Любовь хранит нас
Шрифт:
— Лешка, — шепчу, а он наклоняется к моим губам своим ухом, — перестань, пожалуйста, пугать врача. Подумают еще, что мы тут тотализатор организовали.
— Да, нормально все, душа моя. Какой тотализатор? Просто интересно, кто этот пятидесятиграммовый бармалей.
— Заново. Тишина, — узист к нам обращается.
В этот раз спокойнее и увереннее — специалист двигается по уже пройденным следам и еще раз ловит в сети своего датчика моего маленького непоседу:
— Так! И снова здравствуйте, мои родители. Послушаем сердечко?
— А пол?
— Леш, успокойся, — хватаю его за руку.
— Я думаю, —
— Девочка? — улыбаюсь. — Дочечка?
— Определенно, — женщина тычет в нужное место, а Смирнов в это же время прикрывает двумя руками лицо. — Вы…
— Обалдеть! — шепчет и шипит. — Немыслимо.
— То есть? — она очень изумляется — да уж, наши отношения трудно посторонним объяснить. — Вы рассчитывали на мальчишку? Бывает, но тут, если можно так сказать, Ваша «вина». Последнее в кавычках, если что.
Я пытаюсь оправдать поведение любимого мужа:
— Вы не подумайте, он очень-очень рад. Леш?
— Угу. Просто зашибись как!
Не пойму, он там плачет, что ли? Господи! На какую сумму они там поспорили, что он так эмоционально реагирует?
— Да-да, я рад. Это великолепно! — красный, возбужденный с полосками от ногтей на лице, Смирнов к нам с некоторым воодушевлением в голосе наконец-то возвращается. — Великолепно! Девчонка… Маленькая… Дочка… Крошка… Солнышко мое!
Дальше все строго по медицинскому протоколу. Врач проверяет стойкий бодрый сердечный ритм, измеряет малышку, проверяет рефлексы — улыбка, слух, реакция на свет.
— Вам не кажется, что он, то есть она, немного, — Лешка мнется, вижу, как тщательно подбирает слова, — как бы это сказать… Ребенок словно не доедает, она очень худенькая, тоненькие ручки, ножки. Любимая, прости, но она — доходяга.
Лучше, видимо, слова не подобрал!
— Все в пределах нормы. Абсолютно никаких проблем — и подвижность, и размеры, и даже ее игривое настроение говорят о том, что для своего срока ребенок развивается нормально, ни в весе, ни в росте, ни в ЧСС не отстает. Это маленькая жизнь и она только-только развивается, а подкожный жирок малышка запросто наберет ближе к родам. У Вас всего лишь четырнадцать недель…
Так! Смирнов немного успокоился — стал улыбаться, чаще заглядывать в монитор, трогать мои пальцы и даже что-то как будто бухтеть под нос.
На улице, по пути к машине, я задаю вопрос:
— Что ты там напевал?
— Напевал? — делает крайне изумленное лицо и даже шею слегка вытягивает. — Когда? Я и петь-то не умею.
Я щипаю его за бок и еще раз спрашиваю:
— Лешка, ей-богу, перестань. Что пел?
— Да имя я подбирал. И-М-Я для малышки, — усмехается и притягивает меня к себе на бок. — Надо уже думать, одалиска. Это же важно.
— Я…
— Нет! Нет! Нет! Ты уже придумала, что ли? — Лешка осторожно меня приподнимает и оставшиеся пару метров просто, как дорожную сумку, несет.
— Это сейчас обязательно было делать, мой любимый муж?
Он опускает меня возле двери, не спешит ее открывать, а с прищуром внимательно рассматривает мое лицо, потом шею, грудь, талию…
— Смирнов, заканчивай меня пытать, — прячу взгляд и переступаю с ноги на ногу. —
У меня все горит, пылает, и даже уши чешутся. Алешенька!— Называй, — негромко приказывает. — Давай! Громко и в эфир! Пусть весь город слышит. Ну!
— Ксения, — глядя ему в глаза, произношу.
Он громко выдыхает, широко улыбается, затем несильно приседает и как-то смешно руками и пальцами двигает, словно желает меня пощекотать.
— Ты чего? — пугаясь, отступаю назад.
— Слава Богу, что не сколопендра, — дергает замок и распахивает дверь, затем подхватывает меня и усаживает на постоянное месторасположение. — Пристегивайся, малыш.
Пока я вожусь с ремнем безопасности, Лешка кому-то звонит. Наблюдаю за широчайшей улыбкой мужа и его активной жестикуляцией, а по завершении звонка мне в мессенджер приходит сообщение от Сережи:
«Леха до хренища бабосиков потерял, ХельСми! Он теперь в долгах, как в шелках, и самое прикольное, — что передо мною».
Алешка забирается в салон, мостится на своем месте и замечает мой в изумлении открытый рот:
— Ты как, душа моя? Все в порядке? Оль? Что случилось? Где-то болит? Смирнова, отомри!
— Ты много проиграл? — с нескрываемым волнением в голосе интересуюсь.
— Чего? В смысле проиграл? О чем речь?
— Денег… Сережа мне только что прислал сообщение… — показываю все еще светящийся отбитым уведомлением экран. — Он сказал, что ты теперь в долгах…
— Вот уродец мелкий! Да не на деньги спор был, а на… Короче, Серый возвращается домой…
— Это же замечательно, — выдыхаю и улыбаюсь, откидываюсь на сидение и даже закрываю глаза, — замечательно, замечательно. Мама так обрадуется…
— Сергей попросил подготовить почву к его триумфальному вхождению в землю необетованную.
— Куда-куда?
— Орленок с подрезанными крыльями и надколотым клювиком, короче нежилец, возвращается в гнездо к грозному орлу-отцу и маленькой орлице-матери. Соскучился или кто под киль с ноги за бугром надавал? Тут совсем не интересовался. И, если честно, да пофиг, Оль, на его причины! Он, как та свинья, грязь всегда найдет. Ты дай ему подуться повод — он раздует апокалипсис с галопом всех четырех всадников — бледно-бело-рыже-черных. Это же… Смирнов! Сказал, что «ждите, родственники, папочка намерен осквернить своим присутствием родную землю».
— Я ничего не понимаю, — расправляю ремень, одергиваю платье, усаживаюсь и смотрю вперед. — Вы с ним, как дети малые. Ему уже четвертый десяток, а он, как ребенок…
— Я должен ему девушку найти.
Я поперхнулась, но тут же пришла в себя.
— Это шутка такая? То есть? Должен найти? А сам? Он — не маленький мальчишка, а вполне состоявшийся взрослый мужчина. Ты что, Леш? Сергей на это согласился? Верится с трудом! Он хоть в курсе, что ты тут затеваешь?
— Ну, как сказать, душа моя. Чего не сделаешь ради возвращения блудного сына домой? И да — это наше условие пари. Не деньги, Оля, не деньги. Это было бы примитивно и очень-очень глупо — ставить финансовую составляющую на того, кто через несколько месяцев в любом случае порадует своим появлением на свет. Ребенок есть ребенок, маленький человечек — тут только два возможных варианта. «М» или «Д». Был бы третий брат, на что бы он забился? Так что, нет! Деньги — это ерунда, а вот шаловливые фанты…