Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
Остались другие виды беспокойства.
— Мама! Я хочу пи-пи!
— Лёшенька, ну ты же десять минут назад был в туалете!
— Хочу опять!
Вера Петровна, читавшая книгу, вставляет закладку на нужной странице, снимает очки:
— Ну раз хочешь — пошли.
Она берёт сына за руку и отодвигает дверь. Через пару мговений их нет.
Тихо. Только перестук колёс. Тени и световые пятна, изредка мелькающие за окном.
В третий раз за последние восемь часов я остаюсь один на один с Ксюшей. За это время она ни разу
А может, она… (я попытался найти в своём внутреннем ангаре когда-то слышанное слово)
«немая» — вот оно.
Может, она действительно немая.
Дверь отъезжает в сторону:
— Чайку желаете? — это проводница с подносом, на котором позвякивают несколько стаканов.
— Да, — говорю я, — мне один.
Проводница ставит поднос на стол. Я лезу в рюкзак за деньгами. Потом спрашиваю у лежащей на верхней полке:
— Ксюша, ты чай будешь?
Кивнула.
— Тогда дайте четыре. Вдруг остальные тоже будут, — говорю я, протягивая деньги. Располагаюсь на нижней полке. Беру свой стакан, размешиваю сахар.
— Ненавижу, когда меня называют Ксюша.
Значит, не немая. А голос ничего, приятный. Спустилась вниз, села напротив, взяла стакан в обе руки. Смотрит светлыми глазами. Дует на кипяток.
— Меня зовут Ксения. Называй меня так.
— Ладно.
Молча пьём чай, пока не возвращаются Вера Петровна с Лёшей. Малыш сразу тянется к стакану.
— Нет! — строго говорит мама, одергивая сына. — Нельзя тебе чай! Ты меня что, всю ночь будешь в туалет гонять, а?
Ксения едва заметно улыбается. Я тоже — едва.
Потом все укладываются спать.
Я зеваю. Поудобней устраиваю правую руку. И почему-то почти сразу засыпаю.
Просыпаюсь, как всегда, резко. Как будто поспал всего пару мгновений. Но понимаю, что уже глубокая ночь.
Лезу под подушку за часами: так и есть, три часа ночи. Зеваю и бросаю взгляд на соседнюю полку.
Проплывающий за окном фонарь на секунду выхватывает её из полутьмы, словно фотовспышка. Я сразу отворачиваюсь.
И лежу без сна целый час.
Мучительно изнывая от дискомфорта, который доставляет заставшая врасплох эрекция. Вместо того чтобы спать, Ксения в той же позе, в которой читала журналы, лежит и смотрит на меня.
Только на ней абсолютно нет одежды.
Никакой.
«Что? — думаю неподвижный внешне, но мечущийся, словно зверь, внутренне. — И тебе я кажусь не серой геометрической фигурой, а большим разноцветным пятном?!»
«Ну-ну! — с неожиданной злостью думаю я. — Мы это уже проходили! Одна уже пялилась на меня своими чёрными гляделками! И куда это её привело?!»
Неожиданная злость удивляет меня и успокаивает. И я засыпаю.
— Таможенный контроль! Приготовьте паспорта, пожалуйста! — это проводница предупреждает.
Раннее утро. Вот она — граница. Мощный прилив адреналина: я прямо чувствую, как он шумит, растворяясь в моей крови и убивая остатки сна. Ну что же, я готов.
Достаю свой паспорт и в сотый, наверное, раз просматриваю его. Понимаю: даже если Сид решил подшутить надо мной и всунул какое-то фуфло из магазина сувениров, я знать это не могу. Потому что не знаю, как должен выглядеть настоящий заграничный паспорт. Зато пограничники
и таможенники отлично знают. Сейчас и проверим.Первыми появляются люди в зелёной форме с собакой. Та мимоходом суёт нос в купе.
— Собачка! — восторженно говорит Лёша.
Потом двое с дипломатами. Быстро ощупывают взглядом верхние полки. Просят показать, что под нижними местами.
— Теле, видео, аудиоаппаратуру везёте?.
Мы с Верой Петровной отрицательно покачиваем головами. Уходят.
Вот и те, кому мы по очереди протягиваем паспорта.
Сначала Вера Петровна.
— Дочке сколько лет?
— Пятнадцать… Ксюша, покажи свой паспорт!
Та протягивает красную книжечку. Пограничник смотрит пару секунд. Достаёт печать и —
Щёлк! Щёлк!
в обоих паспортах. Возвращает владельцам.
Я протягиваю свой.
По-моему, у меня вместо крови один сплошной адреналин.
В сотый раз за последние несколько суток.
Пограничник смотрит на фото.
Потом на меня. Листает пару страниц. Я взмок:
Зачем?! У Веры и Ксении не листал! Или листал?! Не помню!!!
Паника. Вой сирен и взрывы — удары сердца.
— Родственники? — кивает на соседей. «Нет», — машу головой. Достаёт печать. Щёлк.
— Ласково просимо до Украины.
Отдают честь и уходят.
Блин! Я скоро привыкну к таким эмоциональным встряскам? Станут для меня обычным делом? Или сдохну от передозировки ужаса и страха?
— А говорили, все вещи перетряхивают, — сказала Вера Петровна. — Ничего, оказывается, не перетряхивают…
Я перевожу дух. Поднимаю глаза на верхнюю полку:
Так тебе пятнадцать, милая Ксения?
Хм… Вспоминаю Сида: «Чует мое сердце — где-то в верхах продвигают свои интересы высокопоставленные педофилы. Смотри: сначала совершеннолетие с четырнадцати, теперь браки разрешены с того же возраста… Похотливые стариканы могут пердолить любую Кисю-Лялю, и ничего им за это не будет. Если по обоюдному согласию. Скоро, мля — инцест узаконят. И зоофилию… А моя-то, ну никак не выглядела на свои четырнадцать. Всё при ней. Я и думал, что ей восемнадцать… Акселерация…»
Поезд трогается. Спать уже никто не ложится: лампы под потолком гаснут, в окно светит солнце. В вагоне поднимается утренний шум. Проводница разносит чай. Хлопают двери купе.
Мда… Если учесть то, что я увидел ночью в короткой вспышке случайного фонаря — акселерация движется полным ходом. Перевыполняя план и выпуская продукцию со «знаком качества».
— Чайку желаете?!
Симферополь. Несколько сотен пассажиров. Милиционеры. Крикливые смуглые носильщики с огромными тележками. Цыганки, продавцы семечек. На секунду всё это выбивает меня из колеи.
Но только на секунду.
Я привыкаю. И это меня радует.
Я — один из них. Мой шрам на затылке прикрыт отросшими волосами. Я одет как большинство молодых людей вокруг. Я — один из них. Почти.
Помогаю вынести из вагона и дотащить до стоянки такси тяжеленные сумки Веры Петровны и её семейства.
— Ты сам-то куда? — поблагодарив, спрашивает она меня.
— В Ялту…
Выясняется, что через пару дней они сами направляются туда же:
— У меня там сестра двоюродная живёт.