глазах.

Покраснев, Дорис вошла в кухню, и, словно по команде, псы умолкли. Девушка замерла при виде огромной немецкой овчарки и пушистой колли.

– У них виноватый вид, - проговорила она.

– Наверно, спали на диване, - ответил Итан и щелкнул пальцами. Овчарка легла, а колли, извиваясь, поползла вперед, словно выпрашивая, чтобы ее погладили. Дорис хихикнула. Итан бросил на нее оценивающий взгляд, и девушка снова залилась краской.

– Могу предложить тебе чаю без молока и сахара или кофе.

– Твой кофе валяется в кустах, - напомнила Дорис.

– Черт, и вправду...

– Ты никому не одалживаешь молоко и сахар, потому что у тебя нет ни того, ни другого?

– Точно. Мне нужно покормить и выгулять собак. Хочешь есть?

Дорис отрицательно покачала головой.

– А пить?

– Я выпью воды.

Итан кивнул, достал бутылку из холодильника и протянул ей.

– Чувствуй себя как дома. Если хочешь, прими душ. Ванная наверху, первая дверь справа от лестницы.

Остро чувствуя неловкость ситуации, Дорис прошла в великолепный старинный зал с камином. Здесь было очень комфортно, но без намека на показную роскошь. Стоящий в углу телевизор выглядел нелепым анахронизмом на фоне старинной мебели. Огонь в камине, отделенном от комнаты красивой решеткой, почти погас, и девушка положила в него полено, пододвинув его кочергой. На каминной полке, на рояле, на столе, - всюду было множество фотографий. В комнате царил уютный беспорядок. Опустившись на диван, Дорис смотрела на огонь, потягивая воду из стакана. Зачем он сказал ей про душ? Потому что собирался продолжить то, что начал у дровяного сарая? Беги домой, пока не поздно, сказала она себе. Но ведь она хочет его! Так сильно, как никогда раньше. Мечтает почувствовать, как он войдет в нее, - при одной мысли об этом ее бросило в жар. Это не было ни любовью, ни даже симпатией, а только острым, непреодолимым желанием. Влечением.