Лучший частный детектив
Шрифт:
— Несчастная была эта Александра. Жаль, пока не удалось выяснить, как сложилась её дальнейшая жизнь.
— Что значит «была»? Она ведь, как говоришь, поправилась…
— Да… Так и написано в истории болезни. Правда, на немецком. Но доктор повторил это дважды.
— Раз дважды, значит так и есть.
— А ты всё шутишь. Смотрю, совсем не скучал в моём отсутствии.
— Грустил… Но в меру. Некогда было, работа, знаешь ли. Должность обязывает.
— Ах, да! Я совсем забыла. Ты ведь теперь большой начальник.
— Кстати, вчера Ражнёв звонил, тобой интересовался. Егор Корсунский пропал…
— Как пропал?!
— Ну откуда я знаю, Вера? Я не вникал. Думаю, у девушки ночевал,
— Так поздно уже.
— Значит, завтра с утра. Надеюсь, не отправишься прямо сейчас на поиски.
Да, сейчас на поиски отправляться не стоит. Вера устала, хотелось домой. В гостях, как говорится, хорошо, но дома… Да и что там могло случиться?
…С самого утра Валуева постаралась узнать подробности об исчезновении Егора Корсунского. Его уже не было два дня. Отец переживал, хотя в последнее время отношения между ними не клеились, и Егор мог уехать к приятелям, не предупредив родителя. Однако заявление в милицию было написано.
…Утром в день выпуска газеты посетитель редакции не увидит суеты и суматошной беготни, означающей серьёзную напряженную работу. В лучшем случае несколько человек сидят на своих местах и занимаются кто чем. Кто-то внимательно рассматривает потолок, кто-то чертит или рисует, переводя казённую бумагу, ну а кто-то, примостившись на столе, и, болтая ногой, развлекает байками прочих праздношатающихся. Днём уже редакционный вихрь разгоняется, захватывая в свой круговорот всё больше и больше участников. Дежурный редактор паникует и кипятится, начинает махать руками, кричать на одних корреспондентов, что сделали слишком мало, на других, что слишком много, и скорее всего всё не влезет в газету и придётся сокращать материал…
Когда вихрь уже был на пике, на самом его гребне, в редакции появилась Вера.
— Привет, Верунчик! — пропела навстречу Тоня — девушка с вечным рыжим хвостом на затылке, маленького роста, никогда не красившая ресницы, отчего никому не было известно, сколько ей лет. Она вполне могла быть студенткой третьего курса, но профессионалом она была уже сложившимся, из чего следовало, что в этой среде она по призванию, а значит всё равно, сколько ей лет. — Как поездка? Удачна? — кинула она на лету, почти не дожидаясь ответа.
— Ооо! Лягушка-путешественница! Как ты? Отдохнуть успела?
— Костя! Привет! Главный у себя?
— А ты разве не ко мне? — парень ехидно улыбнулся. — Да у себя, ты сейчас к нему? А то смотри, он не в духе!
— Отлично, мне как раз пока необходимо сделать звонок…
Пробираясь к курилке, точнее к кожаному диванчику, уютно примостившемуся недалеко от неё, Вера вынула мобильный, на ходу набрала Ражнёва.
— Говорю быстро, только ты меня внимательно слушай и не пере…
— Привет, Верочка — девочка! — высокая лысая секретарша Лёля, в кожаных брюках и бежевом кардигане с микроскопическими пуговицами, нагнувшись над диваном и продемонстрировав крупное украшение на шее, протянула густо накрашенные губы и чмокнула Валуеву.
— Какие новости? Как заграница, процветает? — похоже, вся редакция знала о цели отъезда.
— Кукин! Ну, слова нельзя сказать, чёрт побери! Никуда от тебя не деться! — на диван с видом заговорщика присаживался молодой коллега Костя Кукин, частенько приводивший всех в бешенство своим бесцеремонным поведением.
— Ражнёв, повтори! Что там в прихожей?
— Валуева! Ну какая прихожая?! При-го-жи-ной! — затем в телефоне что-то захрипело, и Вера не уловила несколько слов. — Короче, срочно выезжаю в Москву. Приеду — позвоню.
