Любить нельзя ненавидеть

— Это тоже был приказ? — почти не отрываясь от нее, выдыхает во все еще полураскрытые уста.

— Нет, — уже смелее, она сама кладет руку на поросшую щетиной щеку и снова целует.

Воздушная нега, несвойственна им двоим, полным страсти и желания, не удивительно, что вскоре ласковое касание перешло во что-то большее. Наслаждаясь податливостью ее тела, Робин прислонил Реджину к стене, зарываясь рукой в распущенных волосах. Она позволила ему терзать свои губы и касаться подушечками пальцев оголенной шеи. Зачем обманывать, она хотела этого, больше чем просто находиться рядом. Его запах — ее слабость, его руки — ее плети. Он владеет ей не только физически. Теперь сердце, находясь у хозяйки, отстукивает заданный разбойником ритм. Едва слышный стук меж ребер. Искусная мелодия любви.

Не только коридоры замка стали свидетелями этих слов, касаний и этого торжества души над прахом ненависти. Кое-кто еще, непосредственный участник всего произошедшего. Генри стоял достаточно далеко, чтобы оставаться незамеченным, и так же достаточно, чтобы все видеть. Он не слышал тех слов, что сказала дочь лучнику не видел, как менялось лицо разбойника, зато он видел с какой нежностью мужчина притягивает к себе его девочку, видел, как смягчились ее черты, под взглядом разбойника. Это было самое главное, и не позволив себе большей дерзости, старик вернулся в свою спальню с осознанием того, что теперь эти двое не отпустят друг друга. До завтрашнего утра уж точно.

Разбойник был не против этого, и он не был против, когда ее ладони выправили рубашку из брюк и проникли под нее, пробегая пальцами по выступающим кубикам пресса, слегка царапая их, оставляя непонятные никому собственнические метки на его коже.

Но все же остатки самообладания, которых становилось все меньше и меньше с каждым ее прикосновением, напомнили разбойнику о том, что они не одни в этом замке, что даже у стен есть уши.

Он схватил ее запястье, и к смятению брюнетки добавились нотки неверия в глазах.

— Не здесь. Я не хочу любить тебя на улице.

Она закусила губу и понимающе кивнула. Через секунду фиолетовый туман скрыл их, перенося прямо в покои королевы.

Реджина всегда была предельно внимательна в вопросах перемещения, и сейчас они в точности до метра оказались в ее спальне. Мрачное место, словно здесь не хватало чего-то. Чего-то важного. Чего-то настоящего. Не хватало кого-то.

Они очутились в полнейшей темноте. Ночь была безлунна, ничто не освещало ее спальню. Даже этих звезд, что подсвечивали ультрамариновое небо, было недостаточно, чтобы прогнать темноту из комнаты, но было достаточно взмаха руки, чтобы зажечь пару свечей, позволивших любовникам видеть друг друга.

Робин оказался спиной у самой кровати. От непривычки подобного перемещения, потерял равновесие, опускаясь на ложе позади. Реджина встала на колени, нависая над сидячим Гудом, руки которого нагло проникли под тонкий халат.

— Меня заводит, когда ты колдуешь, — его голос перестал быть ласково спокойным. Теперь нотки желания отражались в словах, а характерная хрипота возбуждала ее до безумия. И этот взгляд. Он смотрел на нее снизу-вверх, его лицо обращено к свету, глаза блестят, и можно заметить, как расширяются зрачки, как темнеет радужная оболочка, постепенно приобретая глубокий синий цвет.

— Знала бы я это раньше.

Мужские ладони приподняли тонкую ткань. Теперь Робин осыпал медленным поцелуями ее живот. Язык бегал словно по накаленной сковороде — быстро и хаотично, словно желая испробовать ее кожу на вкус везде. Одновременно с руками, резко сжавшими упругие ягодицы, лучник оставил укус чуть выше пупка. Она вскрикнула и вцепилась в мужские плечи, сначала от неожиданности, затем, чтобы удержаться, так как ее тело окончательно потеряло способность к равновесию.

