Luminosity - Сияние разума

— Я бы не сказала, что мне понравилась бы перспектива питаться людьми, — парировала я.

— Но вкус у них изумительный! — восторженно сказала Мэгги.

— Мне об этом говорили, — ответила я. — Но ты не можешь все время без перерыва пить их кровь. Есть и другие занятия. Тебе неизбежно придется проводить больше времени вне процесса еды, чем в самом процессе, даже если жертвы будут маршировать за тобой удобной очередью, и их не надо будет искать, а потом заметать следы. Согласно экспертам, — я кивнула в сторону Эдварда, — когда пьешь человеческую кровь, все труднее становится не пить ее в промежутках между приемами пищи. Так что я просто делаю комфортнее те моменты своей жизни, которые не заняты едой, путем отказа от дополнительных вкусовых ощущений при еде.

Мэгги удивленно моргнула, а Лиам издал одиночный смешок — “ха”, произнесенное низким голосом.

— Это уже кое-что, — заметил он. — Карлайл обычно разглагольствует о сострадании и уважении к человеческой жизни, а у тебя есть реальная причина.

— Я тоже большой фанат сострадания и уважения к человеческой жизни, — сказала я, — но если бы они были важны для вас, вы бы уже были вегетарианцами. Ведь вы не только сейчас узнали о том, что можно питаться животными, и ждали лишь эту информацию, чтобы переключиться с человеческой диеты; вы некоторое время уже знакомы с Карлайлом.

— Но как же ты сопротивляешься? — воскликнула Мэгги. — Возможно, у тебя есть причина, но как?

— Разве вы никогда не бывали в таких местах, где нельзя прямо сейчас сожрать ближайшего к вам человека? Зайдите в любой город, в то место, где одновременно находится пятьдесят человек, и вам придётся или убить их всех, что было бы заметно, или убить только некоторых, что тоже заметят? — Конечно же, они заходили в города; Мэгги кивнула. — Так что вы точно можете воздерживаться от поедания людей, — заключила я. — Вам не нужно, чтобы я вам рассказывала, как это делается.

Мэгги выглядела озадаченной, но потом спросила, каковы животные на вкус, что выглядело многообещающим; Эмметт при этом сшиб дерево и оторвал ногу Шивон, но в промежутке выкрикнул реплику о превосходном вкусе медведей. Лиам на это лишь сильнее сжал зубы, но Шивон (очевидно, испытывая дискомфорт) без всяких криков просто подняла ступню и снова прикрепила к своей лодыжке. Спустя секунду, в течение которой Эмметт великодушно не нападал, травма срослась, и Шивон снова была в движении.

— Мне больше всего нравятся косатки, — вставила я, когда Лиам немного расслабился. — Охотиться в воде весело: косатки отлично приспособлены к океану, и когда я охочусь на них, мне не так уж легко. Так что в охоте остается спортивный интерес, который трудно испытать, преследуя сухопутных животных. Из них мне понравился только кабан, хотя я ела его всего один раз.

— Койоты, — добавила Розали, усмехнувшись.

— Мне многие нравятся, — сказал Эдвард сухо. — Горные львы, например.

— А я с нетерпением жду возможности появиться на людях без контактных линз, — сказала я.

— Я просто всем говорю, что у меня слабые сосуды на глазах и они постоянно лопаются, — сказала Мэгги. — Или что они красные из-за контактных линз. Или я что-нибудь придумываю на фальшивой латыни, например, “iris crimsonus”, а если кто-то начинает расспрашивать, веду себя так, словно это меня задевает. Я спрашиваю их, знают ли они, что это значит, и если они знают, что это не настоящая латынь, я их убиваю, — она пожала плечами.

— Солнечные очки, — коротко ответил Лиам.

— У меня были солнечные очки, — заметила я. — Полезная вещь, но если каждый раз появляться в людных местах только в них, это выглядит немного странно.

— Больше фальшивой латыни, — посоветовала Мэгги. — У тебя заболевание, из-за которого глаза более чувствительны к свету. Мне кажется, это весьма похоже на правду.

