Любовная лирика классических поэтов Востока
Шрифт:
* * *
В пучине страсти я тону, моих мучений ты не множь! Хотя бы выслушай меня, ведь суть речей моих — не ложь! Душа тобою сожжена… Что там за молния видна? Ты проливаешь кровь мою… Скажи мне, что это за нож? Я плачу и не прячу слез, поток любви меня унес. Так пощади же ты меня! Кругом — буруны, гребни — сплошь. Поток — везде, со всех сторон… Тебе — по щиколотку он, А мне дошел до головы. О, неужели не спасешь? Пусть ты неласкова и зла, пусть мне другого предпочла, Ты знать, конечно, не могла, как на меня он непохож. * * *
Нет ко мне благоволенья, мы опять с тобою в ссоре. Не ступила ты и шагу, чтобы мне помочь в разоре. Душу ржавчиною скорби ты осыпала, не глядя, Что легла на сердце с неба тень печальная лазори. Дни мои ты помрачила — я ни разу из почтенья Не сказал любимой ясно о своем великом горе. Ты своим лукавым взглядом кровь мою пила, как воду, Я слабел и все не видел снисхождения
* * *
Твой нрав безжалостен, как прежде. Была ты злой и столь же зла. Твои глаза не увлажнились, когда ты грудь мою сожгла. Бывает, что враги, смирившись, стыдясь людского осужденья, Мир заключают хоть притворный, но ты готова жечь дотла. Истерся мой язык от жалоб, он стал во рту как волос тонкий, Но ты ни н'a волос уменьшить свое насилье не могла. Ты эту горестную душу своим не радовала ликом, Душа моя с тобой не стала, как твой прекрасный лик, светла. Ты, как жемчужину, пронзила мое измученное сердце, Как раковину, грудь разверзла, но исцеленья не дала. Любовь к тебе мной овладела, над головою воду выпив, И долею души безвинной скорбь неизбывная была. Жестокая, в делах насилья ты этому подобна миру, Но даже мир жестокосердный такие не творил дела. Ты в изобилии усыпав дорогу Хакани шипами, К земле ни разу не нагнулась, ни одного не подняла. * * *
Межу свиданий и разлук тоска влеченья перешла, И вижу я, что боль моя черту леченья перешла. Стараньями загублен труд, мяч быстрый мимо пролетел, Клюка човгана в длань врага в час помраченья перешла. Одно занятье в эти дни, печаль одна — любовь к тебе, Ей невозможно пренебречь, миг — и в мученье перешла. Когда смогу тебя достичь? Ведь наша встреча, словно конь, Ристалищ двадцать перейдя, в край разлученья перешла. Лишенный властелина мир простит соблазн любви к тебе, Ведь вера отлетевших дней грань отреченья перешла. Полу халата Хакани ручей кровавый омочил, Нет, не полу, а воротник волна теченья перешла. * * *
Как ощипанная птица я в руках у палача. Я стою перед тобою, как безглавая свеча. Горько на тебя глядеть мне при сопернике украдкой. Я живу, тебя не видя, участь жалкую влача. Знай: стрела борца за веру тонкий волос расщепила, Но души незримый пояс рассекла ты без меча. Мне в любви клялась недавно и немедля изменила, Обещала мне свиданье и уходишь, хохоча. О тебе душа мечтает, устремляясь в мир свиданья, И мгновенно сотни поприщ пробегает сгоряча. Погляди: сердца упали в тень у стремени любимой, Головы лежат у трона, ей отсечены сплеча. Хакани! От силы страсти дрогнули укоров цепи Так, что звенья разорвались и рассыпались, бренча. * * *
