Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг
Шрифт:
– Зрачки расширены, реакции на свет нет. Отек мозга, – подхватил анестизиолог. – Умер ваш бомж.
Потолочный Саня спустился на свое холодное, блеклое тело с разверстой грудью и присел у изголовья. Зара притулилась рядом.
– Везет тебе, – сказала она. – Раз, и умер. А мне еще неизвестно, сколько прозябать в этой больнице.
– Просто выдерни из розетки свой насос, – посоветовал Саня, как вдруг понял, что находится совсем не в операционной, а где-то в огромной трубе, набитой незнакомыми душами.
– Ну что? – Родион сидел
– А ты готов? – слабо спросил Илья.
– Три дня назад оперировали мужика с такой же патологией. Сделали соответствующие выводы, учли ошибки. Сегодня все будет хорошо, клянусь.
– Родь, а смерть похожа на восточную девушку с огромными глазами? – Илья попытался приподняться на локте.
– Понятия не имею. А что?
– Ну разве ты не видел ее в лицо? У тебя под скальпелем умирают люди.
– Смерть, Илья, это остановка сердца, дыхания, полное прекращение циркуляции крови. Она не имеет облика, сколько бы человечество ни рассуждало на эту тему.
– А мою смерть зовут Зара. И она целует меня ледяными губами каждую ночь.
– Чо за хрень. Зара лежит в соседней палате. И она еще жива. Ну, условно жива. Просто ты услышал из коридора разговоры о ней, и тебе приснилось черт-те что. С твоей чувствительностью это неудивительно.
– А что с мужиком, которого ты оперировал?
– Он умер.
– Бедняга…
– Ты знаешь, как выяснилось, не бедняга. У него какая-то квартирка осталась. Так сразу нашлись коллеги по работе, прибежали в клинику за справкой, начали утверждать, что он древних кровей, что они похоронят его в центре города… И вообще у них блат в кладбищенском бизнесе… Предлагали мне сделку в обмен на бумагу, что на момент поступления в больницу родственников у него не было.
– Ты согласился? Хочу быть похороненным внутри Садового кольца.
– Договорились, когда ты очнешься после операции, я первым делом дам тебе их телефоны. А сейчас за тобой придут медбратья и повезут ко мне в оперблок.
Илюша прикрыл глаза и вновь увидел женское лицо нереальной красоты. Огромные ресницы, крупный с горбинкой нос, холодная кожа с пульсирующим червяком височной вены. Оно наклонилось и припало к его губам.
– Зара? – спросил Илюша.
– Наконец ты запомнил, как меня зовут, – улыбнулась она.
– Чего ты от меня хочешь?
– Того же, что и все женщины на земле.
– Обещаю, если я выживу, мы займемся с тобой африканским сексом.
– Не займемся…
– Мне конец?
– Нет, – она очертила тонким пальцем контуры его шеи и плеча, – это мне – конец.
Глава 24. Фаина
– Блестящая была операция на сердце Шалушика! – причмокнула Эпоха. – Уложились в девять минут пятьдесят секунд, помнишь?
– Помню ли я? Шутишь? Да это была операция всей моей жизни!
Я выключил из зоны видимого всех обитателей внеземной толпы и остался с Эпохой наедине. Сквозь мой игнор в плоскость общения со старухой пробивался надоедливый Саня.
– Совсем охренели, хирурги. Мало того что использовали меня как подопытного кролика, так хоть бы зашили, так и
лежал в гробу с разрезанной грудью, прикрытый тряпкой, – пробубнил он.– Паша прихватил тебя крест-накрест, не ври, – отрезал я. – Какой смысл возиться с трупами, живых нужно было шить.
– Эх, Саня! – задиристая Эпоха подливала масла в огонь. – Главное, Илюшу спасли!
– Ненавижу вашего Илюшу, – зудел осветитель, – что вы так трясетесь над ним? Уже сами все подохли, а он вон, живехонький. Зара, красавица, убивалась… Кстати, что с ней? – обратился он к Эпохе.
– Зара? Которая не дождалась донорского сердца? – Я оторопел. – Как она связана с моим братом?
– Зарка? – переспросила Эпоха. – Так она захоронена в своем селе, под Грозным. Отец увез ее из больницы личным самолетом. Помнишь, Старшуля, нахаркал еще тебе в лицо, когда она умерла.
– Лучше бы не помнить…
Я мысленно вернулся в день Зариной смерти. Багровый отец, мешая русские слова с чеченскими, вцепился в мой халат и плюнул в рожу. Слюна попала на подбородок – он был ниже меня ростом – и противно шмякнулась на грудь. «Я не Господь Бог, – пытался оправдаться я. – Сердца не нашлось. Ваша дочь была обречена». Он кричал, что озолотил меня, я говорил, что верну ему деньги. Он орал: «Верни дочь, урод!» Я что-то лепетал в ответ. Помню, когда только ее привезли, отец серьезно спросил:
– А среди живых есть человек с такими же показателями крови?
– Вы что, готовы его убить? – пошутил я.
– Готов, – он не улыбнулся.
У меня пробежали мурашки по шее. Отец был бородатым, коренастым мужиком со сбитыми костяшками на кулаках. На указательном пальце правой руки желтым пятном выделялась старая мозоль. «Стрелок, – подумал я, – наверняка в прошлом боевик».
Скрипучая болтовня Эпохи вернула меня в нашу надкладбищенскую реальность.
– Но Зарке разрешили покинуть свое захоронение, – продолжила бабка. – Она свободна, как и я. Гуляет где хочет.
– Кто разрешил? – спросил Саня.
– Кто-кто, Всевышний. По-нашему Иисус, по-ихнему Аллах. Ну, не собственной персоной, конечно. Через представителей.
– Так зови ее к нам, потрындим, – предложил я.
– На фиг мы ей сперлись? – хохотнула Эпоха. – Она с тех пор торчит возле Илюшиной картины, как ее, королевны в перьях.
– Царевны-Лебеди?
– Точно, возле нее. Торчит, а когда Илюша к этой Царевне подходит, она его целует. Така любовь, – заключила Эпоха.
– Да вы тут охреневшие все! – возмутился я. – Картина висит в моей квартире, где Ленка живет. И там дух Зары ошивается?
– Ну а чо, тебе жалко? – Эпоха крякнула. – Ленку твою она не тронет. У нее поинтереснее соперница есть.
Мы с Саней в едином порыве уплотнились в сторону старухи:
– Ктоооо?
– Ну эта, шалава малолетняя, наркоманка, тоже как-то вырвалась со своего кладбища, свободная она, – пояснила Эпоха.
– Тамарка? – Моя субстанция онемела в неожиданной догадке.