Любовь танцовщицы

Я с силой заставила себя разлепить глаза и мутным взглядом осмотрелась вокруг, точнее, осмотрела то, что могла увидеть. Смогла почти отрешиться...от всего. Изогнула шею, рассматривая предметы, стоящие на краю стола. Слева...или справа...черт, больно как...Почти рядом было пресс-папье, на вид тяжелое. Хотя что я могу видеть, когда все плывет перед глазами.

Я честно скажу, я не помню, о чем я думала и чем руководствовалась. Я просто знала, что если этот ад продлиться еще минуту, то я сдохну. Хорошо еще, что Сафронов, когда я перестала дергаться, ослабил захват, и не было моей боли ради его удовольствия. Я не помню, как это получилось, но я села, вернее привстала на локтях, пользуясь ослаблением контроля, и каким-то образом схватила это несчастное пресс-папье. И я...я ударила его. Господи, я действительно хотела его убить.

Когда от удара Сафронов пошатнулся и почти сполз с меня, матерясь и держась за разбитую голову, я...я ударила еще. Он наконец-то потерял сознание и сполз с меня на бок. Низ живота и между ног все болело и...меня как будто через мясорубку перекрутили. По щекам лились слезы, стекая на шею и грудь, но я ничего не чувствовала.

Я встала кое-как на четвереньки и постаралась подняться. Получилось с третьего раза. Я мельком взглянула на его светлые волосы, сейчас залитые кровью. Грудь мерно поднимается. Значит, жив. В прострации я простояла над телом мужчины полминуту, со всех сил сжимая тяжелое пресс-папье. Самое жуткое, в чем я потом никому не призналась, что я всерьез раздумывала над тем, убить ублюдка или нет. Я была готова переступить черту. Но что-то остановило меня и я, швырнув предмет на пол, подобрала сумку, попыталась соединить обрывки футболки и вышла.

На лестнице по-прежнему стояла Анжела. Она с головы до ног окинула меня взглядом, заметила кровоподтеки и просто кровь. А еще она отчетливо поняла, что из кабинета не доносится ни звука.

– А где...?
– она кивнула в сторону двери.

Горло саднило, наверное, я сорвала голос, пока кричала. Но все-таки прохрипела:

– Ударила. Разбила ему голову.

У женщины расширились глаза, а потом на меня посыпался отборный мат, правда, приглушенный.

– Ты охренела, тварь? Ты хоть понимаешь, кто он и кто ты? Совсем из ума выжила?! Да тебя сейчас...

Голова кружилась после удара об стол, а сейчас, когда я стояла без какой-либо поддержки, пульсирующая боль стала еще сильнее.

– А теперь послушай меня, - меня трясло, шатало, мутило и разрывало от боли.
– если ты меня не выпустишь, то весь город узнает об этом. Твоего шефа посадят, тебя тоже.

Анжела истерично рассмеялась, нервно косясь на дверь. Я знала, что времени у меня мало, что сил мало, но уйти я не могла. Дедушкина школа, наверное, но даже полузамутненным сознанием я понимала, что не смогу просто так уйти. Могут найти, заставить молчать...и не только меня.

– Ты обычная девочка, а у Сафронова связи. Что ты вообще такое? Шлюха, которая по ночам крутит голой задницей, - презрительно выкрикнула женщина.
– Я сейчас охрану позову.

– А ты уверена, что я такая обычная?
– надо же, всю жизнь хотела быть простой, а чуть что, так вспомнила и о деде, и об отчиме. Анжела заколебалась и снова нерешительно бросила взгляд на дверь.
– Ты же с самого первого дня меня пасла. Так что уйди с дороги, Анжел, - устало попросила я.

– Ты напишешь заявление?
– жестко спросила она, продолжая колебаться.
– Эй, алло.

– Нет, - выдавила я. Перед глазами поплыли черные точки.
– Нет, не напишу. А теперь уйди отсюда. По-хорошему прошу.

Она медленно отошла в сторону, пропуская меня к черному входу. Я, петляя на каждом ходу, вышла и доползла до такси, выдохнув водителю адрес, ясно понимая, как мне повезло. Мы с Анжелой неплохо поладили, по крайней мере, я так думала, и больно было, когда она безучастно на все смотрела. Но одну вещь я осознавала - всплыви что-то о Сафронове и нам с Аленой не жить.

От боли я пару раз теряла сознание, но потом выплывала из своего коматоза. Водитель ни о чем не спрашивал и даже не смотрел на меня.

– Куда ехать?
– спросил он только.

Я не знаю, о чем тогда думала, но адрес назвала другой - хотя и рядом с нашим домом. Меня высадили, забрали деньги и уехали. Меня уже знобило от шока, но до дома еще идти.

Шла я минут пять, благо, что народу не было, поэтому мой вид никого не напугал. Потом неожиданно показалась Лёна с нашим соседом, который тоже снимал здесь квартиру. Кажется, она закричала. Не помню. Когда я их увидела, то окончательные выдержка и силы испарились. Захотелось упасть и свернуться калачиком, прижимая руки к животу.

– Господи, милая, кто это сделал?
– мы были уже дома, и Лёна гладила меня по волосам, так осторожно и бережно, как будто боялась причинить боль.
– Солнышко, это я. Скажи мне что-нибудь.

– Пить хочу, - прохрипела я и краем глаза заметила женщину, одетую в медицинскую форму.
– Это кто?

– Это врач, солнышко. Она тебя осмотрит и задаст пару вопросов.

Я попыталась отползти и вжаться в спинку дивана.

– Я не хочу никаких вопросов. И осмотр я тоже не хочу.

Женщина услышала мой ответ и посчитала нужным подойти и вмешаться.

– Наталья, здравствуйте. Не бойтесь меня, пожалуйста. Я врач, я хочу вам помочь. У вас есть травмы и повреждения, которые требуют определенного...

– Кто там?
– громче, чем следовало, спросила я, услышав мужские голоса в прихожей. Несколько голосов.
– Кто там?!

Алена выглядела так, как будто сейчас заплачет.

– Это...милиция, Нат. Я вызвала. Надо засвидетельствовать...

– Не надо ничего свидетельствовать.

– Наталья, - врач заговорила со мной как с маленьким неразумным ребенком, - вы же не маленькая девочка. Я понимаю, что у вас шок, но для вас и вашего здоровья будет лучше, если вы не станете мешать оказывать помощь.

Она еще что-то говорила, но у меня сил не было вдумываться в ее слова. Следующие несколько дней превратились...в нечто. Я не знала, как описать это "нечто", но я не ощущала дней. Я куда-то ходила, всегда с Аленой, не оставлявшей меня ни на минуту, потом шла домой и ложилась спать. Я только спала, изредка ела. Никаких слез и причитаний не было. Та женщина приезжала еще пару раз, даже однажды приехала вечером, но не ко мне, а к подруге. Они о чем-то приглушенно заговорили, но из прихожей мне неслышно было, а вот потом пошли на кухню.

– Я не знаю, что с ней делать, - голос подруги был тихим и пустым.
– Она ведет себя...странно.

У меня почти нашлись силы возмутиться. Я нормально себя веду. Ем, гуляю, не истерю, от людей не шугаюсь. Забавно, но я, наверное, ничего не чувствую. Я прислушалась к себе. Да, точно ничего. Только вначале волновалась по поводу Сафронова - такой человек как он не погнушается отомстить за нанесенные увечья. А приложила я его знатно. Но он не появлялся, значит, Анжела слово сдержала. А я сдержала свое - заявление я так и не подала, хотя все для этого было собрано и сделано.