Любовь без страховки

— Маш, давай уйдем отсюда, — попросил Матвей.

— Да, только в порядок себя приведу, — я не знаю, как неведомые силы заставляли меня говорить и двигаться.

— Только дверь не закрывай, и я жду тебя здесь.

Я снова побрела в ванную.

Я плескала в лицо ледяной водой, пока кода не начала неметь. На руках, на лице. Еще бы сердце и душа не чувствовали ничего. И вообще замечательно было бы.

Но не все так просто. Радоваться надо, что я что-то соображаю и не истерю. Как сомнамбула вышла к Матвею, и он повел меня на выход. Через черный ход. На пути нам никто не встретился. А когда мы сели в машину, кажется мы оба с ним облегченно выдохнули.

Матвей накинул свой пидажк на мои плечи и мы выехали на трассу. Соколов молчал и я была ему за это благодарна. Мне нужно было прийти в себя все еще раз переосмыслить. Но слишком много пережитых чувств не давали мен сосредоточиться.

Мысленно я старалась разложить все по полочкам. Вспомнить слова, действия, эмоции. Но ничего не получалось. Тянущая боль в груди возвращала меня в последние объятия Влада, где я дала волю так долго сдерживаемым чувствам. И как ни странно, ни удовлетворения, ни стыда за это не чувствовала. Помнила только его запах и дрожь. Больше ничего.

Мы ехали долго и у меня даже получилось расслабиться. Я прикрыла глаза, прокручивая вечер в своей голове раз за разом. И очень хотела зацепиться за что-то правильное, за какой-то якорь который бы помог мне вынырнуть из этого водоворота, но все было тщетно. Я снова потерялась и запуталась.

— Маш, мы приехали, — голос Соколова вернул меня к реальности.

Я открыла глаза и огляделась. Мы припарковались около частной клиники и Матвей теперь выжидающе смотрел на меня.

— Зачем мы здесь?

— Влад сказал, что тебе нужно в больницу.

— Мне? Зачем?

Мы с Соколовым смотрим друг на друга и не понимаем, что хотим.

Наконец Матвей робко прерывает молчание:

— Маш, он тебя изнасиловал?

Я в шоке от его вопроса. Слишком личное. И слишком неожиданно.

— Нет.

— Маш, нужно зарегистрировать физический контакт и вызвать полицию.

Только сейчас я вспоминаю последние слова Влада, на которые не обратила внимания. И понимаю, что он имел ввиду, произнося их. Но я не согласна с ним. Я даже мыслях не допускаю этого. Что угодно, но только не изнасилование.

— Я нее буду этого делать!

— Маш! Влад сам сознался. И он не против, если ты напишешь заявление.

— Ты хочешь, чтобы я посадила его в тюрьму?

От щекотливой темы все мои переживания отступили на второй план.

— Маш! Я знаю, это будет трудно. Но он наймет тебе психолога, адвоката и окажет любую медицинскую и финансовую помощь!

А я вдруг начинаю смеяться.

— Да за что? За что мне его сажать? Неужели непонятно, что я тоже этого хотела!

Соколов молчит и ждет, когда меня отпустит.

— Маш, просто он сам себя не простит и

— Неет! — перебиваю я Соколова. — Я скажу один раз! Все, что было между нами сегодня — было по обоюдному согласию! Я не знаю, что он там придумал, но я тоже этого хотела. Просто я не сплю с женатыми мужиками. И вообще ни с кем не сплю! Но это точно не было изнасилованием! Я не чувствую страха, не обвиняю его ни в чем, и мне чертовски стыдно сейчас перед тобой оправдываться. Поэтому я буду благодарна, если ты избавишь меня от этого разговора и просто отвезешь домой!

Я даже шумно выдохнула, когда закончила свою речь.

— Он мне голову отвентит, — обреченно выдыхает Соколов.

— А если ты не отстанешь от меня — это сделаю я!

— Да я понял уже.

— Тогда поехали!

Матвей отворачивается, но сомнения в правильности своих действий не дают ему прислушаться ко мне.

— Маш, может просто к врачу? Убедиться, что все нормально? — пытается еще раз Матвей.

— Со мной все нормально, — устало выдыхаю, удивляясь его настырности. — просто хочу кофе и свежего воздуха.

— Это легче простого.

Матвей заводит машину, и мы уезжаем от клиники. А минут через пятнадцать мы останавливаемся на набережной.

— Я за кофе. Буду через пять минут.

Матвей уходит, оставляя меня наконец одну. Мне кажется, что я теперь могу заплакать, но слез нет. Потому что я занята мыслями о Владе. Не теми, что рвут меня на части, а теми, что заставляют меня удивляться. Неужели он правда решил, что я могу его посадить? Неужели он он так близко все принял к сердцу, когда понял, что он первый? И куда он ушел? Почему оставил и не сказал ни слова?

Я могла бы спросить у Матвея, но не смогла заставить себя. Искать ответы у его друзей — это было выше меня.

Мои размышления прервал Матвей, который появился с двумя огромными стаканами с кофе.

— В одном жутко вкусный, в другом жутко соленый. Выбирай.

— Боже, мне так стыдно, — я вспомнила, как он пробовал мой кофе у Котова, и даже улыбнулась. — Давай соленый.

— Это было ужасно.

— Извини. Просто встала не с той ноги.

— Угу, — Соколов понимающе закивал головой и протянул мне стакан.

— Мне нужно позвонить Леше.

— Я могу выйти.

— Нет. Он тоже не входит в число моих жилеток, так что ничего нового ты не услышишь.

Леша ответил сразу. И сразу же начал на меня ругаться. Он меня потерял. Убедив его, что со мной все в порядке, я пожелала ему спокойной ночи и принялась за кофе.

Матвей включил погромче музыку и кивнул на улицу. Горячий кофе, свежий ветер с реки, ненавязчивая музыка — и я смогла успокоиться. Внутри меня наступил штиль. Я просто не о чем не думала, кроме того, что благодарна Матвею. Если бы не он, я бы сейчас рыдала в том доме в три ручья или ехала бы такси, чтобы дома впасть в истерику и снова напугать родителей до смерти. Я бы снова ушла в себя и сдохла бы от невыносимой боли. Я бы довела себя до ручки. А рядом с Матвеем мне было спокойно. Пусть это продлиться сосем недолго, но я слишком устала бороться и мотивировать себя.

— Маш, дай ему время, — мы оба облокотились на капот и наблюдали за теплоходами, которые изредка бороздили водные просторы.

— Матвей, давай не будем. Я так устала сегодня.

— Хорошо, не будем. Только я тоже один раз скажу. Я не знаю, как все получилось и почему вы не вместе, но точно знаю, что только ты его сможешь вытащить оттуда, где он сейчас. Я не могу тебя заставить, убедить или как-то повлиять на твое решение. Но просто помни, что ты — это все, что у него осталось. Может он мудак, козел, ублюдок, и я не буду его оправдывать, но нам всем всегда нужен шанс.