Любовь хранит нас

— Олечка, ну вы же знаете свою конституцию, знаете, что да как. Зачем опять накручиваете? У Вас по анализам все замечательно, по осмотру тоже нет никаких проблем. Первый скрининг делали, — он пролистывает мою карточку, — на одиннадцатой неделе?

Я быстро-быстро киваю и подтверждаю:

— Да-да. Сразу пришли, как положено.

— Там все замечательно, никаких проблем. Помним про возможные сюрпризы…

Да, действительно! Что со мной, в самом деле? Надо успокоиться и просто глубоко и медленно дышать.

— Ну, — Юрий Григорьевич откладывает ручку в сторону, закрывает мою карточку и откидывается всем телом на свое огромное кресло, начинает даже из стороны в сторону крутиться, — с мужем-то познакомите? Хотелось бы…

Это еще зачем? Муж — Алексей Смирнов, тридцать четыре полных года, сильный, уверенный, немного говорливый, но не балабол.

— Юрий Григорьевич, я не совсем понимаю, — начинаю запинаться и как-то странно то одним, то другим глазом моргать. — Мы…

— Чересчур настойчивый мужчина, словно обет по деторождению выполняет…

Так и есть! Все так и есть!

— А на УЗИ будет направление? — пытаюсь свернуть с обозначенной врачом темы. — Надо же очередь занять.

— Ясно! Скрываете! Ну, ладно-ладно. Роды партнерские планируете?

— Нет-нет.

— Однако! — он сильно удивлен. — Не верю, Оленька.

— Я категорически против, а Алеша меня в этом полностью поддерживает. Он просто ждет в комнате и контролирует процесс оттуда — ментальная поддержка. На иное я не согласна. Я не хочу, чтобы муж меня там отвлекал.

— Нежный, чувствительный и ранимый?

— Наоборот. Он настаивал на своем присутствии, но мама сказала, что пойдет вместо него. У нас такое эксклюзивное партнерство.

— Мама?

Ну… Это еще труднее объяснить! Тонечка… Антонина Николаевна… Смирнова, как и я. Мама! Наша! У нас с Алешкой одна мать на двоих — вот такая с родственной составляющей чехарда. Она, к счастью, не свекровь мне — ей это, видимо, не дано, генетически в код природой не заложено, как говорится, не ее амплуа — командовать невесткой совершенно не умеет, ценные советы, нравоучения или простая констатация «Это же мой сын!» — не ее «пальто», а вот побаловать, повеселить, а главное, поддержать в трудную минуту, сказать нужные слова и даже просто промолчать там, где это очень необходимо — это да! Поэтому…

— Это разрешено законом, тем более у нас уже есть договор с Вашей клиникой, юрист сказал, что не видит никаких проблем.

— Я знаю-знаю. Просто очень странное семейство беспокойных Смирновых, — он забрасывает руки за голову, скрещивает пальцы сзади на затылке и громко выдыхает вверх. — Фух! Мы это сделали, Ольга Сергеевна Климова!

— Я — Смирнова!

— Еще бы! Помню-помню. Ладно, кабинет номер…

— Двадцать три? — уточняю.

— Великолепная память, как для беременной.

— Шутка неуместна, Юрий Григорьевич. Ребенок никогда не вызывает размягчение мозговой оболочки. Знаете, сколько я медицинской литературы в этом направлении прочитала? Могу рассказать…

— Пора делом заняться. Двадцать третий кабинет, Оленька. Желаю удачи. Результат мне передадут.

— Спасибо.

Медленно привстаю и чуть ли не с поклоном, задом выхожу из кабинета, а попой там, снаружи, сразу утыкаюсь в знакомый пах.

— Леш, — произношу и медленно оборачиваюсь.

— Как дела? — он суетится взглядом по моему лицу, считывает настроение, ищет подводный камень или яркий лучик света. — Что он сказал?