Ты — судья души! Отчего же ни полслова не слышишь ты И меня, о господи боже, чуть живого, не слышишь ты? Я прошу у тебя правосудья, я стенаю во прахе, в крови. Отчего же ни вздоха, ни стона никакого не слышишь ты? Стон горячий, который от сердца я сейчас посылаю к устам, Вновь устами верну я сердцу. Что же снова не слышишь ты? Сколько раз ты меня просила: «О приметах любви расскажи!». Но сама распознать приметы не готова, не слышишь ты. Слышит Рыба, держащая сушу, грохот моря рыданий моих. В том же море плывешь ревущем, только рева не слышишь ты. Притаились в засаде взгляда тюрки-лучники, целясь в меня. Как же отзвука стрел певучих ветрового не слышишь ты? Спросишь ты, не болит ли сердце, но не слышишь криков моих. Как же ты говоришь о сердце, ведь больного не слышишь ты? Или серьги мешают слушать, или локоны, но, увы, Тайных мыслей моих не знаешь, да и зова не слышишь ты. Я тебе говорю: «Сегодня я душою покинут, гордись!». О царица души, или в силу нрава злого не слышишь ты? Лишь тебе сокровища дарят и глаза и уста Хакани. Слышишь имя его сурово, а иного не слышишь ты. Ты — гора серебра, и повсюду говорят о богатствах твоих, Но молвы о сокровищах сердца золотого не слышишь ты. * * *
Сердце за любовь заплатит, не приняв цены в расчет, Но заздравную молитву все же не произнесет. Сто узлов — на верви жизни, не развяжешь ни узла, И терпенью не распутать оплетающих тенет. Мне любимая велела: «К магам за вином ступай! Пламя скорби воды лечат — отыщи водоворот!» И пошел я в гости к магам, но не вижу здесь того, Чья десница в русло сердца воду радости вольет. Вижу: юный виночерпий выплеснул в огонь глоток, Но земля, как прежде, жаждет, буйного потопа ждет. Горе! Он плеснул на пламя Хизровой живой водой. Видя прах, гонимый ветром, все он знает наперед. От глотка впадаю в ярость и вскипаю, как земля… Лишь глоток на прах он пролил, а напиться не дает. Сердце ранила жестоко та, что черпает вино, Разве есть на свете сердце, чтоб стерпело этот гнет? Вот —
мои глаза и слезы, виночерпий и вино, Черепку лицо подобно, всё в морщинах от невзгод. Лишь кувшин, и виночерпий, и вина густой отстой… Иль меня ничто другое от печали не спасет? Знай, о старец-маг! Не буду частым гостем у тебя, Можешь спать, тебя уж больше не встревожит мой приход Не подаст мне больше чаши твой пьянчужка озорной, Чтобы, разума лишаясь, пил я ночи напролет. У твоей горы нет больше той неистовой реки, Чтобы снова подхватило камень мой стремниной вод. Хакани! Помолодела пальма легкая любви. Где рука, что эту пальму беспечально потрясет? * * *
И вновь меня тоска в кабак нетвердым шагом привела, Искателя Каабы вновь в трущобы к магам привела. От нагоняющей тоски бежало сердце одвуконь. Судьба, швырнув меня под плеть, перехватила удила. Я так соблазна избегал, скользил я пеной по воде, Но крокодил любви загнал меня в глубины моря зла. Я в самой гуще боя был, я в сече был, как блеск меча, Когда кольчужного кольца меня заклепка подвела. Ты отпустила тетиву, когда взглянула на меня, И прямо в сердце, точно в цель, твоя ударила стрела. Ах, сердце бедное тебе служило глиной для мытья! Пропало сердце ни за грош, а ты румяна и бела. Разлуки ветер улетел с моею глиной и водой. Вино свиданья принеси, ведь страсть огонь уже зажгла. Поводья жизни упустив, разгула стремя удержи, Для винопития судьба так много поводов дала. Мою потерянную жизнь мне поцелуем возврати, Ведь сгинувшее счастье мне судьба обратно принесла. Хребты и степи Хакани в своей дороге одолел, Но возвратился он домой — жива душа и плоть цела. * * *
