Любить нельзя ненавидеть

— Можешь зайти со мной, Робин, — заметил его растерянность Генри, но получив в ответ отрицательный кивок, зашел один.

— Я уже подумала, что ты не придешь.

— Что за глупости? — Робин опустился на кровать, взяв ее холодную руку. — Прости, не хотел привлекать внимание.

В который раз он видит ее беспомощной. Больше не зависящей от него, как тогда в лесу, но все еще слабой, как в ту ночь после инцидента в ее спальне. И желание забрать боль выше, чем простое рвение держать за руку и обещать, что все будет хорошо. Он слишком устал бояться за нее. Снова думает начать ходить по пятам, как бы яро она не сопротивлялась.

— Плевать на внимание. Хочу, чтобы ты был со мной, — она прикрыла глаза и слабо улыбнулась.

Хоть в комнате и было достаточно темно, лучник все равно видел, как бледна ее кожа, какими красными кажутся полные губы при свете единственной свечи. Как близок ее облик к представлению ангела. Как близок к смерти. Нет, он не хотел об этом думать, как и о том, что бы случилось, не успей он вовремя.

— Всю ночь?

— Да.

Оставил пару поцелуев на руках, а затем встал и, обойдя кровать, аккуратно лег рядом.

Доктор строго наказал Королеве не двигаться, и, придерживаясь данного указа, она лежала на спине, не имея даже возможности повернуться в сторону лучника. Робин знал и понимал это.

— Я осторожно, — прошептал разбойник, медленно двигаясь к ней. — Больно?

— Нет, так даже лучше.

Он обнял ее, стараясь не давить на живот, почти не шевелился. Может быть, даже не дышал бы, если бы мог.

— Все хорошо, — успокоила его она, стараясь прижаться как можно ближе, но, лишь тихо застонав от боли, спрятала лицо в изгибе мужской шеи, чтобы сильнее ощущать его присутствие. Она чувствовала его: тяжелое дыхание оседало в волосах, а бешеный пульс чуть ли не вдвое превосходил ее собственный. Она тихо засмеялась. Он боялся причинить боль неосторожными касаниями, даже если они были наполнены нежностью. Реджина никогда прежде не получала такого обращения, от этого терялась во внезапно заполнивших ее чувствах.

— Тебе наложили три шва, а ты смеешься? — серьезным тоном произнес он, скрывая собственную улыбку. Все же, видеть ее в таком настроении было намного лучше. Так он меньше ощущал свою вину.

Она усмехнулась. Найдя руку разбойника на своей талии, переплела пальцы. Робин лежал на боку, тем самым загораживая свет полумесяца, что не мог добраться до ее лица, оставляя его в тени лучника. Вынужденный прислушиваться к дыханию, он касался ее тела нежно и ласково, лишь по вздохам определяя, приносят ли его движения ей дискомфорт.

— Прости, — он резко убрал руки, когда она со стоном дернулась в сторону, — прости.

— Нет, продолжай…

— Тебе же больно.

— Не по твоей вине. Я чувствую себя лучше, когда ты касаешься меня.

Мягкий поцелуй в висок, как благодарность за эту приятную честность.

Внезапное тепло, рожденное ее губами, застывшими у щеки, больно обожгло осознанием собственной вины. Необъяснимый страх за нее, который он еще в полной мере не принимал.

— Прости ме…

— Даже не вздумай извиняться за то, что случилось, Робин. Клянусь, я ударю тебя, если ты скажешь, что это — твоя вина, — воинственно произнесла она, сжав ворот его рубашки.

Робин лишь рассмеялся подобной выходке, но все же не решился проверить ее клятву.

— Ты ведь знаешь, что спас меня? — прошептала она, оставляя хаотичные поцелуи на его шее, словно зная особенную последовательность, от которой мурашки побегут по спине, заставляя лучника путать слова.

— Мы… спасаем друг друга, — поддавшись движению ее губ, шумно выдохнул, сдерживая порыв перейти к иным действиям. С ней трудно было сдерживаться, особенно, когда она так бессовестно соблазняла его.

И под пытками ее ласк, сдается, признаваясь в том, что никогда не думал сказать Злой Королеве, что с легкостью готов говорить Реджине каждый день:

— Я люблю тебя.

Как бы не старался утопить слова в ее волосах, все равно вышло громко. Для Реджины уж точно. Ставшее абсолютно чуждым ей признание. Она не слышала этого со смерти Дэниэла. Оно и верно: разве кто-то мог полюбить Злую Королеву? Если только какой-то глупый и очень симпатичный вор, который лишь думал, что сможет изменить ее. В итоге изменился сам, полностью отдавшись во власть колдуньи с сердцем под цвет чернильных волос.

Робин приподнялся на локтях, сильнее сжав ее талию, сам не знал, чего ждет, ответного признания или открытого смешка.

От волнения руки сами скользили по телу, а губы стремились припасть к шее, дабы закрепить каждой слово, словно письменным символом на ее теле.

— Робин, — улыбнулась она, заигрывающее прищурившись, — перестань. Иначе у меня разойдутся швы.

— Я и не думал, — растерянно протянул Гуд, убирая руки. — Я с тобой не только ради этого, надеюсь, ты тоже, — заговорщицки улыбнулся, касаясь ее губ своими.

— Я думала… — она виновато отвела взгляд, сожалея о невозможности отвернуться.

Глупая. Глупая. Глупая.

Твердил собственный разум, и она по привычке закусила губу от волнения.

— Реджина, как же ты все не поймешь, — устало выдохнул Гуд, снова находя ее руку, — я хочу быть рядом, быть частью тебя. Не просто мужчиной, с которым ты делишь постель. Я не стану одним из них, тебе придется принять это.

Она закрыла глаза, вслушиваясь в его голос. Он явно собирался продолжить:

— Я хочу знать, что нужен тебе не только как средство для снятия напряжения. Хочу чувствовать, что необходим тебе — я желаю этого больше всего.

Последние слова он уже шептал ей в волосы, положив руку на щеку, скользил вниз по шее, от чего она отклоняла голову в сторону.

— Ты пользуешься моей слабостью, — в смятении улыбка то появлялась, заискрив лишь на доли секунд, то исчезала, омрачая лицо маской непонимания. Время от времени губы приоткрывались, захватывая немного больше воздуха, чем позволяли внезапно сдавленные под невидимой тяжестью легкие. Слова Робина пленили своей несбыточностью, заставляли вспоминать сказанное Темным магом. Ей просто не прописан счастливый конец. Ни в одной из сказок не найдется место для ведьмы. Она не будет жить долго и счастливо, даже если сам великий Робин Гуд выкрадет для нее счастливый конец.

— Я стал твоей слабостью. И тебе это не нравится.

Она признает справедливость его слов. Зачем врать себе, она помнит, как злилась от невозможности собственноручно задушить наглого вора во сне или еще лучше: просто вырвать ему сердце и стереть в порошок, как она делала неоднократно со всеми неугодными для нее людьми. Но Робин не был одним из них. Несмотря на то, что она до сих пор отказывалась признавать это вслух.

— Я люблю тебя, Реджина, — понимая, что ответить она не готова, он добавил. — Засыпай.