Любовь хранит нас
Шрифт:
Господи! Это она? Малышка? Махина! Гром-баба! Просто великанша! Сколько в ней центнеров? Сто? Двести?
— Алеша!
— Большая крошка, да? Першерон — французский тяжеловоз, но тут есть небольшая помесь, она считается выбраковкой, — он хлопает ее по заду. — Но все-таки красавица! Под человека заточена, а не только под ценный тяжелый груз. Умеет ходить под седлом и, к тому же, добрейшая кобыла и абсолютно не ревнивая, изумруд. Самое главное ее достоинство, как по мне! У нее большое доверие к человеку, если учесть из какого ада мы с Колей вытянули ее. Так! Иди-ка сюда…
Он подходит к пятящейся мне, сильно обнимает
— Я…
— Не бойся. Ты не одна, я буду за тобой! — он нахально гладит мои бедра, трогает ягодицы, сжимает, затем спускается рукой к левой щиколотке, обхватывает самое тонкое место громадной лапой и, сгибая в колене, поднимает ногу, устанавливая стопу в большое стремя, затем впечатывается своим телом в мою спину и куда-то в сторону шепчет. — Схватись обеими ручками за выступающую часть седла, а затем оттолкнись, одалиска, что есть силы, а я тебя подстрахую и приподниму, подсажу, если не получится.
Не спорю — со Смирновыми, так же как с отцом, так и с его сыном, это бесполезно. Выполняю все в точности, как он сказал и проинструктировал. Отталкиваюсь, пружиню и… Лечу! Алексей закидывает меня в седло и просит не вкладывать ноги в стремена:
— Ты вряд ли, солнышко, сможешь что-то с Малышкой сделать, поэтому… Кыш-кыш! Эти рычаги управления исключительно для меня.
— Леш! — Коля к нашей слаженной команде подходит.
— Угу, — Смирнов перекидывает поводья, поправляет стремена, гладит щеку кобыле и внимательно слушает, что говорит ему Суворов.
— К ужину вернетесь? Или… Не судьба? — мне подмигивает и быстро возвращается глазами к Алексею.
— Не ждите, ребята. Покатаемся, а поедим потом. Не волнуйтесь! Спасибо за гостеприимство, — он осматривает свою работу, еще раз трогает копыта и периодически бросает шаловливый взгляд на мое испуганное лицо. — Погуляю с девочками и вернусь удовлетворенный, а потом заморим червячка!
— Договорились. Шпоры?
— Обойдусь.
— Как пожелаешь, лошадиный господин!
Алексей совершает те же действия, что и я раньше, усаживается за мной и прислоняется к спине своей горячей быстро вздымающейся грудью. Я чувствую жар в районе лопаток, а затем вдруг на ключицах и мочках ушей. Он заглядывает мне в декольте? Рассматривает под разным ракурсом? И справа, и слева? Симметрию, наверное, ищет, натуралист-извращенец? Слава Богу, что у меня не слишком открытая футболка, хотя я уверена, что верхняя часть все-таки для него доступна — там точно все на виду, кромка бюстгальтера и его живое колышущееся содержимое. Вид сверху — сиди и смотри, наглый обалдуй!
— Твою мать, просто охренеть, одалиска! М-м-м. Красиво! А потрогать можно?
Я ерзаю и локтями шпорю ему живот, он не сдается и еще сильнее напирает. Мои тычки Смирнову, что огромному слону дробина. Такая себе щекотка и вялый комариный укус.
— Тшш, тшш. Тпру, строптивая кобылка! Чего завелась? Что за необъезженная непокорность? Тихо-тихо, амазонка, не нервничай и не злись.
— Ты очень близко, — сквозь зубы, не раскрывая рта, говорю. — Отодвинься, пожалуйста.
Отталкиваю его ягодицами и еложу причинным местом по сидению.
— Не вижу никаких проблем, — он подается своим пахом на меня, имитируя то самое движение. — Извини, но мне тоже надо где-то сидеть.
Чего ты возбудилась? Успокойся, перестань.— Мне неудобно, — шиплю вполоборота, пытаюсь повернуться к нему лицом, но он не пропускает. — И я тебя об этом не просила, ты сам так захотел.
— Смотри вперед! Сейчас начнется интересное путешествие.
В этот момент Малышка дергает головой и опускается мордой в землю, а я, как истеричка, визжу:
— Лешенька, пожалуйста. Я упаду! Алеша, Алеша, — закидываю руки ему за шею и тяну к себе. Вот так держусь!
— Как скажешь, изумруд! Отпусти меня и расслабься, все уже нормально, — натягивает поводья и бьет пятками по лошадиным бокам. — Поехали, Малышка! Девочки, счастливой нам дороги!
— Медленнее. Я тебя прошу, — закрыв глаза, не глядя никуда, тихо произношу. — Медленнее, слышишь? Я так не могу…
— Я учту, солнышко, на будущее, — хихикает и утыкается лицом в мою шею. — Учту, учту. Схватись за ее гриву. Не знаю, заплети ей косу. Успокойся. Мы уже едем, все нормально.
— Ты не мог бы, — дергаю плечом, пытаюсь сбросить эту массу. — Что это такое? Ты наглеешь и переходишь все границы…
— Лаванда и миндальное молочко, — шепчет, осторожно дует и щекочет шею. — Не ошибся, я ведь не ошибся. Да?
Тишина. Ни слова ему теперь не скажу, пока мы не вернемся. Не дождется. Алексей укладывает поводья в одну руку, фиксирует кулаком и с легкостью управляет этим четырёхногим живым автомобилем, а вот вторую руку он очень властно располагает на моем животе. Периодически опускает ее ниже, сжимает-разжимает, словно наощупь рассматривает меня, самодовольно хмыкает на безмолвное разрешение и круговыми движениями направляет маленькое тело еще плотнее в себя.
— Смирнов? — порыкиваю с осторожностью, опаской. — Смирнов? Смирнов? Р-р-р-р…
— Угу, — его рот определенно застыл на моем плече, а нос неспешно прохаживается по шее. — Что? — отрываясь на одно мгновение задает вопрос. — Что, одалиска? «Смирнов», «Смирнов» — чего тебе хочется, солнышко?
— Повторяю еще раз, ты слишком многое себе позволяешь. Убери руку, подними ее повыше, и перестань слюнявить мне плечо. У тебя чересчур горячее дыхание и острые зубы — все чувствую и… Ты нагло пользуешься моей неуверенностью и неопытностью…
— Если бы это было так, — перебивает и утыкается своим лицом мне в щеку, задевая губы, нос, — то я, вероятно, лежал бы уже в травматологии с разбитой мордой и расцарапанной левой бессовестной рукой, — он отрывается от живота и, прокручивая свою ладонь перед моим носом, демонстрирует ту самую бесцеремонную конечность. — Но ты шипишь и стопроцентно млеешь! Это заводит еще больше и стимулирует меня, но я не против, не имею возражений. Ты провоцируешь меня, солнышко! Иду на приступ и, твою мать, уже ведь понял, что завоюю тебя.
— Хватит! — дергаю сильнее плечом. — Я сказала: «НЕТ»; а ты клятвенно обещал…
— Обещал не трогать в доме, не спать в кровати, но наслаждаться твоим присутствием после определенно тяжелого трудового дня — не было такого уговора. Я отдыхаю, расслабляюсь, исследую тебя. Ты — интересная персона. Непонятная, загадочная, таинственная. Один вопрос, — наконец-то отрывается и прекращает эту пытку, — почему мы не встречались раньше? Наши отцы — друзья, ты знаешь мою мать, как и она тебя, училась некоторое время, а потом… Где ты была? М?