Я крепко пьян и пить хочу, скорей воды сюда подай, Горящей розовой воды, багряной, как руда, подай. В покое брачном — в пиале, окрашенной в небесный цвет, Нам солнца огненную дочь, что красотой горда, подай. Сияющее солнце нам в чадре из воздуха неси, Рубин в звенящем хрустале, и пламени, и льда подай. Кувшин Джамшида принеси, кровь Сиявуша в нем кипит, Афрасиабу грозный меч, когда придет беда, подай. Чтоб не обуглилась душа в огне невиданных скорбей, Хрусталь души невинной нам до Страшного суда подай. Чтоб капля, падая во прах, его багрила, как сафьян, Рубин, который не смогла затмить Сухейль-звезда, подай. Не думай, что твои дела лишились блеска навсегда, Того, что, как вода, журчит, что плещет, как вода, подай. Деревня опустошена, — все пьяны, все вповалку спят, Свой голос ты в пустом селе, где жизни нет следа, подай. Тугие косы закрути, нам сердце копьями пронзи, И гроздьев огненную кровь, пока ты молода, подай. Хоть на мгновенье Хакани в уединенье опьяни, Две чаши сладкого вина, не ведая стыда, подай. * * *
Слова раскаянья забудь, отныне не жалей вина, Пока я глиною не стал, дай в глине поскорей вина. Две Кыблы нам воспрещены: иль благочестье, иль вино. Не нужно благочестья — дай кувшинов и сулей вина. Заря и вечер протекут, румяна сменит галие. Подай косметики хмельной! Нет ничего милей вина. Поводья сердца подбери и руку разума возьми, Сбей их с дороги, приведи на улицу друзей вина. Взгляни: идет бездумно жизнь. Ты за полу ее схвати И приведи ее к вину, на берега морей вина. Хмельным глашатаям пиров кричу: «Налейте, я готов!». Эй, собутыльника зови, что закричит: «Налей вина!». Я — тот, кто начал пить с утра. Зови, уж если я таков, Того, кто, как и я, в толпе толчется у дверей вина. Что делать Хакани в раю у тихоструйного ручья? Твое мне сердце — райский сад, так приведи ручей вина! * * *
Мы ч'yжды двух миров делам и здесь и там, ведь мы вольны. Мы выпиваем по утрам, по вечерам, ведь мы вольны. Мы проиграли этот мир, немного праха отыграв, А тот мы отдали в заклад… Все это — хлам, ведь мы вольны. Хоть разум старостой слывет в селенье жизни, у людей, Но в разуме нет нужды нам, он слишком прям, а мы вольны. Ведь в нем — начало всех скорбей, и прах любви — его милей. Нет разуму дороги к нам и всем скорбям, ведь мы вольны. Но в мире есть у нас любовь, что делать, если нет души?.. Есть Сулейман, что трон его, что перстень нам, ведь мы вольны! Не нужен собутыльник нам, что пьян от запаха вина, Мы пьем, и нас не напоить хмельным морям, ведь мы вольны. Пусть верный друг необходим творящим тайные дела, Но мы открыто пьем вино, что грех и срам, ведь мы вольны! Ты нашим глиняным устам дай в глине сладкого вина. А чаша Джама — что она? И что нам Джам? Ведь мы вольны. Что арка неба, купол звезд, чертогов арки, купола! В трущобах пьем и не придем к тем куполам, ведь мы вольны. Мы тело сделали щитом, изнемогли под градом стрел. Излечит раны поцелуй. К чему бальзам? Ведь мы вольны. Конечно, вы от нас вольны, есть вера, сердце есть у вас. У нас нет веры, сердца нет, мы чужды вам, ведь мы вольны. Ты стелешь сети там и сям и нас к покорности зовешь, Нас не поймать твоим сетям, твоим словам, ведь мы вольны. Души спасеньем не хвались, мы не надеемся на рай, И не боимся ада мы… Наш нрав упрям, ведь мы вольны. О Хакани! Подай вина! Забудь Каабу и Замзам! Ведь от Каабы — воля нам, и что Замзам, ведь мы вольны!
Поделиться с друзьями: