Любовь на руинах

— Тебе плохо?

Она открыла глаза и, увидев меня, вдруг прямо при всех прижалась всем телом, обняла за талию и прошептала:

— Вот именно сейчас мне очень хорошо, только ноги не держат.

Я совершенно не понимал, что с ней происходит. Но и оставить, оттолкнуть, уже не мог.

— Может, тебя посадить куда-нибудь?

— Отнеси меня в мою комнату, пожалуйста, я сама не смогу. Больше я здесь не нужна.

Я, конечно, мог и должен был сделать знак кому-то из ребят, но неприятно шевельнулось в груди чувство, идентифицированное мною как ревность — не хотел позволить, чтобы руки моего бойца прижимали к себе эту странную, непонятную, но такую влекущую женщину. Легко поднял, с радостью ощущая, как ее руки обвились вокруг шеи, и понес, не слушая больше того, что рассказывает Пророк и не смотря по сторонам. Но не в их с отцом комнату, а к себе — чуть дальше по коридору.

Видела ли она? Понимала ли, куда несу? Скорее всего, понимала, но молчала. И с каждым шагом я чувствовал, как учащается мое сердцебиение от ее близости, от ее запаха, от приятной тяжести ее тела, прижатого к моей груди. Ногой распахнул дверь, прошел в комнату и положил свою ношу на кровать. И замер, опираясь на свои руки, расставленные по обе стороны от ее тела. Глаза закрыты, лицо бледное, может, сознание потеряла?

— Тая, тебе плохо? — спросил, не ожидая ответа. Но глаза распахнулись и она сказала:

— Нет, все нормально, — потом добавила. — Ты, наверное, думаешь, что я ничего не сделала, обманула тебя снова?

Я молча пожал плечами — мне эти "психотропные" штучки, действительно, были непонятны. Но ей почему-то было важно объяснить:

— Ты же заметил, что никто не скандалил? Что негатива не было?

— Заметил, — она намекает, что это благодаря ей никто скандал со стрельбой не устроил? — да ладно, а что так можно сделать? Внушить людям, что устраивать бойню ни к чему? Прямо всем и сразу?

— Можно. И наоборот можно. И это, как раз, легче сделать всей массе, когда они одним делом объединены, одними мыслями заняты, а не отдельному человеку. А сегодня многие пришли с целью сорвать выступление — пришлось потрудиться! Я умею забирать их эмоции, все плохое, что волнами исходит от человека. И хорошее чувствую, если эмоции переполняют хозяина… Только когда много такого… меня их энергия разрывает изнутри. Я не могу с ней справиться… А с такой толпой мне нечасто приходилось работать, — она вдруг замолчала, как-то странно глядя на меня. — Антон?

Я и так-то был на пределе, наблюдая за ее губами с такого ничтожного расстояния, а мое имя, произнесенное ею, еще больше завело, заставило вздрогнуть всем телом.

— Да?

— Поцелуй меня!

Волной невыносимого жара окатило сверху вниз, болью отдаваясь в паху. Я должен был идти. Я вообще не имел права уходить оттуда! Нельзя было. Ни в коем случае было нельзя сейчас. Но эти мысли прозвучали в моей голове фоном, а я уже склонялся над ее лицом, оглаживая пальцами каштановые волосы, разметавшиеся по моей подушке. Один поцелуй — две минуты и я пойду… Дал себе обещание и, наконец, легко коснулся призывно распахнувшихся губ.

Прижался губами и замер, оглушенный своими чувствами, а больше всего нежными пальцами, вдруг оказавшимися в волосах, ноготками, слегка царапающими кожу головы. И не заметил, как мой язык оказался в ее ротике, а ее руки под моей одеждой. Первое прикосновение к моей коже обожгло, заставило сжаться сердце и вырвало хриплый стон. Я не мог оторваться от ее губ, мне казалось, что ни одна женщина в моей жизни никогда не оказывала на меня такого действия — руки дрожали, когда я расстегивал молнию на ее комбинезоне. И уж точно женщины красивее Таисии я вообще никогда не встречал!