Она мне вроде как нравилась, если не считать того, что она убивала людей. Я начинала понимать, как у моей семьи могли появиться друзья с алыми глазами. Убивать людей для вампира означало совсем не то же самое, что для человека. Для людей убийство было противно культуре и инстинкту, как ни посмотри, всегда был риск общественного осуждения и наказания. Обычный человек должен был оказаться в нестандартных условиях, таких как война, или испытать нешуточный стресс, прежде чем захотеть кого-то убить.

У нормального же вампира был другой набор естественных импульсов. Вампиры, как правило, были полностью вырваны из своего человеческого окружения и не могли безопасно поддерживать связи с людьми (при этом, скорее всего, новые связи формировались с вампирами, которые охотились на людей). У них не возникало значительных угроз в процессе охоты на людей, пока они были достаточно осторожны. Они попадали в такие условия, которые могли сделать обычного человека опасным, с навыками, которым обычно присваивается ярлык “убийца”, и способностью безнаказанно жить такой жизнью.

Я была самым удачливым вампиром в мире. Я была обращена, заранее зная, что происходит, позаботилась о сохранении своих старых связей и попала в семью, которая не питается людьми. Карлайл впечатлял тем, что справился сам, впервые, безо всякой помощи и поддержки, без возможности написать домой своим человеческим родственникам.

Но в любом случае личности вампиров-убийц отличались от убийц-людей. Мэгги была очень приятной личностью. И когда кто-то разоблачал ее фальшивую латынь, она его убивала, вот и все.

Мне очень хотелось, чтобы весь разговор направился на изменение Мэгги, я хотела окольным путем перевести его обратно на рассуждения на тему реальной латыни, названия на которой стал охотно придумывать Эдвард, пользуясь своим медицинским образованием. Тогда, возможно, следующий человек, повстречавший Мэгги, не умрет от излишней образованности. Но я решила этого не делать. Ситуация могла ухудшиться, а ведь ей уже стало любопытно, и это было уже кое-что.

*

Наконец Эмметт, не особо настаивая, пригласил меня присоединиться к драке, и я согласилась. Он сбил меня с ног, но мягче, чем Шивон. Я пыталась не слишком полагаться на свою чрезмерную силу, которая скоро исчезнет. Вместо этого я научилась тому, какие инстинкты полезны, а какие надо подавлять, нескольким хитростям — как отличить обманную атаку от настоящей, как уклоняться, — и выучила несколько потрясающих трюков, с помощью которых можно получить преимущество. После этого я спарринговалась с Шивон, и ее стиль заметно отличался от Эмметта — он просто играл, а она занималась чем-то вроде паркура.

Это было весело, и хотя периодически очень больно, но у меня было ощущение, что я обучаюсь крайне эффективно. Процесс обучения путем поединков шел нелинейно, словно читаешь книгу и (очень быстро) поглощаешь каждое слово в предложении. Быстрое погружение в бой занимало почти все мое сознание одной задачей. Каждое чувство рассказывало мне что-то о противнике и окружающей обстановке; все мускулы занимались полезным делом; мне нужно было моделировать стратегию противника и думать о том, чего он или она не будут ожидать от меня, часто нагромождая на свои намерения целые слои очевидных действий, и при этом все еще нередко оказываясь предсказуемой. Это было потрясающе интересно.

Все это безмерно беспокоило Эдварда, и после того, как Шивон заехала мне по уху с достаточной силой, чтобы я перестала слышать на несколько секунд, он тихо попросил меня прекратить. Я вернулась к тому месту, где мы стояли, и он меня обнял. Розали фыркнула.

— Ой, но ведь у нее хорошо получается, — запротестовала Эмметт.

— Позже, — скупо ответил Эдвард. — Не здесь.

— У Шивон другой стиль… — начала я.

Он стиснул зубы.

— Я знаю, — сказал он. — Как и у Джаспера. Ты можешь практиковаться дома, если хочешь, — я задумалась, подумала ли о чем-то тревожном Шивон, или он просто не доверял ей. Хотя на лице Лиама было написано облегчение от того, что она уже закончила с боями. Она вернулась и встала рядом с ковеном, пожав при этом плечами. Мэгги выглядела немного задумчивой.