Любовь Дикого

– Нет, ты слушай, – с нажимом выдает. – Что ты мог ей дать? Жизнь в бандитских разборках? Каждый день на пороховой бочке?

– А ты сука прямо святой.

– Я всегда правила игры соблюдал, – башкой мотает. – По беспределу ничего не решал. И сам на казнь не нарывался.

Взглядом прошивает.

– Думаешь, это я тебя тогда закрыл? Организовал всю ту подставу?

– Нет, – скалюсь. – Один не вывез бы.

– Точно, – кивает. – А я рад, что так вышло.

Кто бы, сука, сомневался.

– Катя хотя бы получила нормальную жизнь, – продолжает. – Ты бы никогда не дал ей и половины того, что дал я.

– Конечно, куда мне, – скалюсь. – Я даже ее сестру не выебал.

– Ты хуже сделал, – выдает. – В разы.

Сука.

Думает, выйдет отсюда живым?

– Ты Катю подставил.

Рывком поднимаюсь.

– Повтори, – рявкаю.

Уебок тоже подрывается.

– Ты на нее весь бизнес переписал, – чеканит. – Так и не понял? После твоей посадки ее бы порвали. Если бы я ту схему с подписью не провернул, если бы не забрал все сам. Но ты и без того… справился.

Он резко подается вперед. Хватает меня.

– Сука, – цедит. – Ты сам ее чуть не убил.

– Охерел? – рычу, перехватываю уебка так, что мы теперь сцепляемся. – Ты что за дерьмо…

– После репортажа с твоей блядской рожей. Видно, это и стало последней каплей, – резко выдыхает Лебедев. – Врачи чудом ее с того света вытащили. Я уже сам не верил, что она выкидыш переживет.

15

– Ты чего пиздишь? – рявкаю. – Какой на хер выкидыш?

– Такой, блядь! – прямо выплевывает. – О чем ты, сука, думал, когда ее замуж звал? Когда ребенка заделал? Мог бы сперва свое дерьмо разгрести. Или хотя бы снова на рожон не лезть. Так и не понял, как Катю подставил?

Будто по затылку врезает. Мощно прикладывает.

Разжимаю захват. Отпускаю его.

– Она же аборт сделала, – бросаю.

– Аборт? – кривится Лебедев.

– Я документы видел. Выписку из больницы. Заключение врача. Слова их всякие. Заумные, медицинские. Да что ты мне задвигаешь? Она за тебя замуж вышла. А от моего ребенка сразу после свадьбы избавилась.

– Ну ты и долбоеб.

– Завали…

– Ты что, Катю не знаешь?

Лебедев усмехается. Мрачно. Башкой мотает.

– Катя беременная была. Тебя за решетку отправили. Куча уродов хотели тебе отомстить. За бойню в клубе. Но ты же далеко, хуй доберешься до твоей глотки. А Катя рядом. Здесь.

Оседаю в кресло.

Лебедев тоже присаживается напротив. На автомате поправляет съехавший в сторону галстук.

– Как это случилось? – спрашиваю.

– Я не за этим пришел, – отрезает. – Чтобы о прошлом с тобой болтать. Душу тебе облегчить.

– Говори, – чеканю. – Как это было?

– Ты держись от нее подальше, – заявляет Лебедев. – Я не дурак. Видел, что ты хотел сделать с ней в офисе. Если бы я не помешал… если бы задержался.

Он замолкает. Взглядом меня буравит.

– Тронешь без ее согласия – уебу, – выдает.

– Не о том говоришь.

– Удавлю тебя, – обещает холодно. – Катя повзрослела. Поумнела. Больше тебя и близко не подпустит.

Рывком подаюсь вперед. Хватаю его.

– Говори, блядь, – требую. – Раз начал про выкидыш, то заканчивай. Что тогда случилось?

Молчит.

А меня изнутри раздирает.

Должен узнать. Должен понять. Должен… блять.

– Не трону Катю, – бросаю, наконец. – Слово даю, что не трону ее. Но только если ты сейчас ответишь на все мои вопросы.

Паузу держит. После резко кивает.

– Кто-то напал на нее? – спрашиваю. – Напугал?

– Нет, – обрубает.

– Она упала? Это был несчастный случай?

– Нет.

– Тогда что?

Ладонью по затылку проходится. Морщится.

– Хуево ей было. Каждый день рыдала. Не могла успокоиться. Потом время прошло. Вроде легче стало. Я даже на море ее собирался отвезти.

Мрачнеет. Взглядом по мне проходится.

– Будто ты, блядь, рядом маячил. Всю душу из нее выматывал. О тебе уродце, блять, думала.

Лебедев откидывается на спинку кресла. Прикрывает глаза. А потом снова на меня смотрит. Прямо припечатывает.

– Сука, прибить бы тебя, – цедит. – Ей же через время и правда лучше становилось. Свадьба уже прошла. Она даже улыбаться начала. Выдохнула. Мы собирались на море поехать. Билеты купил. А потом…

Его лицо каменеет.

– Возвращаюсь с работы, а Катя, – тут его голос срывается. – Она на диване лежит. Без сознания. Вся в крови. Пульт на полу. А на экране твое ебало. Репортаж про ту бойню полным ходом.

Глотку сдавливает.

Пиздец.

Перед глазами сизый туман.

– Трогаю ее, а она холодная, – продолжает Лебедев. – Бледная вся. Едва дышит.

Здесь будто мне самому прилетает под дых.

– Сам не помню, как скорую вызывал. Потом знакомых врачей на ноги поднял. Всех вызвонил. Несколько дней Катя между жизнью и смертью была. В реанимации.

Он замолкает.

– Дальше, – бросаю глухо.

– Почти год ушел на реабилитацию, – добавляет Лебедев.

Кровь по вискам будто молотом.

Горло точно в тисках.

– Что то был за репортаж? – спрашиваю. – Кто снял?

– А не похуй? – рявкает он. – Ты ее добил. Ясно? Ты. Сам. Нихуя бы не было, если бы ты за берега не вышел. Скотина ты. Должен был Катю беречь. Охранять, а по итогу…

Усмехается.

– Вот опять, блять, заявился, – прикладывает отрывисто. – Чтобы ей нервы трепать. Уебок. Свалил бы ты на хуй. На глаза ей не лез.

Крыть нечем.

А вообще, нет. Есть.

Лебедев рядом с Катей. Всегда. Оберегает, блять.

– А на хер ты ее сестру выебал? – спрашиваю. – И не раз. Да? Сука.

Молчит. Но по роже видно – яростью давится.

– Такой любящий, – хмыкаю. – Заботливый, блядь. Пиздец. А полгода эту сучку ебешь.

За пачкой сигарет тянусь.

– И нашел же кого.

Щелкаю зажигалкой.

– Сестру, блять. Стоп. Или тебя это и прет? Она же по тебе охуеть как тащится. Трахаешь ее – и видишь Катю.

Так и молчит сучара.

Но по его перекошенной роже вижу. Все четко в цель попало.