— Что ты настойчивый и верный клятве! — улыбаюсь и закидываю руки Смирнову на шею. — А если серьезно, то надо сделать УЗИ и посмотреть на половые причиндалы этого бойца.

— Там мальчик? — муж хищно ухмыляется. — Пацанчик! Чувствую! Дух бунтарский — так нас напугал.

— А может…

— Нет! Там Смирнов! Я с Серым на деньги поспорил. Не могу проиграть.

— А Сережа сказал, что…

— Девчонка! Мол, у него видение было. Ну это же младшенький, там всюду какой-то подвох. Грибов наелся и увидел чудо.

— Когда он возвращается? — беру Алешку под локоть и тяну по коридору к нужному нам кабинету. — Слишком задержался.

— Да уж, мама точно его проклянет. Он у нас, как перекати-поле. Привет, друзья, я к вам приехал! Пока, друзья, пора и честь знать. Оль, давай о нем не будем. Родители смирились, мы тоже особо не горюем — он хочет быть там, значит…

Сергей оказался очень стойким малым. С момента нашей свадьбы прошло пять лет — младший брат мужа столько раз свою страну и посетил, пять за пять — и каждый раз эффектно. Он не хочет или не может, или чего-то действительно боится, но связь поддерживает — регулярно пишет, звонит и даже видео сообщения присылает, когда мой муж не спит. Лешка очень переживал за их содержимое, но там все, тьфу-тьфу, благопристойно — «вот я в клубе», «вот я с гитарой», «кролики, познакомьтесь, это Кейт», «в сотый блядский раз повторяю — я трезв, не курю, не нюхаю, не употребляю», «дорогая ХельСми, это исключительно тебе!». Да-да! У меня новое прозвище! ХельСми — Хельга Смирнова! Сказал, что имя Ольга там, в Манчестере, никто не выговаривает, а вот скандинавский аналог, как это ни странно, каждому понятен и заходит на «ура». Алешка подкатил глаза, но принял и с глубоким выдохом произнес:

«Что с юродивого взять, ХельСми! Ты ж не против? — Нет-нет! Даже прикольно!».

На том и порешили!

— Фиксируем положение. Вот он! — сонолог разворачивает к нам экран и улыбается.

Мы перестаем дышать, а Лешка даже моргать. По-моему, Смирнов сейчас застыл, как изваяние, и боится даже сделать малюсенький шаг.

— Леш?

Он молчит, как рыба, но с экрана взор не сводит.

— Лешка?

Нет! Все впустую — тишина.

— Смирнов!

— Я тебя слышу, Оля, но ты мне мешаешь. Я не пойму, — теперь он обращается к врачу, — а почему он… Погодите, это ведь он?

— Трудно сказать. Ребенок затаился и отвернулся. Прячется и не хочет показывать родителям свое достоинство.

— Нельзя ли его как-то растормошить и повернуть?

— Между прочим, он все слышит, уважаемый отец. Какие методы Вы предлагаете применить к очень неокрепшему ребенку весом, — щелкают кнопки — прибор пищит, а врач и мой Смирнов синхронно крутят головы, — всего лишь пятьдесят пять граммов. Нормальный, кстати, весьма солидный вес, как для четырнадцати недель.

— Замечательно. Душа моя, ты слышишь? Аж целых пятьдесят пять граммов. Господи! Богатырь! Но мы хотели бы узнать — мальчик или девочка.

— Принципиально? — врач прищуривается и, кажется, становится в стойку «вы обалдели, что ли».

— Нет-нет, — я вклиниваюсь в их разговор. — Все равно! Нам с мужем все равно.

— Я поспорил с младшим братом. Сказал, что там мальчишка, а он на девочку забился, поэтому…

У сонолога открывается рот и смешно выпучиваются глаза — я прыскаю со смеха, живот колышется, а датчик дергается. Ну что ж, картинка пропадает, а малыш, взмахнув ручками, куда-то шустренько уплывает и совсем с наших радаров исчезает.