Любовная лирика классических поэтов Востока

* * *

Знай, что весь мир твоей гордыни, надменной брани не снесет! Мое измученное сердце боль расставанья не снесет. Я жизнь свою тысячекратно готов швырнуть твоей собаке, Твой пес не хочет меньшей кости и невниманья не снесет. Осмелюсь ли пойти дорогой, ведущей к твоему кварталу? Ведь так там тесно, что дорога толпы дыханье не снесет. Любовь к тебе ношу я в сердце, но тесно ей с любовью к жизни, Рахш — лишь один, и двух Рустамов он на майдане не снесет. Убив меня стрелою взгляда, ты собралась отрезать косы. Не делай этого, не надо — душа страданья не снесет! Что сделать Хакани с душою, чтоб молча боль снести такую! Ведь красоты такой сиянье все мирозданье не снесет!

* * *

Ни к чему твоя досада, не казни, помилуй нас! Косами играть не надо, белый свет от них угас! Не кидай ты взглядов острых, не карай меня безвинно! Меч судьбы — твой взгляд лукавый… Пощади на этот раз! Хоть враги твои грозят мне и рискую головою, Ты прогневаться решила… Мало мне твоих проказ! Попрекнул тебя я в шутку, но зачем же ты уходишь? Погоди, дай слово молвить, подари еще хоть час! Если что-либо дурное обо мне тебе расскажут, Верь: я завистью оболган, в клевете людской увяз. О, не принимай на веру сплетни за твоей спиною, Если на тебя клевещут, презирай злословья глас. О тебе я не злословил никогда, клянусь аллахом, Мне свидетелем — твой образ, тот, что в сердце не угас! Я наговорил так много, ибо лик, подобный розе, Уберечь хочу от низких, утаить от алчных глаз. Я ничуть не изменился, будь и ты, какой бывала… Говорит о нас весь город, не кончается рассказ. Хакани — твой раб, и, если провинился ненароком, Он готов ценою жизни искупить вину сейчас.

* * *

Вижу, что тебе не нужен тот, кто искренне влюблен, Лишь наглец тебе по нраву, только неуч-пустозвон. Я — твоя немая жертва, не грози рукой насилья! Ты мне грудь пронзи стрелою, все равно я обречен. Ночь — завеса, за которой я свою скрываю тайну, А от солнечного света сердца мука — мой заслон. Душу мне сжигает горе, но, страшась молвы досужей И соперника пугаясь, подавил я сердца стон. Брось кошель пустого «завтра», нет в нем золота свиданья — Я сегодняшний избыток трачу, с милой разлучен. Разве горестное сердце знает страсти этой цену? Разве жемчуг лучезарный раковиной оценен? Если ты лицо откроешь среди розового сада, Ветер утренний отвергнет распустившийся бутон. И покуда сердце бьется, Хакани все там же будет, Милой жаждет сердце злое покорить любовью он.

* * *

Пощади — из глаз я пролил реку, полную огнем! Иль потопа не боишься в ослеплении своем? Плачу жалобно, как серна, пред газельими глазами Сколько горестных стенаний уходило с каждым днем! В шапке набекрень пришла ты и в фисташковой рубашке. Взгляд очей миндалевидных метким кажется стрелком. Засмеешься — две покажешь ямочки на лике лунном, Я заплачу — и на землю два ручья сбегут жгутом. Я, как Сулейман, рыдаю, потеряв заветный перстень, Но уста твои смеются, став рубиновым кольцом. Боже! Радуюсь разлуке — ведь за ней придет свиданье. Милостям не рад — за ними горести приходят в дом. Если даже чуть смягчишься, выжмешь ты из камня воду, Но из меда воск добудешь в гневе яростно-крутом. Дай уста — нет слаще ягод… Ягоде подобен винной Я, морщинами покрытый, с окровавленным лицом. Хакани, лей слезы скорби! Не расстанется с любовью Скорбь — начальник стражи верный, награжденный серебром.

* * *

Страсть к тебе, оба мира пройдя напролет, Многих сердца лишает, вздохнуть не дает. Ты еще на земле не успела родиться, А уж слава гремела нездешних красот. И тоска по тебе подожгла мою душу, Так что бурные искры ушли в небосвод. Будь счастливой, ничто — моя слава дурная, Пусть меня осуждает досужий народ. Враг примчался меня убивать и промолвил: «Что за жирную дичь я добыл в этот год!» Если в мире такая великая смута, Как мне жить, как на лад мое дело пойдет? Хакани беспрестанной измучен враждою, Гонит недруг его, как змею садовод.

