Любовь в мегаполисе. 3. Мы не подходим друг другу

Я подхожу к столу и оперевшись на него руками, шиплю:

– Ты офонарел, Яроцкий?

Он вскакивает и занимает такую же позу, как и я, только, с другой стороны стола. Наши лица так близко, что я вижу крапинки в его глазах. Я понимаю, что дышу слишком быстро и слишком громко, но мне все равно. Если я злилась на него только за его поведение, то теперь готова убить его за его несправедливые слова и сомнительные предположения. Я же даже по нормальному флиртовать не умею. А тут еще и соблазнять!

– Ты придурок, Яроцкий! Если у тебя не получилось трахнуть никого из этих вешалок, то при чем здесь я? Я просто разговаривала с ним? Понял!

– Трахнуть? – я вижу в его глазах изумление.

Но ни йоту ему не верю. И ведь не хотела я выяснять с ним отношения. Не хотела опускаться до этого грязного разговора, но эмоции рвут меня на части.

– Да! Трахнуть! И не отказывайся! Я своими глазами видела, как ты нервничал все время. Извини, что своим присутствием испортила тебе вечер!

Даня молчит и так же тяжело дышит через нос. И, кажется он тоже зол.

Неожиданно он хватает меня за волосы и притягивает к себе так близко, что моя щека касается его губ. И вместо того, чтобы вырваться и уйти, я остаюсь в этом положении и жду его ответа. Я мазохистка? Извращенка? Или что вообще происходит? А Даня тем временем спокойным тихим голосом говорит мне в ухо:

– Да ты, блядь, даже не представляешь по какому поводу я нервничал!

– Да плевать я хотела на тебя и твои нервы! – так же тихо и спокойно отвечаю ему.

– Тогда проваливай отсюда на хрен!

Он резко отпускает меня, чуть оттолкнув, а я уже завелась. И его последние слова к моей ядовитой злости добавляют еще и обиду. Обвинил, наговорил всяких гадостей, да еще и прогнал. Рука сама замахивается для пощечины. Но в этот раз Яроцкий проворней меня. Он хватает меня за руку, и не отпуская ее, запрыгивает на стол и через мгновение оказывается на моей стороне.

Яроцкий смотрит на меня и крепко держит руку прямо у моего лица, при этом отрицательно покачивая головой, а для меня стало смыслом жизни сделать ему так же больно, как и он мне. Я заношу вторую руку для удара, но он и ее перехватывает. Теперь я полностью в его власти и не выдержав взгляда, отвожу глаза в сторону.

– Успокойся, ведьма! Мы всего лишь друзья! – напоминает Даня.

Мне сейчас так стыдно перед ним за свой приступ ревности. А это была именно она. Не злость, не обида, а именно ревность. От осознания своей слабости перед ним даже слезы наворачиваются на глаза. И я часто моргаю, чтоб окончательно себя не выдать. Дыхание медленно выравнивается, но я не решаюсь смотреть ему в глаза.

– Это была неплохая вечеринка. Просто люди были на ней не те. И это мой косяк. Я виноват. И чтобы загладить свою вину, вечером идем в кино. Хочу видеть тебя уравновешенной и при полном параде.

Он отпускает меня и уходит.

– Я никуда с тобой не пойду! – кричу вслед своему мужу, но он словно меня не слышит.

Слезы все же покатились по щекам. Нет, истерики не было. Просто пара слезинок. От своей беспомощности и понимания, какая же я все-таки непроходимая дура. Дура, у которой никогда не было отношений, в которых она бы научилась хоть немного понимать противоположный пол и держать себя в руках. Дура, потому что не играла в эти жестокие игры в старших классах, где девочки влюблялись в мальчиков и оттачивали на них свою стервозность.

Мне Есенин, Асадов и Пастернак были интересней, чем вечеринки с алкоголем, где все мои упакованные одноклассницы лишались девственности. Вот уж они-то бы с Яроцким справились на раз, два. И перевоспитали, и влюбили в себя, и на коленях заставили ползать. А я всего лишь скромная и скучная заучка, которая ни хрена не знает, что теперь делать. Разве что Есенина почитать вслух?

Собрав себя в кучу, возвращаюсь в дом, и иду прямиком в комнату, где сижу до обеда.

Смотрю на себя в зеркало в ванной и не узнаю. Глаза горят, а щеки бледные. Прокручиваю сцену в беседке и закрываю лицо руками. Мало того, что я говорила такие словечки, от которых у папы бы, например, уши в трубочку свернулись, так я еще и показала Дане свои чувства. Господи, пожалуйста, пусть он примет их всего лишь за мой скверный характер. В противном случае, я даже не представляю, что со мной будет. Он меня размажет по стене – это мягко сказано.

Я бы просидела до вечера, но голод меня заставил выйти из своего убежища. Дом был пуст. Даже Даня куда-то уехал. Его машины не было во дворе. Быстро перекусив, возвращаюсь в комнату. Промаявшись несколько часов за ноутбуком, я, наверное, от перенапряжения и пережитого волнения засыпаю.

А просыпаюсь от дикого стука в дверь и грозного голоса Яроцкого:

– Если ты сейчас не откроешь, я вышибу эту дверь к чертовой матери! Настяяяя!

В испуге и непонимании происходящего я подскакиваю к двери, которая закрыта на ключ, и не открывая ее, спрашиваю:

– Что случилось?

– Ты там охренела что ли? Я уже минут десять стучусь к тебе!
– орет рассержено Даня.

– Я спала, - отвечаю, понемногу начиная въезжать в ситуацию.

И даже не знаю плакать мне или радоваться, что муж проявил вдруг беспокойство.

Через дверь слышу, как он матерится, но уже не в мой адрес, а потом уже спокойно говорит:

– Ты помнишь, у нас поход кино. У тебя час на сборы.

– Я никуда не пойду! – стараюсь казаться уверенной, но сомнения в правильности своего поведения заставляют меня нервничать.

Я прижимаюсь к двери спиной, словно мое хрупкое тело сможет удержать ее, если Яроцкий сейчас разозлится и все-таки захочет оказаться в моей комнате. Но я ошибаюсь. Даня по-прежнему спокоен:

– Почему?

А я не знаю, что ему ответить. Потому что он мне нравится и мне очень тяжело находиться рядом с ним, зная, что я его не интересую совсем. Или потому что хочу избежать еще одной встречи с ним, потому что боюсь себя выдать с головой. Или потому что, мне безумно стыдно за утреннюю сцену перед ним.

– Не хочу, - отвечаю тихо и сползаю по двери на пол.

Хочу, чтобы он ушел. Но мои желания в последнее время никто не слышит.

– Насть, ты обиделась?

– Нет.

Я запуталась. В себе. В наших отношениях. Я не знаю, как себя вести рядом со своим мужем и что ему говорить. Потому что каждое мое слово может стать роковым. И все бы ничего, но я боюсь, что Дане все равно на мои чувства. И вряд ли он ответит мне взаимностью.

– Давай поговорим, - я слышу голос Дани на уровне головы и понимаю, что он тоже сидит на полу, прислонившись спиной к двери.