Любить нельзя ненавидеть

Снег. Прекрасное белое одеяло, будто искусная канва, расшитая серебряными нитями, накрыла верхушки башен и главную площадь дворца. В темно-сизом небе летали вороны и, как только они равнялись с землей, становились похожи на чернильные пятна, метко упавшие с кончика пера.

Удивительно, как быстро сменился привычный желтоватый пейзаж за окном на это зимнее царство. Царство льда и холода. Королевство под стать своей правительнице.

Руки озябли, и Робин только сейчас заметил, что все это время крепко сжимал балконные перила, не чувствуя, как в ладонь впиваются тысячи невидимых остроугольных снежинок.

Возвращается. Дьявол, эта комната. Как же его все раздражает. Он нервный, он дерганый, он непонимающий. Он дарит ей время, хотя сам лишается его. Теперь каждая минута оставляет засечку на сердце. С каждым часом будет труднее.

Молчание. Неизвестность. Прочный сплав самых тяжелых металлов. Этими слитками он выстраивает стену вокруг себя, с каждой минутой дюйм за дюймом стена становится толще и еще немного, еще чуть-чуть он взорвется и тогда каменные глыбы упадут на пол, и громкий грохот оповестит всех жителей замка о его поражении.

Разбойник присаживается на край кровати, продолжая смотреть на покрасневшие ладони. Сколько он так просидел? Двадцать минут? Тридцать? Навряд ли. Не прошло и десяти, как Робин вскакивает с постели и начинает метаться по комнате. Он не может дать ей время — слишком многим пожертвовал. Постоянно идет ей на уступки. Больше нет сил ждать.

Глоток вина обжигает горло и оставляет горькое послевкусие на губах, от которого она не может избавиться с помощью языка. Рассматривает граненный стакан, неустанно вертит его в руках, словно на этой никчемной и бесспорно дорогой посудине написано объяснение ее поведению. Охотник тоже выбрал себе предмет изучения. Он стоял позади и спокойным взглядом окидывал напряженную фигуру женщины. О да, он прекрасно понимал, наверное, единственный, кто действительно догадывался об игре между Вором и Королевой. Догадывался, ревновал, молчал, злился, надеялся. Он так много хотел узнать, но так мало имел право сделать и сейчас ему ничего не остается, как только ждать стражников, которые уведут опять туда, вниз, в сырость, холод, в темноту, а она останется здесь. Освещённая лучами камина все равно будет казаться холодной.

Двери распахнулись, и поклонившиеся Королеве стражи ушли, забрав с собой надоевшую игрушку.

Покалывание на коже, и легкий перестук сбившегося сердца, непонятные ею чувства заставили обернуться и увидеть в конце коридора его. Нахмурившийся, раскрасневшийся Робин стоял без движений, и только мышцы непроизвольно напрягались, что она все равно не могла заметить под одеждой.

Королева приоткрыла губы, выпустив теплый воздух, заменяя его холодным, морозными, отчего-то колющим. Они смотрели друг на друга пару секунд, но время словно остановилось, и Реджина снова вспомнила все слова, что сказала ему не так давно в надежде, что лучник покинет ее навсегда. Но Робин не покинул, остался и пожалел об этом. Первые несколько пуль прошли насквозь, лишь по краям повредив жизненно важные органы, эта же угодила прямо в сердце и больше нет шанса на реабилитацию.

— Робин, — негромко произнесла она, собираясь бежать навстречу. Ее останавливал страх испортить все окончательно и бесповоротно, но она чертовски сильно хотела прижаться к его телу, обвить руками шею, уткнуться носом в колючую щеку и просить прощения. Снова и снова. Она бы сделал это, обязательно сделала, если бы разбойник не рванул вглубь коридора.

Не мешкала, разве что доли секунд, затем побежала за ним следом, про себя сотни раз попросив прощения, губами — не издав ни звука.

Он не обернулся, но остановился, как только манящий голос прозвучал громче:

— Подожди!

Лучник стоял в паре шагов от нее, но отчего-то Королева так боялась подойти ближе.

— Это все правда, — зло прошептал Гуд, чувствуя себя обманутым. — Все, что ты сказала мне сегодня — чистая правда. Завтра же я покину дворец. Можешь больше не волноваться.

— Ты не сделаешь этого! — уверенней, чем чувствовала на самом деле, бросила ему в спину, думаю, что он не обратит внимания на ее слова.

— Почему? Потому что ты - моя королева? — дерзко, со злобой; он развернулся, выплеснув из себя эту желчь, но опешил сразу же, как увидел слезы в ее глазах.

Она не хотела плакать, точно не сейчас и не при нем. Слабость выдает ее. Всегда выдавала. Ей казалось она давно научилась справляться с непрошеными слезами, но не сегодня, когда он так близко, на деле в тысячах милях от нее. Она почти не дышит этим воздухом, потому что он больше не пропитан азартом их игры и яда слов, дерзости и напускного пренебрежения. Больше не та смесь. Новая, непривычная ей. Реджина поднимает глаза, пытаясь скорее сморгнуть влагу, думая, что сейчас он уйдет, возненавидев ее еще больше за эти слезы.

— Почему, Реджина?

— Потому, что ты нужен мне. Сильнее, чем когда-либо.

Она подняла мокрые ресницы, очаровывая разбойника, пусть и не нарочно. Все же, он не был готов видеть, как она плачет. Пускай искренне, по-настоящему. Слезы, на которые не была способна Злая Королева, которые показала Реджина.

Робин осторожно приблизился к ней, достаточно, чтобы услышать, как она делает судорожный вдох, а затем выталкивает остатки кислорода из легких, который бьется о его грудь.

— Тогда зачем ты это делаешь?

«Я просто боюсь быть счастливой» подумала, но не сказала вслух. Самое важное признание, она так долго шла к этому, так долго отнекивалась, и, все же, понадобилось столько времени, чтобы принять это. Теперь ее задержка может дорого стоить. Уже не важно. Сердце подсказывает ответить честно, отбросив в сторону эту надоевшую извечную гордость, которая словно крест прожгла в груди четырех палую дыру. Сейчас она знает, стоит только сказать, попросить его остаться, он сделает это. Обязательно сделает, так ведь?

— Потому, что я не знаю, как признаться тебе в этом. Я… Я наговорила тебе столько… мне так жаль, Робин. Так жаль.

— Реджина, — на выдохе шепчет ее имя, притягивая к себе. Укрывает в объятьях своих рук, в томительно нежных, о которых она так долго мечтала. Зарывается носом в волосах и тихо шепчет ей на ухо.

— Я буду рядом, только если ты позволишь мне это. Если перестанешь врать нам обоим, перестанешь притворяться.

Ее дыхание было рваным — потребовалось немного времени, чтобы она успокоилась. И когда они оба были готовы к разговору, Реджина начала первая, моля о том, что так давно желала.

— Поцелуй меня.

Робин сначала отстранился на шаг, не подозревая что из-за этого ее сердце сделало кувырок, а затем упало вниз, прямо к его ногам. Но он не заставил долго ждать. Приблизился и положил ладони на ее лицо. Мужские руки осушили слезы и подарили такое приятно тепло. Женщина сжала пальцами рубашку на его груди, боясь услышать в ответ отказ, но вместо этого разбойник притянул ее к себе, и их губы соприкоснулись в поцелуе. Никто так не целовал ее, никогда, ни разу. Никто не вкладывал столько смысла в легкое касание губ, да и был когда-нибудь смысл?