— Костя, будь другом. Срочно оформь на первой полосе объявление об исчезновении студента университета Егора Корсунского, —
голос у Веры был так напряжён, что все обернулись и уставились на неё.Она огляделась, решительно махнула рукой и неожиданно крикнула:
— Срочно!!!
Егор в последнее время был словно не в своей тарелке. Его мучили подозрения, воспоминания, страхи. А ещё чувства вины и стыда. За что? За какие деяния? Он бы и сам не смог ответить. Но именно эти смутные ощущения толкали его к поискам «вещественных доказательств», как сказал бы следователь…
Оказавшись в комнате отца, он понял, что его непреодолимо тянет к шкафу с книгами. Их было много, этих драгоценных сокровищ, которые в детстве он именно так и воспринимал. Позже эти толстые и не очень тома мыслей, открытий, фантазий стали представляться непреодолимым барьером между ним и отцом. Ведь в воспоминаниях отец всегда восседал в кресле или за столом в своём просторном кабинете и постоянно был занят этими книгами-монстрами.
Егор взял с полки первую попавшуюся книгу и не сразу заметил, что из нее что-то выпало. Только наступив на фотографию, он понял, что книга хранила это свидетельство прошлой жизни. На ней были изображены мать, отец, няня и эта незнакомая девушка… Но чем дольше он смотрел на снимок, тем больше возникало в памяти образов и воспоминаний…
Как-то в детстве, когда Егору было всего лет десять, ему купили новый письменный стол. Из настоящего дуба, он радовал школьника красотой текстуры и блеском полировки. Такого не было ни у кого из одноклассников. Гордость испытывал мальчишка, когда он представлял, как этот двухтумбовый, с полками и дверцами, стол будет красоваться в центре комнаты, а он за ним будет делать уроки. И обязательно получать пятёрки. Обязательно.
Покупку в назначенный час заносили незнакомые мужчины. Переполненный радостью и благодарностью, Егор бросился им на помощь. Когда стол разворачивали, пытаясь вместить в дверной проём, мальчишка протиснулся между носильщиками и начал его поддерживать изо всех своих детских сил. Даже кряхтел от старания…Внезапно раздался звонкий подзатыльник, у Егора потемнело в глазах. Отец строго сказал: «Не мешайся под ногами! Так и норовишь напакостить! Видишь ведь, не до твоих шалостей сейчас». Егору так хотелось воскликнуть, что он помогал, а не пакостил, что он это делал по-взрослому, по-настоящему… Обида и слёзы душили, он бросился в комнату, лёг на кровать и, уткнувшись в подушку, горько заплакал… Не заметил, как уснул.
Когда лучи солнца начали пробиваться сквозь окно, мальчик открыл глаза. Проснувшись, он обнаружил, что новенький, красивый, блестящий стол уже стоял возле окна и… совершенно не радовал…
…Почему именно теперь, когда Егор вдруг обнаружил в одной из книг на полке в кабинете отца эту старую фотографию, вспомнился этот случай из далёкого детства?… Внезапно пришло понимание. Озарило. Словно вспышкой, от которой можно и ослепнуть.
Как только отец появился на пороге дома, он выпалил ему прямо в лицо все обиды: и за эту фотографию, и за отчуждение, и за недомолвки… Отец сначала пытался оправдываться, но вскоре перешёл на крик.
— Да! Знал я, всё знал. Предупредили меня добрые люди, доктор Миллер считал своим долгом. Но он ведь не понимал, что Саша — это позор нашей семьи! Позор!!! Я даже уехать хотел, но не решился… Ради вас, вашего будущего…
Когда же Егор бросил обвинительные фразы, в которых звучало слово «убийца», Павел Иванович, схватившись за сердце, захрипел:
— Как ты смеешь, щенок! Я оградил вас! Не запятнал… Эта дрянь оказалась здесь, в нашем городе…
Егор больше ничего не хотел слушать, — положив фотографию в карман, бросился к Наталье Николаевне, надеясь выяснить всё окончательно!