* * *

Дни мои ночами стали, оглянусь — кругом темно, И душа к устам подходит, плоть покинуть ей вольно. Небо слышало так часто возгласы мои: «Господь!», Что само им стало вторить и бедой сокрушено. В дом вошла любовь и стала жажду утолять мою, Наливая полной чашей запрещенное вино. Помню: я пьянел, бывало, лишь от одного глотка, Нынче — осушаю чаши, сердце горечью полно. Вижу путь, что не под силу иноходцу моему, И деяния, которых совершить мне не дано. Я пришел к ее воротам, но сказал суровый страж: «Для чего ты здесь, безумец? Не открою все равно!» Молвил мой сосед, внимая вздохам тяжким Хакани: «Вот какая лихорадка! Весь — в жару. Немудрено».

* * *

Не тронуть мне свиданья ветвь — недосягаема листва. Нет сил тебя изобразить — воображенья мощь мертва. Несчастные мои глаза однажды видели тебя, И тысячами бед плачу за миг единый волшебства. Всю жизнь с разбитым сердцем я скитаюсь от тебя вдали, Но весть от сердца твоего не приносила мне молва. Из-за того что до тебя я дотянуться не могу, Душа из уст моих ушла, поникла скорбно голова. И вновь точеная стрела твоих упреков огневых Впивалась прямо в сердце мне, и не слабела тетива, Но счастлив я уже и тем, что вижу издали тебя. Как быть, ведь это — жребий мой, судьба, наверно, такова. Не позволяет сердце мне от этих отойти ворот, Повелевает Хакани все эти вымолвить слова.

* * *

Охватить воображеньем миг свиданья мудрено, Описать его словами мне, должно быть, не дано. Жизнь прошла неуследимо… Паланкин свиданья медлит, Потерялся он в дороге, между тем уже темно. Обещало мне свиданье в срок прийти без опозданья, Но ко мне без уговора смерть пришла, а где оно? Ты пренебрегала нами, ты вино пила с врагами, Не оставив нам ни капли. Мимо протекло вино. На тебя я призываю заклинания Мессии, Но, увы, они бессильны, ты не внемлешь все равно. Что поделать, если к сердцу счастье так неблагосклонно? Хакани к тебе дорогу отыскать не суждено.

* * *

Смотри: с пути любви к тебе не сходит сердце и болит. Из сердца не уходит страсть, как звезды не сойдут с орбит. Молю, к другому не стремись, ведь мне другая не нужна! О, не меняйся, ведь тоска перемениться не спешит! Я так измучился, а ты не научилась тосковать, Дивлюсь, что сердца твоего моя тоска не оживит. Пусть мне в разлуке тяжело, благодарю за это зло! Быть может, хуже будет мне и пуще станет боль обид. Надежда тайная была в душе, как золото, светла, Но тяжкие мои дела едва ли мир позолотит. Невзгоды горькие приму, злосчастью верен своему, Сам удивляюсь, как оно вселенной вспять не обратит. Вода разлуки подошла и плещет выше головы, Не замочив ступни твоей, мне страшной гибелью грозит. О, был ли день такой, когда не знал страданий Хакани И у твоих ворот в крови не кувыркался, как шахид?

* * *

Безумцем стану я, когда, подобна пери, ты придешь. Увижу кольца черных змей, кудрей струящуюся дрожь. Ты — солнце, что взошло в ночи, такого чуда больше нет. Ночь сразу превратится в день, когда над миром ты блеснешь. Хоть ночью, в полной темноте, не смотрит в зеркало никто, Гляжу, тобою ослеплен, — твой лик на зеркало похож.

* * *

Тому, кто заболел тобой, не нужен никакой бальзам. За миг свидания с тобой все царства мира я отдам. Врата к свиданию с тобой нешироки, невысоки, И кто же не согнет спины, к заветным подойдя вратам? Жизнь отдававший сотню раз, чтоб взять кольцо любимых уст, Вовеки не отдаст его за перстень, коим славен Джам. Постигнув, что тебе никто подарков меньших не пришлет, И сердце посылаю я, и веру в дар твоим устам. Терпение изнемогло под страшным бременем тоски, Гора под ношею такой не устоит, а где уж нам! Перед нашествием любви мой бедный разум бросил щит, Ведь перед натиском таким не устоял бы и Рустам. Ты молвила: «Тебя всегда приятно видеть, Хакани!» Ступай же, озорница, прочь, доверья нет к твоим словам!