Я смотрел, как туманятся ее глаза, как она закусывает нижнюю губку, которую я только что втягивал в свой рот, как бешено бьётся на ее шейке пульс. Как маньяк, с перехватившим дыханием, следил за разъезжавшейся молнией и не мог удержаться, чтобы не целовать молочную кожу в прорези костюма. Вверху на ней не было белья. И неожиданно большая для такой хрупкой девушки грудь легла в мою ладонь. И Тая изогнулась, подставляя ее мне, тычась в ладонь острым соском-горошинкой, предлагая попробовать себя…

Даже если бы я был святым, я бы не устоял! Но я таким точно не был. Поэтому, позабыв обо всем на свете, склонился к маленькой розовой вершинке, ощущая, как стремительно наполняется слюной рот. И когда губы сомкнулись на ней, целуя, посасывая, легко покусывая, в голове рефреном зазвучало: "Боже мой, Боже мой…" Почему-то подумалось, что это не мои мысли, что это она… Но разве это сейчас было важно?

Потянул вниз ее одежду, не отрываясь от груди. Неужели и дальше позволит? Но она сама, отпустив мои волосы, помогала стягивать узкий, плотно облегавший ее тело, комбинезон. Я бросал куда-то вещи — ее и свои, не отрывая глаз от потрясающего женского тела на моей кровати. Но когда руки легли на пряжку ремня, она вдруг положила свою ладошку сверху. О, вот оно! Опомнилась! Блядь, как теперь успокоиться-то? Но пальчики, отбросив мои руки, щёлкнули пряжкой и потянули молнию вниз. И не остановившись на этом, скользнули туда, под резинку трусов, буквально обжигая лёгким прикосновением до боли возбужденный член.

Она так смотрела на него, что от одного вида возбуждения и… любопытства в ее глазах, впору было кончить. Но и решительно вытащив из штанов, освободив, наконец, от причинявшей боль, ставшей вдруг тесной, одежды, она поразила меня снова. Неожиданно засмущалась и попыталась убрать свою руку!

— Тая? — как же имя ее звучит — слух ласкает, как если бы я сказал, что-то типа, милая или любимая… — Что-то не так?

Она ещё не ответила, а меня током по позвоночнику пронзила потрясающая догадка — да она же члена не видела никогда! Недоверчиво всмотрелся в покрасневшее личико и под моим взглядом она медленно кивнула, подтверждая догадку.

— Ты девственница? — переспросил, не веря себе.

Она нерешительно кивнула снова. Я прямо чувствовал, как мои брови ползут вверх на лоб от удивления — этот факт все мои представления о ней сводил на нет. И что мне теперь делать? Трахнуть ее… мог и хотел, но ведь это уже будет совсем другая история! Это уже попахивает обязательствами и…

Именно в эту секунду в дверь с обратной стороны бешено застучали чьи-то кулаки. На ходу натягивая на себя, не желавшую так просто отыскиваться на полу, одежду, я, наконец, понял — она меня специально отвлекла! Увела с площади и теперь, когда что-то случилось — иначе бы меня не побеспокоили, естественно, попытается свалить! Уже у двери на секунду обернулся и посмотрел на нее. И блядь, сердце ухнуло куда-то под ребра, такой она показалась маленькой и беззащитной, с таким страхом и растерянностью натягивала судорожными движениями мое одеяло на свою обнаженную грудь, что вопреки здравому смыслу, я хотел ее защитить, даже если все это и окажется правдой… защитить от себя самого, от собственной ярости! Стиснув зубы, процедил ей:

— Сиди здесь и только попробуй уйти!

За дверью стоял Серый — парнишка, исполнявший роль моего адьютанта.

— Что?

— Генерал! Там…, - он, по всей видимости, мчался так быстро, как только мог и ещё не восстановил дыхание. — Там — чудо! Пророк сказал, что случится чудо, и оно случилось!

Что за херня? Чудо? Я вытащил из-за голенища своего берца припрятанный там пистолет (все-таки я — хозяин этого места и имею преимущество перед гостями) и на удивленный взгляд парня приказал: