Luminosity - Сияние разума

Не исключено, что она могла бы увидеть, что я печатаю, даже если бы я поместила клавиатуру под нечто непрозрачное и выключила бы монитор, однако это вряд ли бы произошло случайно, и она пообещала так не делать, за исключением чрезвычайных ситуаций. (При этом обещании я заставила ее подчеркнуть, что “чрезвычайные ситуации” — это те, где она видит возможные исходы, в которых потом ситуация объясняется мне, и я согласна с тем, что Элис должна была подсмотреть мои записи. Я не была уверена в суждениях Элис, поскольку еще мало ее знала, чтобы оставить на ней всю ответственность.) Так что я могла обеспечить приватность своим записям, а если накроюсь плотным одеялом, придвинув экран вплотную к глазам — то и перечитывать все тоже смогу приватно.

С блокнотами все было не так просто. Печатать я могла и вслепую, но если пыталась писать на ощупь, у меня получались нечитаемые каракули, гуляющие по всей странице. Если же залезть под одеяло, настолько тонкое, чтобы пропускать нужное количество света, то вампир тоже сможет видеть сквозь него достаточно хорошо. У них была лежащая за гранью человеческих способностей возможность отфильтровать зрительные помехи в виде слоя промежуточного полупрозрачного материала от объектов, на которые они смотрят. Вампиры могли без труда сказать, что происходит за стеклянной дверью, даже если она была изрисована отвлекающими картинками, если там были хотя бы малейшие отверстия с неискаженным изображением. А человек увидит только само стекло и рисунок на нем, но не увидит, что происходит за стеклом.

Поэтому я решила все, что хочется сохранить в тайне, записывать в компьютер, когда он будет доступен. У плана было слабое место в том, что нужно было полагаться на свою слабую и ненадежную память для заполнения пробелов, которые неминуемо остаются при скорописи, но несколько месяцев можно было и потерпеть — а после, как я надеялась, мне вообще не понадобятся блокноты.

После разговора с Элис я села за кухонный стол и сделала домашнюю работу, уделив, однако, только половину внимания листкам с заданием и моей презентации по обществознанию. Эдвард сидел рядом со мной. У него хорошо получалось стараться меня не отвлекать. Он просто смотрел. Никто не может сидеть так неподвижно, как вампир. Но у него все равно было свойство притягивать мой взгляд; каждый раз, когда он менял положение, чтобы лучше видеть, что я делаю, я тут же на это реагировала.

Он сидел достаточно близко, чтобы я могла ощущать аромат его дыхания — он совершенно не походил на человеческий. Там не было влажности, запах был почти цветочным. Это было необычно — запах, ощущаемый мной, должен был быть запахом яда, но почему он был похож на фиалки? Или не фиалки — я не была уверена, с каким цветком его можно сравнить. В любом случае, что-то приятное. Но почему? В этом не было необходимости как в качестве меры для привлечения добычи. Им просто нужно было поймать одинокую жертву в безлюдном месте, и как только они это сделают, результат был уже заранее определен их силой и скоростью. Вампиры были до нелепости технически переусложнены, и я не могла дождаться момента, когда смогу поиграться со всеми этими новыми способностями…

С некоторым усилием я вернула свое внимание к прямоугольнику картона, на который пыталась перенести свои конспекты. “Исполнительная власть” — уже было написано там моим ужасным почерком. Я издала жалобное ворчание и закончила предложение. Спустя несколько коротких месяцев я смогу обладать идеальной памятью. И я изучала бесполезную ерунду, которую я не вспомню и через две недели, не то что бы через сто лет, только из-за того, что мне семнадцать, и это означает, что нужно ходить в школу и выдавать учителям правильные сведения в нужном формате в нужное время.

— Тебе не задают домашней работы? — спросила я, заполняя следующий лист.

— Я могу сделать все ночью, — ответил он. Невысказанной причиной было “так что я не должен терять на нее время, которое могу провести с тобой”. Я научилась читать лицо Эдварда и тон его голоса достаточно хорошо, по крайней мере, когда им владеет одно чувство, а не несколько сразу.

— Не может быть, чтобы за мной было так интересно наблюдать. Я — это я, и от скуки мне хочется лезть на стену, — пробормотала я, заполняя следующую карточку.

— Ты сама захотела делать домашку, — сказал он весело. — Хотя, знаешь, Белла, мне-то совсем не скучно.

Что могло поместить меня в “список возможных вторых половинок” Эдварда? Я взяла следующую карточку и почти написала на ней этот вопрос вместо надписи из презентации, которая там должна была быть. Я показала карточке язык, написала на ней правильную надпись, и затем сделала вид, что не знаю, что писать на следующей. Что такого было во мне? Он не мог знать об этом сразу, или он бы отреагировал по-другому при нашей первой встрече. Значит дело было, вероятно, не во внешности. Это в некотором роде успокаивало.

Я бы подумала, что это связано с возможностью получения вампирами новых способностей, что согласуется с уже обращенными вампирами. Это может объяснить, почему так много вампиров нашли себе пару и при этом не съели своих партнеров до обращения. Ну или с красотой, которая была еще одним критерием отбора. Я не считала себя красивой, и я совсем не доверяла противоположному мнению моих родителей. Но даже если чувства Эдварда можно было объяснить магией, то чувства Майка и Эрика — нет, и с большой натяжкой можно было предположить, что они проявляли интерес только из-за того, что я была новенькой. Так что, может быть, я все-таки была красивой.

Я сделала следующую надпись, вытащила еще одну карточку и вздохнула. Скорее всего, я выглядела достаточно хорошо, чтобы хотя бы стать красивым вампиром — я ждала этого с нетерпением по столь многим причинам, и эта была одна из самых банальных, но она все же была.

Я сделала пометки. Взяла новую карточку. Я ненавидела обществознание. Обычно я относилась к нему нейтрально — материал подавался тщательно и медленно, но он хотя бы был мне в новинку, и учитель был достаточно компетентным. Но зачем мне дали делать презентацию именно тогда, когда мне так сильно было нужно время подумать? Я, конечно, предполагала, что учитель не знал — и не должен был знать — что у меня такое время.

Я сделала еще запись. Когда я добавила ее к остальным, у меня получилась небольшая стопка из пятидесяти карточек. Этого должно было хватить. В любом случае, работа над моими проблемами с импровизацией при публичном выступлении была в моем списке необходимых дел; использование более кратких конспектов могло быть потенциально полезным шагом к этому. Конечно, я пыталась логически обосновать свои действия — на самом деле я всего лишь хотела разделаться с домашним заданием. Но я очень, очень хотела с ним побыстрее разделаться, и поэтому, пока это желание не привело к плохим последствиям, я вполне могла ему поддаться.

— Всё, закончила, — прошептала я себе по нос, и начала убирать школьные принадлежности.

— Чем бы ты хотела заняться в оставшуюся часть дня? — спросил Эдвард, улыбаясь. Я посмотрела на него. Его лицо излучало чистое желание увидеть, что я провела вторник именно так, как мне бы хотелось. Это меня радовало — по большей части, и все еще казалось немного странным, но я начала привыкать.

— Итак, — сказала я, откинувшись на стуле, и вспоминая вчерашнюю заметку, — одаренные и оборотни, хм?