Лягушонок на асфальте (сборник)

работу. Деньги на хлеб оставили не Геке, а няне. Он хотел выманить у нее

четырнадцать копеек на кирпичик черняшки, но ничего не получилось: она

боялась, что мать, злая со вчерашнего, выдерет обоих.

Зато няня и выручила Геку. Насыпала в капроновый пакет овсянки.

Оказывается, слоны ее любят. И надоумила нарвать травы: тоже слоны едят, да

еще со смаком.

К зверинцу он пришел, неся на плече рюкзак, набитый муравой, ржанцом,

серебристым мятликом.

И ворота и калитки, примыкавшие к ним, были заперты. За кольцом забора

орал крокодил. Гека слонялся под солнцем вокруг свинченных болтами и

обитых жестью щитов, ловил голоса служителей. Ни разу не донесся веселый,

акающий говор Аркадия Зименкова.

Устав от жары, Гека полежал в тени, потом пошел вдоль забора, с отчаянием

выкрикивая:

– Дядь Аркаша, пусти!

Из калитки появились служители, одетые в тельняшки.

– Уходи, мальчик. Директор не велит пускать. С Гогой шутки плохи. Он в

цирке выступал, и дрессировщик чем-то его обидел. Так он хотел пригвоздить

дрессировщика в своем стойле. Разбежался и... ладно дрессировщик отскочил.

Гога так и пронес бивнями стену.

– Меня не тронет.

– Не тронет, так уронит. Не уронит, так ногу оттопчет.

– Позовите дядю Аркашу.

– Директор запретил. Строго-настрого.

Они исчезли. Лязгнул засов.

Гека бил пяткой в калитку, но никто не отзывался. Потом он валялся в траве.

Смотрел на рекламного леопарда. Леопард воздушно крался под пальмами.

Из калитки выглянул директор-крикун. Гека вскочил и наутек. Добежал до

сквера и юркнул в акации.

Оттуда было видно, как директор повернул на проспект Металлургов.

Наверно, отправился обедать в пирожково-блинную.

Гека бросился к зверинцу. Толкнул калитку. Дядя Аркаша - он расчесывал

гриву зубробизона - разрешающе махнул гребнем в сторону слоновой площадки.

Гога разинул розовый рот: разулыбался до ушей. Танцевал пуще вчерашнего.

Овсянку он съел вместе с капроновым пакетом. Мальчик было встревожился, но,

взглянув на брюхо слона, успокоился: не то что пакет - резиновый дождевик

переварит.

Траву слон слопал с удовольствием и обсыпался отрубями, замоченными в

колоде. Замлел он на жаре. Кожа серая, то ли от грязи, то ли цвет такой.

Гека спросил Аркадия, как помыть слона. Аркадий, насвистывая по-

скворчиному, принес и поставил на настил бадью воды, и Гога стал обливаться.

Мальчик помечтал:

– Шланг бы сейчас!

Аркадий раскатал пожарную кишку, прикрепил к ней медный наконечник.

В слюдянистой вышине струя распадалась, сыпалась на Гогу и Геку.

Чтобы чище вымыть слона, мальчик направил воду, окруженную радужным

бусом, в его твердую кожу. А слон, наверно, думал, что и Геке пора купаться, и

он окатывал его из хобота.

Вдруг кто-то схватил Геку за уши. Мстительно схватил. Сжал верхушки

ушей ногтями и давил, давил. Боль огнем отдавалась в голове, но мальчик не

заревел: еще унижаться перед врединой, разволнуешь Гогу.

Слон вскинул хобот и захрипел в яростной тревоге. Тотчас заверещали

обезьяны, рявкнул лев, гнусаво замяукал камышовый кот.

Прибежал Аркадий. Освободил Геку. Рассвирепевшего крикуна повел к

автофургону, отчитывая за жестокость и за непонимание слоновой натуры: Гога

может так сильно взвинтиться из-за мальчика, что порвет цепь, растопчет

уважаемого товарища директора и расшвыряет зверинец.

Слон долго не спускал с автофургона карих, налившихся кровью глаз.

И в тот день он закинул Геку на себя.

Мальчик сидел во впадине между туловищем и башкой, поражавшей

огромностью и величиной лобных холмов. Он действовал пятками, как

шпорами, дергал за лопухи ушей, понукал:

– Н-но, милай.

Служители в морских тельняшках завидовали ему.

7

В сумерках Аркадий проводил мальчика за калитку.

Гека ударил себя лямками рюкзака, поскакал коняшкой. Он скакал торопко,

сбивчиво. Радость была слишком велика, и он попробовал перевернуться через

спину, но неловко оттолкнулся: не на ноги попал - распластался.

Вставал кряхтя: никак не дышалось. В отшибленных пятках кололо.

Чье-то снизу поддерживающее прикосновение к локтю. Дядя Аркаша! Ой,

нет. Крикун!

Рванулся. Удрать не удалось. Цепок директор.

– Не дойдешь до дому. Помогу.

– Сам.

– Не спорь. Святая обязанность взрослых помогать детям.

Откуда он взялся? Внезапно, как колдун. Дурачок я. Он за углом зверинца

ждал. А я рядышком растянулся.

Гека расслабил мышцы руки. Пусть директор думает, что он ему поверил.

Остановились возле телефонной будки. По шоссе, надвое разделенному

мозаикой брусчатки, в которую вмурованы рельсы, мчались машины.

Директор пошевелил занемелыми пальцами: уж очень крепко, как в гайке,

был зажат в его ладони локоть мальчика.

Гека порхнул в просвет между трактором-экскаватором и платформой,

везшей железобетонную ферму.

Чуть не попал под трамвай. Вовремя отпрянул, и тот прогремел впритирку с

ним. На другой половине шоссе сначала едва не угодил под кривоколесный

чехословацкий грузовик, потом - под автоинспекторский автобус,

уговаривавший водителей соблюдать правила уличного движения.

Гека не сообразил, куда бежать, и кинулся к своему корпусу. На поляне, где

шла игра в футбол и где для потехи Геку заставляли быть штангой, его настиг

крикун.

Вокруг загалдели ребята. Они совсем не предполагали, что Геку-тюхтяя

может кто-нибудь ловить, поэтому и не подумали о том, чтобы его выручить, а

наперебой спрашивали, что он сделал.