Любить нельзя ненавидеть

— Да, Ваше Величество?

— Приведите охотника.

Кровь, безумие, злость — все эти чувства смешались и красноватым бликом застилали глаза — разбойник ничего не видел на своем пути. Просто бежал вдоль длинных ненавистных ему коридоров. Слепота была бы не так мучительна, как вид этих холодных стен и тяжелых гобеленов. Шум шагов, шум крови он не понимал, что именно слышит. Он не смог бы различить потусторонних звуков, и не заметил бы следившего за ним человека.

Разбойник влетел в спальню и раскрыл шкаф. Все эти вещи не принадлежали ему, да и никогда не были нужны. Робин достал только свой лук и пару мелких вещей — ненужных безделушек, которые были ему дороги и с которыми он не расставался. Опрокидывая на своем пути мебель, ломая стулья и столы, он оставлял последние метки в этом замке, не преследуя каких-либо целей, просто выплескивал ярость, которая тяжелой грудой камней навалилась на плечи, и, когда последний был скинут, он услышал:

— Не думаю, что это поможет.

Развернулся разбойник быстро, но разглядеть стоявшего сквозь черную пелену удалось не сразу и только через пару секунд Робин шумно выдохнул, узнав говорящего.

— Вы правы, ничего уже не поможет.

Разбойник отстранил Принца и попытался выскользнуть в коридор, но к удивлению мужчины, у Генри было больше силы, чем он ожидал.

— Мальчик мой, куда же ты пойдешь?

— Куда угодно, лишь бы подальше от нее.

Он вылетел в коридор и только одна верно брошенная фраза заставила лучника остановиться.

— Ты думаешь сможешь ее оставить?

— Придется, — сквозь зубы прошипел разбойник

— Робин, — все-таки ему пришлось развернуться и взглянуть в такие честные глаза старика, — она любит тебя.

Нервный смешок. Как можно верить тому, кто не слышал всей истерики и грязных оскорблений? Кажется, Робин верит. Абсурд! Его сердце слишком наивно, раз позволяет подобным глупостям изменить решение.

— Если бы она любила, она…

— Она любит тебя, по-своему, возможно, не так, как ты привык это видеть. Не так, как привыкли это видеть другие, но любит. Я это знаю. Поверь старику, мальчик мой, поверь отцу. Я видел ее, когда она любит, видел, когда ненавидит, и то как она смотрит на тебя, то как меняется ее взгляд при твоем появлении…

Робин прикрыл глаза, внимая голосу, который приближался по мере того, как приближался к разбойнику и сам мужчина.

— Ее характер неисправим, но она слушается тебя, даже если ты этого не замечаешь. Она меняется ради тебя и улыбается тоже…

На этих словах стрелок приоткрыл глаза и с недоверием взглянул на Генри, но он улыбнулся и продолжил.

— Вспоминай эти слова, когда видишь ее, и ты тоже заметишь.

— Она, сказала мне…

— Забудь, что она сказала. В этом вся Реджина. Либо все, либо ничего, и, опасаясь, что всего ей не получить, она выбирает ничего. Из-за гордости.

— Из-за слабости, — выдавил Робин и почувствовал, как слова Генри тягучим бальзамом стекают на пылающее сердце, поглощая огонь и вселяя надежду.

— Твоя правда, но так она защищается.

— Вы думаете, она боится меня? — усмехнулся разбойник

— Боится подпустить так близко, что, потеряв, не сможет обрести покоя. Снова. Она уже теряла. Все, что стало с ней, все что стало с моей девочкой, случилось после потери. Злыми не рождаются, Робин, ими становятся, и Реджина стала такой после того, как ее сердце покрылось прахом первой потери. Она стала такой потому, что не было никого кто мог бы просто так взять и обнять ее, пообещав, что все будет хорошо. Ей нужен тот, кто решит все за нее, иначе она решает сама. Своим извращенным методом. Не понимает, что причиняет боль всем, включая себя.

— Я оказывается совсем не знаю ее.

— Не важно, насколько ты ее знаешь, но если она заставляет тебя улыбаться, если она заставляет дрожать то, что находится у тебя вот здесь, — старик ткнул пальцем в грудь разбойника, — не отпускай ее, как бы сильно она не пыталась тебя оттолкнуть.

— Что я должен сделать?

— Остаться и дать ей время, или же, ты можешь пойти прямо сейчас к ней, ворваться в спальню и… дальше не мне тебя учить.

Робин рассмеялся, глядя на такое же улыбчивое лицо мужчины.

— Попробуй хоть раз решить что-то за нее, и она отблагодарит тебя самой сильной любовью, на которую способна. Она прекрасна, когда любит, и когда любят ее.

— Вы верите в это?

— Я верю в тебя и верю в нее. Этого достаточно.

Холодные пальцы касаются нежной кожи. Платье оказывается на полу, и ее тело теперь такое же обнаженное, как сомнения в карих глазах. Охотник целует ее, но эти ласки лишены жизни. Быстрые следы губ не сравнятся с теми, что оставлял на ее теле Робин. Она позволяет волку прикасаться к себе, но все ее нутро противится этому вторжению.

«Не он»

С каких пор ее тело диктует правила? Реджина притягивает к себе мужчину, впиваясь животным поцелуем в губы. Он давно привык к этой дикости, и позволяет ей пытать его тело, не прося чего-либо взамен.

Она разрешает стянуть с себя последний элемент белья и остается полностью обнаженной. Охотник целует неторопливо, предоставляя Королеве возможность всегда изменить ход игры. И она делает это — притягивает его голову для поцелуя и вторгается языком в рот. Охотник отвечает, так же, как всегда, но ей не нравится.

Она хмурится.

Отвратительно.

Чувствует себя воровкой, которую вот-вот поймают на месте преступления. Чувствует себя отступницей, предавшей служение ради разгульной жизни в барах и пьянок в трактире. И в какой-то мере Реджина была права, так как ее душа давно привязалась к одному храму и не собиралась отдавать тело в служение иным. И все-таки она продолжала принимать принудительные ласки раба, в котором где-то внутри все еще живет тот охотник, который точно расквитается с ней, стоит только вернуть ему сердце.

Когда холодные и грубые от долгого пребывания в темнице руки коснулись внутренней стороны бедра, Реджина с отвращением оттолкнула его.

— Ваше Величество, я что-то делаю не так? — услужливо спросил охотник, смотря на нее сверху вниз.

— Все не так, — прошептала она, — одевайся.

— Ваше Величество…

— Закрой рот.

Схватила со стула халат, накинула на себя. И когда легкая ткань скрыла пробиваемое легкой дрожью тело, Реджина почувствовала себя лучше, словно она отошла от края, с которого вот-вот должна была сорваться.

Робин спокойным шагом подходил к ее спальне. В голове машинально раз за разом прокручивались слова старика. Они согревали охладевший рассудок и успевший успокоиться пульс. Да, то, что она сказала было жестко, то, что она сказала было нечестно, но она не думает так… Правда ведь?

Он не стал мучиться долгими ожиданиями, пусть Генри и сказал дать ей время, Робин просто не мог. Сначала он пару раз рвался в сторону того самого коридора. Поначалу. Затем вышел на балкон и окинул взглядом открывшуюся белизну полей.