— Робин, — прошептала она, ощущая, как тело наполняется теплой негой. На языке таяло послевкусие его поцелуев. Ласковых, издевательских, легких. Разбойник целовал осторожно и медленно так, словно она одна одержима страстью и нетерпением.

От напряжения, скрутившего мышцы бедер, Робин больше не мог сидеть, слушая ее тихие постанывания, вдыхая горячий воздух, который разве что паром не поднимался вверх.

Удерживая брюнетку за поясницу, мужчина опустился на кровать, нависнув сверху и целуя открытые налившиеся алым цветом губы. Она была так прекрасна в этом безудержном желании, с которым спешно избавляла его от одежды. На ней же самой был только халат, который давно слетел с плеч, лишь грудь удерживала струящуюся по телу ткань. Робин не спешил избавлять ее от этой вещицы. Он так давно не видел ее такой расслабленной. Он давно не видел красивого и абсолютно совершенного тела и сейчас мучил себя ожиданием, чтобы награда казалась еще слаще.

Ее губы постоянно находили его, но только пока Робин не сползал ниже, втягивая ртом кожу на груди и шее.

— Ммм, — грудным голосом стонала она, к этому времени оставив Робина уже без рубашки.

Мышцы напряглись, и, когда разбойник выпрямился, чтобы расправиться с последним элементом одежды, у нее появилось пару секунд, чтобы рассмотреть его. Реджина почувствовала себя защищенной, словно все, что было за этим мужчиной, все, что окружало ее последние несколько недель исчезло. Нет больше страха и нервозности, апатического состояния смирения, соперничавшего со злостью. И только сейчас она поняла, что находится в безопасности с тех самых пор, как этот мужчина перешагнул порог ее комнаты и больше не покидал замок. До ненависти отвратительный, как и его хозяйка, затем такой родной словно огонек свечи в отеческом доме.

Они прошли этот путь. От ненависти до любви. В поговорке говорится один шаг, но не уточняется насколько большим он должен быть. Длинною в вечность, или же в ничтожные пару секунд. Их шаг длится до сих пор.

— Что случилось? — спросил Робин, наклонившись к ней, упираясь по обе стороны сильными руками, которые, взяв на себя вес мужского тела, показали крепкие мышцы.

Дежавю. Мысленно она усмехнулась, вспоминая сколько раз оказывалась в похожих ситуациях. И сколько же разных вкусов и оттенков было у этих неслучайных столкновений.

— У меня ничего не было с Грэмом, — нервно облизала губы, — то есть, не сегодня. Давно, — вновь поправила себя.

— Я же знаю, какая ты ненасытная, не думаю, что вы бы управились за те двадцать минут, что меня не было.

Она засмеялась, откинув голову назад, почувствовала случайный поцелуй на подбородке, предназначавшийся губам.

— Значит, я ненасытная? — лукаво спросила она, понизив голос до такой степени, что едва ли не начала шептать.

Робин загадочно улыбнулся и склонился к ее лицу, делясь влагой, которая была так необходима. Пока языки жадно изучали друг друга, мужская рука скользнула вниз. Робин приподнял ее ногу, закинул себе на бедро, поступив так же со второй.

— Я чувствую тебя, — прошептала она, придвигаясь ближе к его возбуждению.

— Я этого и хотел, — тихо ответил ей, спускаясь горячими поцелуями вниз по шее.

Губы оставляли влажную дорожку на халате, сквозь ткань терзали соски. Реджина оцарапала кожу на его голове.

— Боже, какая же ты несносная, — в отместку укусил, стараясь сжать зубы достаточно сильно, но все же не оставить следов.

— Всегда была, — Реджина плавно приподнялась, желая соприкоснуться с напряженным, словно тетива, телом лучника.