Лучший иронический детектив
Шрифт:
— Ну, вижу, — нехотя признал Броня, желавший только одного: чтобы от него отстали. — Коза, может, и через «о», а козел, может и через «а».
Последнее Бронино замечание вызвало такую бурю протеста, что он уперся еще сильнее.
— Вот вы мне найдите «козла», — твердил он, — тогда поверю.
— Сам ты козел, — в сердцах сказал Владик. — Ты — самый настоящий ка-а-зел.
— А ты — ко-о-зел! — заорал Броня, и Владик на секунду замешкался, не зная, как ему реагировать на орфографически правильного «козла».
— Из-за чего сыр-бор? — поинтересовалась возникшая в дверях тетя Ася.
— Из-за козлов! — захохотала
— Это что, шутка? — растерялась тетя Ася, но вид набычившегося раскрасневшегося «барана» убедил ее, что ему действительно требуются пояснения. — «Козел», — вздохнула она, — пишется через «о», и сегодня после ужина я дам вам интересный диктант. Спорим, в нем вы все наделаете кучу ошибок.
— Я писать не буду, — заявила Ирка. — Я в школе все диктанты на «5» пишу.
— Уверяю тебя, деточка, тринадцать ошибок как минимум сделаешь на странице текста.
— Я? Вот увидите, максимум две.
— Увидим, — удовлетворенно улыбнулась тетя Ася. — А сейчас еще два часа продержитесь, и будем ужинать.
И она спустилась к своему переводу.
Ужинать расположились на веранде. Тетя Ася успела испечь пятиминутный пирог из ревеня. Владик не поленился натаскать сосновых шишек для самовара. Правда, ускорять процесс закипания самовара при помощи сапога тетя Ася не разрешила — за неимением сапога. У Ирки было странное чувство, будто время отмотало два столетия назад. Руки ее предков когда-то касались окружавших ее предметов, и их души, казалось, незримо присутствовали за столом. Она была уверена, что они также любили сидеть на веранде за вечерним чаем, ведя неспешные разговоры. Интересно, одобряют ли они, что их праправнуки продолжают их традицию и тревожат старинный самовар, скрипящее плетеное неизвестным мастеровым кресло и огромный дубовый стол, простоявший на этой веранде с самого тети Асиного детства. И, пожалуй, с детства тети Асиной мамы, подумав, уточнила тетя Ася.
— Подождите, я сейчас, — вдруг вскинулась Ирка и убежала в комнаты.
Тетя Ася задумчиво смотрела на деревенскую улицу. Большинство дачников уже отужинало, и почти в каждом дворе женщины мыли посуду. Собственно, у тети Аси было такое впечатление, что они приезжали из города на дачу исключительно, чтобы мыть посуду и стирать. А еще, чтобы раздраженно отказываться, когда их приглашали купаться, или сходить в лес, или покататься на лодке. Они, конечно, не могут бросить свои тазы, потому что должен же кто-нибудь заниматься делом. И их пристыженные мужья или дети уходили без них, сознавая при этом, что они зря коптят небо и сидят у своих жен на шее.
Тетя Ася умиротворенно прихлебывала душистый чай — спасибо Ирке, набрала смородиновых листьев, — не прислушиваясь к оживленному разговору детей. Вдруг она услышала их удивленные возгласы и обернулась. На веранде стояла Ирка в длинном белом платье и легкой белой косыночке на шее. Отделанный кружевами подол чуть пожелтел, но Иркина фигурка была так изящна, а старое бабушкино платье времен ее, бабушкиной, далекой молодости — так уместно на этой веранде, что все замолчали и некоторое время рассматривали Ирку, как существо из того, далекого мира. Ирка молча прошла к столу.
— Тетя Ася, — подал голос Броня. — А все эти вещи — они наши, фамильные?
— Фамильные, — улыбнулась тетя Ася.
— Тогда… — задумался Броня, — тогда давай позовем Клеопатру к нам чай пить.
—
Ты рассматриваешь ее как нашу фамильную вещь? — расхохоталась тетя Ася.— Ну, — попытался выразить свою мысль Броня, — типа того. Типа фамильной традиции. Они ведь, наверное, раньше гостей к чаю звали. Посылали за ними своих слуг, или как там.
— Ну, давай позовем, — сказала тетя Ася. — Только кто у нас будет слугой?
— Да ладно уж, давайте я схожу, — вызвался Владик, — раз нет слуги, чего уж там.
Все наблюдали, как фигурка Владика приближалась к дому Клеопатры Апполинариевны. Вот он постучал к ней в окошко, вот раздался ее громкий визг, и ответный вопль Владика. Через пару минут на крыльце, схватившись за сердце, показалась Клеопатра Апполинариевна и, поговорив с Владиком, скрылась в доме. Скоро она вышла опять, в огромной шляпе с чудовищным маком сбоку, и они оба направились к тети Асиному дому.
— Здравствуйте, — нараспев произнесла соседка, подходя к веранде. — Ну и напугал меня ваш племянник.
— Я сам со страху чуть в штаны не наделал, — проворчал Владик. — Как вы стали визжать…
— Так ведь… я ведь там, голубчик, как в осажденной крепости живу, все чего-то жду.
— Да будет вам, Клеопатра Апполинариевна, садитесь-ка чай пить, — приветливо сказала тетя Ася.
— Ох, деточка, какая красота, — восхищенно сказала Клеопатра Апполинариевна, заметив Ирку. — Какой вкус, — добавила она, рассмотрев кружева. — Правда, — объяснила она, — раньше это было утреннее платье. В нем девицы выходили к завтраку.
— Правда? — заинтересованно спросила Ирка. Предки стали казаться ей чуточку ближе, а Клеопатра Апполинариевна была как посредник между тем миром и этим.
Между тем вечерело, и с реки повеяло сыростью. Ирка ежилась в своем легком платье, но переодеваться ей не хотелось.
— Вы знаете, — проговорила, глядя на нее, Клеопатра Апполинариевна. — Я помню, у Елены Ильиничны была замечательная шаль. Она наверняка сохранилась где-нибудь. Кстати, здесь, в шкафу на этой веранде Елена Ильинична и хранила ее.
— Кто такая Елена Ильинична? — поинтересовался Броня.
— Бабушка вашей тети Аси. Я ведь уже пожилая дама, — улыбнулась Клеопатра Апполинариевна, — и помню то поколение. Правда, сама я тогда еще девчонкой была.
Ирка, затаив дыхание, подошла к шкафу. Если она сейчас его откроет и увидит шаль, значит неведомая ей Елена Ильинична сохранила шаль для нее, своей правнучки. Высохшие дверцы шкафа легко открылись, и, покопавшись на полках, Ирка вытащила удивительно мягкую теплую шаль кремового цвета. Она накинула ее себе на плечи.
— Она самая, — обрадовано сказала Клеопатра Апполинариевна. — Надо же, как хорошо сохранилась.
Ирка не спеша села к столу. Она представила себе, что прабабушка Елена Ильинична стоит рядом, и заботливо прикрывает ее плечи теплой шалью. Пожалуй, решила Ирка, надо более бережно копаться в старых вещах на чердаке.
Стемнело. От самовара, как от печки, веяло теплом, вокруг лампы над столом вились мошки, пирог был давно съеден, но расходиться не хотелось. Рики, объевшись пирогом, лежал у ног тети Ася потолстевшим брюшком вверх, и время от времени взвизгивал, прося его погладить. Тете Асе было жаль Клеопатру Апполинариевну, которой предстояло уйти с уютной веранды в свой темный одинокий дом. Она предложила ей переночевать у них, но Клеопатра Апполинариевна замахала руками.